не выдержала и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на Марию, которая при свете яркой Луны, льющемся из зарешеченного окна, сейчас еще сильнее напоминала призрака. Сердце Юрики снова кольнуло, когда взгляд упал на культю ее левой ноги. Так автомобильная авария покалечила тело Марии, и ее дущу, отняв еще и родителей.
«Я уже все решила,» – напомнила Юрика себе, и отбросив колебания, покинула спальню.
– Я должна.
***
Без особых проблем покинув территорию приюта, Юрика направилась в город. В Ховин вела узкая асфальтированная дорога, у обочин которой было полно деревьев и кустарника, так что она не переживала по поводу укрытия, если кто вдруг заметит ее отсутствие и бросится в погоню. Да и сама вероятность подобного события близилась к нулю. Сейчас ее главная проблема – это добраться до своего убежища до рассвета.
До города час пешком, а ночи летом короткие.
Сколько раз за четыре года она повторяла этот маршрут снова и снова, ночью, по совершенно пустой дороге, почти не скрываясь? Четырнадцать, и этот, пятнадцатый, будет последним. Когда Юрика снова вернется в приют, то выйдет из него уже днем, ведя за собой Марию.
Девочка попала в дом для сирот три года назад, в возрасте десяти лет. Юрика слышала, что никто из друзей семьи и дальних родственников Марии не захотел оформлять над ней опеку. Тяжелые, кризисные времена. Слабые люди. Внук основателя приюта и нынешний его попечитель, Ховино Рун, с радостью принял ее под свое крыло и передал в заботливые руки Болии Ларсы, точно так же, как когда-то поступил и с Юрикой. Только вот Юрика была младенцем, когда это произошло, а уже совсем взрослой Марии пришлось принять тот факт, что вся ее прежняя жизнь разрушена.
Обстоятельства сложились так, что на тот момент только она была в приюте ребенком-инвалидом. А дети очень жестоки. И Юрика до сих пор стыдилась того, что после поступления Марии вздохнула с облегчением: до ее появления именно она была в заведении белой вороной.
Жертвой насмешек и издевок Юрика стала из-за редкого в этих краях разреза глаз, указывающего на ее частичную принадлежность к народу яо, и волос насыщенного красного цвета. Этот цвет был настолько неестественным, что назвать ее рыжей язык не поворачивался. Зато дети придумали для нее массу других прозвищ, за самое невинное из которых девушка готова была разорвать обидчика в клочья.
С появлением совершенно беспомощной Марии задиры, которым до этого момента приходилось расплачиваться синяками и ссадинами за попытки выплеснуть лишнюю энергию на Юрике, воодушевились и принялись за дело с утроенным усердием. И когда через неделю совесть Юрики обратила ее внимание на ту, благодаря которой она могла наслаждаться покоем, от Марии осталась только бледная тень. Казалось, она уже просто не хотела жить.
Две сломанные руки, одна нога (зато в двух местах), дюжины пальцев и ребер, пятнадцать зубов – вот цена, которую заплатили обидчики Марии за свое рвение в издевательствах. Болия Ларса была в ярости, Ховино Рун был готов вышвырнуть Юрику из приюта, но в последний момент что-то удержало его от этого поступка. И девушка лишь угодила в карцер на целый месяц.
Тогда у нее было достаточно времени для размышлений над тем, почему, защищая Марию, она была настолько жестокой, ведь до этого дня, когда приходилось защищать себя, дело не заходило дальше вывихнутого пальца или разбитого носа.
В тот день, когда ее выпускали, дверь карцера открыла сама Болия Ларса, а рядом с ней стоял человек, которого Юрика уже не раз видела в приюте – Джин Саргас. По слухам, он был из круга лиц, обеспечивающих финансирование приюта, и хотя на вид ему было чуть больше двадцати, волосы его были седы как снег. Юрика всегда испытывала к нему симпатию, но тогда не могла понять, почему он стоял тогда возле двери и смотрел на нее так... как будто она для него что-то значила.
К сожалению, у Юрики так и не появилось возможности поговорить с ним, Джин Саргас, казалось, избегал ее. А за последний год она не видела его ни разу.
Разумеется, оказываясь время от времени за стенами приюта, девушка пыталась его найти, но единственное, что она смогла узнать – это то, что в Ховине нет человека с таким именем. Кто он и откуда на самом деле, мог знать только сам Ховино Рун.
Юрика надеялась, что теперь, когда у нее достаточно времени для поисков, а территория не ограничена одним только Ховином и окрестностями, ей удастся отыскать его след.
***
Небо на востоке уже начинало светлеть, когда девушка пришла к двухэтажному заброшенному дому в самом неблагополучном районе Ховина – город, выросший в холмистой степи в центре круга из пяти угольных шахт, не мог не обзавестись таким районом после того, как две из них были признаны нерентабельными. Массовый исход потерявших работу шахтеров вместе с семьями оставил после себя десятки пустующих домов и глухую тоску в сердце любого занятого взрослого жителя Ховина, заглянувшего сюда по своей необходимости. А еще тот массовый исход создал пустое пространство, которое не могло быть не занято теми, кому не было места на оживленных улицах, под многочисленными взглядами горожан, и очень внимательными взорами жандармов. И где-то во временном промежутке между первыми незваными гостями в лице крыс, бездомных собак, бездомных людей – и нынешним моментом кто-то назвал это место из трех улиц и пяти переулков Угольником.
Нужное Юрике здание было достаточно большим, чтобы укрыть от бдительного ока жандармов целую банду беспризорников, которая выживала в городе только за счет попрошайничества и воровства. Их компания мало чем отличалась от той, которая окружала Юрику в приюте, и лица, которые там находились, порой были знакомы девушке с раннего детства. Вот только главным здесь был Вик, для которого в первую очередь была важна не внешность человека, а его таланты. И талант Юрики к извлечению разных материальных ценностей из карманов рядовых обывателей он ценил очень высоко. Еще он ценил ее талант к рукоприкладству, который выручал их в жестоких сражениях за территорию с бандами малолетних хулиганов из других, более благополучных районов.
Сейчас Вик был нужен девушке только для того, чтобы забрать у него
