Улица, носящая имя Рагиба Мамедова, начинается там, где река Риони огибает деревню Сагвичио, и тянется в сторону Чаладиди. Длина ее три километра. По одну сторону улицы — дома, дворы, по другую — высокая земляная насыпь вдоль Риони. Двери всех домов открываются на реку: будто и после смерти Рагиб встал лицом к лицу с ней.
У входа в сагвичионскую школу — большой портрет Рагиба, обрамленный черной лентой. Эта школа первой приняла на себя удар наводнения, и из глаз учителей, мне кажется, все еще не ушел страх тех дней...
Табличка на трехэтажном здании чаладидинской средней школы гласит, что она носит теперь имя Рагиба Мамедова. Занятия были временно прерваны: два первых этажа нуждались в ремонте. Но школьники не бездельничали: за это время они оборудовали утолок, посвященный Рагибу Мамедову. Ребята надеются, что экспонаты, собранные здесь, станут основой музея, который будет создан в Чаладиди.
Когда занятия в школе возобновились, на первом же уроке все классы писали сочинение о Рагибе. На каждой парте под стеклом лежал аккуратно вырезанный из газет его портрет...
Жители Чаладиди единодушно решили: каждый год первое февраля будет отмечаться как день памяти Рагиба Мамедова. Пройдет немного времени, и в центре села встанет памятник Рагибу, вырастет, зашумит ветвями парк его имени. Это будет красивый парк, потому что каждый чаладидинец считает своим святым долгом посадить дерево в честь Рагиба.
На следующий день в Чаладиди приехали солдаты той части, в которой служил Рагиб. Долго беседовал я с близким другом его Ровшаном Кельбиевым. Этот парень из деревни Гызыл Газма Кубинского района Азербайджана был свидетелем всего происшедшего.
— Утром мы собирались пойти в город погулять, да заодно получить фотокарточки, сделанные неделю назад,— вспоминает Ровшан.— Сигнал тревоги разбудил нас раньше обычного. Когда встали в строй, командир объявил о несчастье в Хобинском районе, сказал, что нужна помощь, и вызвал добровольцев. Мне кажется, мы еще не успели дослушать слова командира, а Рагиб уже шагнул вперед. Отобрали самых опытных водителей, и бронетранспортеры отправились в Поти. Я ехал с Рагибом. В пути наша машина сломалась. Пока ремонтировали, потеряли около двадцати минут. У нас с собой были хлеб и колбаса, я говорю Рагибу: давай перекусим. Он только отмахнулся: некогда, и так опаздываем. В Поти, мол, пообедаем. Ну а в Поти тоже было не до еды: сразу двинулись в Чаладиди. Остальное вы знаете.
Шестого марта я договорился встретиться с людьми, которых спас Рагиб. Собраться решили в парке. Я пришел пораньше в издали наблюдал, как стекается к площади народ. Все были одеты в черное.
Мери Хутаевна Данелия, обняв, расцеловала меня:
— Сынок, ты такой же худой, как Рагиб. Сколько раз давала себе слово, что не буду больше плакать. Но что делать, если при его имени слезы сами бегут из глаз. Где бы мы все были, если бы не Рагиб?.. Муж мой, Важа, десятерых может уложить. Но что его сила против неуемной стихии? Дочь наша Русико не отходила от своего сынишки. Всем нам было страшно, честно тебе скажу. И в доме оставаться страшно, и покинуть его — тоже.
Мери Хутаевна улыбнулась через силу:
— Вдруг смотрим — в окне второго этажа чье-то лицо показалось. Бледное, усталое, только в глазах — свет. Первой меня окликнул: «Мамаша, быстрее». А я, уж не знаю почему, сразу ему доверилась. Протянула руку и по приставной лестнице спустилась через люк в транспортер. Ну а за мной выбрались и остальные. Машину в мутной воде бросает из стороны в сторону, страшно нам и горько дом бросать...
Тина Харитоновна Берая, заведующая клубом, передала мне список спасенных Рагибом. Нази Гагуа, взглянув на него, сказала:
— В первом списке было двадцать семь человек. Но я настояла, чтобы в него включили и меня. Рагиб пришел в мой дом, уговаривал уехать, но я не захотела покидать свои стены. Через час он пришел снова. Я снова отказалась. Тогда он обошел все углы второго этажа, каждую пядь руками прощупал. Потом подвел меня к высокому окну средней комнаты в сказал: «Матушка, вот отсюда ни шагу. Если обвалится потолок, взбирайся на подоконник, опора здесь крепкая». Под вечер одну половину дома смыло водой. Обвалилась как раз та часть, где я укрывалась до прихода Рагиба. Так что двадцать восьмой спасенный им человек — это я...
Плакали женщины, вспоминая Рагиба, прятали глаза мужчины, стыдясь слез. «Во след такому парню не плачут»,— говорили сами себе и отворачивали хмурые лица. Пять часов продолжался наш разговор. «Скажи матери Рагиба,— напутствовали меня на прощанье,— что первый же мальчик, который родится в Чаладиди, будет назван именем ее сына. И много еще появится в грузинских семьях сыновей, носящих азербайджанское имя Рагиб».
Из Грузии я отправился в Азербайджан.
Как ни готовился к встрече с родителями Рагиба, а все же всю дорогу до села Махрызлы, что в Агдамском районе, сердце тревожно сжималось. И даже яркие краски солнечной теплой весны, рано пришедшей в Нагорный Карабах, не успокаивали и не радовали душу.
Наконец машина остановилась возле дома, над дверью которого висел черный келагай (Келагай — шелковый платок.). Во дворе виднелся фундамент нового дома, там работали какие-то люди. С десяток мужчин пили чай под палаточным навесом.
— Отец Рагиба? — переспросили аксакалы.— Вон он...
И показали на фигуру, одиноко сгорбившуюся чуть поодаль, у печки.
Мы молча поздоровались. В рукопожатии Гюльмалы еще чувствовалась прежняя сила, но лицо было измученным и погасшим.
Я не сразу заметил, как во двор вышла мать Рагиба — тетя Роза. И растерялся под ее взглядом, который словно бы ждал от меня какой-то обнадеживающей вести. Не найдя нужных слов, я неловко достал из сумки жестяную табличку с надписью на русском и грузинском языках. Такие таблички прибиты к стенам домов в Чаладиди на улице, носящей имя Рагиба Мамедова.
Тетя Роза взяла ее в руки, погладила дрожащими пальцами и прижала к груди, потом к глазам. И жесть потемнела от беззвучных материнских слез...
О гибели сына родители узнали из программы «Время». Стол в доме завален письмами, пришедшими родителям Рагиба. «Не будь поддержки людей,— говорит дядя Гюльмалы,— не вынесли бы мы с матерью горя...»
Недолго прожил Рагиб. Что такое двадцать лет?.. Всего лишь первый шаг в свою судьбу, самое ее начало. Всего лишь одна страничка летописи рода Мамедовых, но яркая и достойная страничка. Мамедовы в Агдаме — народ известный. Деда Рагиба, Хуршуда Мамедова, в деревне звали «колхоз Хуршуд», потому что он первым записался в колхоз, когда началась в Агдаме коллективизация. В 1941 году дед ушел на войну, воевал на Ленинградском фронте. После ранения работал в тылу, награжден орденом Трудового Красного Знамени и множеством медалей.
Погиб на фронте Бахыш Мамедов, на белорусской земле похоронен Сулейман Мамедов... Четверо из рода Мамедовых носят звание Героев Социалистического Труда. Крепкие корни были у Рагиба...
Желтым облаком окутаны кизиловые деревья, посаженные Рагибом у отчего дома: пришла пора цветения. Считаю, сколько их здесь — в первом ряду, во втором... Дальше не стал — испугался, что деревьев может быть больше, чем лет хозяину. Мудрецы говорили: хочешь навечно остаться на земле, посади дерево. Не дерево — рощица поднимется скоро у задней стены отчего дома...
Когда я вернулся из командировки, один из друзей спросил меня:
— Где ты был, что-то давно тебя было не видно?
— В деревне Рагиба,— сказал я.
— В какой его деревне? — переспросил друг.— В Грузии или в Азербайджане?
«Вот это и есть жизнь после смерти»,— подумал я.
Чаладиди — Агдам
Айдын Селимзаде
В мастерской Замудина Гучева плавает терпкий запах свежего сена...
Мастер не торопится с рассказом, и я внимательно оглядываю тесноватое подвальное помещение, освещенное одинокой лампочкой. Первое, что бросается в глаза, большие деревянные рамы с часто натянутыми бечевками — простейшие ткацкие станки. Внизу каждой рамы можно рассмотреть уже начатые циновки с травяной бахромой по бокам. На побеленных стенах висят готовые циновки. Одноцветные, украшенные несложным, но изящным узором. Игра светотени в упругих переплетениях травы, теплый золотистый тон притягивают к ним взгляд. В углу мастерской — снопы рогоза, желтоватой с прозеленью сухой болотной травы; она-то и служит материалом для плетения.
Мне рассказывали о Гучеве как о большом энтузиасте, возрождающем старинное кабардинское ремесло — плетение арджэнов, узорных циновок. В поисках мастериц, которые продолжают работать, а также тех, кто помнит секреты традиционного ремесла, Замудин исследовал кабардинские села Арик, Псыкод, Нартан, Алтуд, Нижний и Верхний Курп, Урвань, Дейское и другие, слывшие некогда центрами плетения арджэнов. Чтобы самому овладеть этим ремеслом, Гучев составил вопросник из 198 пунктов и во время бесед с мастерицами скрупулезно заполнял его. Постепенно он научился работать с рогозом и с помощью республиканского центра народного творчества организовал в Нальчике студию «Арджэн», где стал обучать школьников.
