Мне бы не хотелось, чтобы все это понималось упрощенно: вот Середа осознал и встал на защиту природы. Нет, все сложнее. Есть веление времени — одни принимают его раньше, другие — позже, третьи подчиняются ему нехотя, повинуясь распоряжениям и законам. Но всегда есть самые первые, и, чтобы объяснить, почему они избрали свой нелегкий путь, стали первопроходцами, нужно понять, кто они.
Итак, вернемся к истории с «лунным» ландшафтом. К тому времени, когда Середа осознал, что в душе его происходит конфликт. Как мог бы поступить на его месте другой хозяйственник? Возможно, он подавил бы в себе «души прекрасные порывы» и сказал: «Мое дело — план, надо давать руду. Защитой природы пусть занимаются другие». И вероятней всего, оказался бы в числе тех, третьих, которые дожидались соответствующих решений, — так спокойней.
Что и говорить, простой путь. Середа пошел нетореной дорогой. И поэтому мы ничего не знаем об упомянутом имярек, а пишем о Середе.
Казалось бы, всю свою жизнь он провел вдали от крестьянских забот — студент, летчик, горный инженер. Да, он родился, учился, воевал в тех же местах, где хозяйствует сейчас, на родимой Днепропетровщине. Все равно рушится нехитрая схема: живет в селе — близок к земле, уехал в город — оторвался от нее. В юности его заворожил самолет. Середа поступил в аэроклуб. Авиация в те годы была, как для нас космонавтика. Увлекли его небеса. А земля? Что ж, как сказал поэт: «Земля любима, но небо — возлюбленно. Небом единым жив человек». И Середа «жил небом» всю войну, потому что сражаться ему довелось в авиации — вначале на истребителе, потом на штурмовике.
Так Середа пролетал всю войну. Мне сказал: «Повезло». Четыре года сражался он за нашу землю. Вдумаемся в эти слова — за землю...
— Сколько за эти годы перекорежили земли — смотреть было больно. Сколько перепортили курганов... — так вспоминал он, когда в его краях нашли знаменитые клады скифов. Земля для него и история, и просто земля — кормилица.
— А правда ли, что фашисты вывозили украинский чернозем в Германию?
— Правда. Грабили самую основу нашего богатства, внуков наших грабили, — с болью говорит Середа. — После войны я поступил в институт.
— В сельскохозяйственный?
— Нет, в горный, в тот самый, что бросил когда-то ради аэроклуба.
Видно, по сердцу пришлось ему горное дело, если возвращался к нему столько лет спустя.
«Чернозем выселяют!»
— А ведь мы, горняки, не всегда враждовали с землей. Когда кайлили уголь и поднимали в корзинах — земле вреда не было. И над шахтами колосились поля, разве что уродовали их терриконы. Но вот пришел открытый способ добычи руды. Почву сдирали, как шкуру с загарпуненного зверя.
— Однако способ этот прогрессивный?
— Разумеется. Избавились от тяжелого, подземного труда — это ж теперь не в темноте, в шахте, а на солнышке работать — машинами! Выросла производительность труда, почти не стало увечий на производстве. Человеку — хорошо, земле — плохо. Над поселками стон висит: «Чернозем выселяют!» И людям не по себе. Вот как получается...
Ведь надо же, придумала природа — самые богатые залежи марганцевой руды спрятала под богатейшими в мире украинскими черноземами. Словно поставила перед людьми неразрешимую задачу: либо «хлеб металлургии» — марганец, либо он — хлеб наш насущный... Работал я, а людям в глаза смотреть стыдно. Думал: открыли бы марганцевую руду где угодно — в пустыне, в Заполярье, на другой планете, — так бы и поднялся, переехал туда вместе с комбинатом...
Слушая Середу, я думал о конфликте, который созрел в душе этого человека: Середа-горняк против Середы — рачителя земли. Все-то мы любим раскладывать по полочкам: этот человек такой, этот сякой, налево — технарь, направо — природолюб, тут лирик, здесь физик... Нет, не укладывается Середа в эти схемы. Именно с его приходом на производство здесь начали закрывать шахты и открывать карьеры...
Конечно, все это было не так просто. В 1955 году, когда Середа приехал в эти места, дела на производстве шли плохо. Комбинат уже много лет не выполнял плана, а жизнь в поселке... Вокруг степная пыль, ни деревца, воду привозили в бочках.
Вот тогда, собрав рабочих, инженеров, Середа решил все в корне менять: выработали план реконструкции, вместо шахт — переходить постепенно к открытым разработкам. «В общем, взяли мы производство за ушко да и вытащили на солнышко», — улыбается Середа.
А быт? Приказал строить коттеджи, закладывать сады. «Рабочие ко мне, — вспоминает Григории Лукич. — «Да здесь сроду ничего не росло!» — «И неправда, — говорю, — росло! При наших предках росло и при нас будет — земля же» богатейшая!»
Так в степи появились первые сады и... карьеры. Но земли еще было много... К 1958 году комбинат уже трижды завоевывал переходящее знамя министерства. Его там оставили навечно, а руководитель Орджоникидзевского ГОКа Г. Л. Середа был удостоен звания Героя Социалистического Труда. И вот тогда, как говорится, в зените славы, он понял, что, окружая город выработанными карьерами, он в конце концов обрубит сук, на котором сидит: город просто задохнется со временем в объятиях индустриальной пустыни.
— Итак, комбинат богател... — продолжал я разговор.
— Дело в том, что в этих степных, малоуютных местах могло существовать только передовое производство. Будет шахтер работать здесь за те же деньги, что и в обжитых местах? Нет. Значит, налаживаем дела так, чтобы он получал у нас больше. Это. во-первых. Далее — быт. В Орджоникидзе ненадежно принимались телепередачи. Думаете — мелочь? Как бы не так! Горняк хочет, например, после работы «поболеть» за свою футбольную команду — иначе какая жизнь. Я вызвал специалистов, поставил ретранслятор, на, смотри. А все почему? Потому что комбинат начал приносить прибыль.
— Кажется, улавливаю связь с рекультивацией земель. Только богатое, сильное, передовое предприятие могло решиться потратить на это новое дело часть средств... Могло-то могло, но ведь если начистоту, то у вас в планах графы такой" — на восстановление земли — не было, не так ли?
— Откуда мы брали деньги? Расскажу вам недавнюю историю. Произошла она еще до постановления Совета Министров СССР о рекультивации земель. Приходят горняки в министерство и просят средства на эту самую рекультивацию. Им отказывают. Они в амбицию: «А почему Середе даете?» А им: «Ничего мы Середе не даем, он сам берет!»
И это была правда...
Григорий Лукич — умный, предприимчивый хозяин в лучшем смысле этого слова. В начале шестидесятых годов он понял, что его конфликт становится для горнодобывающей промышленности типичным — карьерное хозяйство росло, больше площади отводилось под города и заводы, а количество земли, приходящейся на человека в стране, несмотря на освоение новых площадей, падало. Он видел, что, начав рекультивацию, вступает в конфликт с узковедомственными интересами, с владельцем же земли, социалистическим государством, у него конфликта не было.
Так-то это так, но ведомство-то было родное, горнодобывающее. Его дело — план. И заботу о земле Середа начал по-умному, исподволь. Недалеко от Орджоникидзе строили Северо-Крымский канал. Он послал туда рабочих с наказом освоить мелиоративную технику, а потом эту самую технику, уже списанную, скупил, отремонтировал и применил у себя.
Дальше, намечая реконструкцию производства, ввел туда и план восстановления земли. Исподволь, незаметно. Но никто ему этого не запретил, не мог запретить: к тому времени дули попутные ветры.
— И не так уж много на эту рекультивацию нужно, — говорит Середа. — Затраты — один процент от себестоимости руды. Но как было включить в план производства тех же страусов?..
...Лет пять назад в Орджоникидзе приехал корреспондент одной из газет. Увидел он страусов и сады на бывших карьерах, но решил проверить эту гармонию алгеброй экономики. То ли не сошлись у него концы с концами, то ли смотрел он на новое дело слишком практично, но он сказал Середе:
— Ваша рекультивация не окупится ни за десять, ни за сорок лет. Она убыточна. Зачем вы, горняк, так стараетесь?
— Знаете ли, — ответил Григорий Лукич, — я не люблю высокий слог, а придется. Это ж земля. Земля! Разве к ней, в широком смысле, применимы наши обычные понятия рентабельности и окупаемости? Она киммерийцев кормила, скифов кормила, нас кормит и через тысячу лет потомков кормить будет. Рентабельно ли ваше существование на тысячу лет? Или мое? Существование земли так же рентабельно, как существование человечества. Какие на этот счет возможны нормы?
Решение подсказали скифы
Середа любит повторять, что землю не на рубли нужно мерить, а на поколения. Однако это не помешало ему снизить стоимость восстановленного гектара чуть ли не вчетверо. И все-таки на первый взгляд рекультивация может показаться убыточной.
