подойти так близко?
Ее мысли так легко читаются на бледном от испуга личике.
Нервно вздыхая, девушка предпринимает попытку оттолкнуть меня, но мои руки перехватывают ее маленькие ладошки, забирая их в плен и переплетаясь с ними.
– Я скучал, – рокочет мой голос, полный предвкушения ее близости. – Лежал ночами без сна, представляя нашу долгожданную встречу.
– Отпусти! – умоляет она, наверняка чувствуя, как щиплет глаза от подступающих слез. – Ну зачем я тебе? Разве мало девушек на свете? Зачем тебе я? Несчастный инвалид, который не может даже увидеть тебя? – Эла предпринимает последнюю попытку воззвать к моему разуму и человечности.
Ее трясет от мужской близости настолько, что губы начинают дрожать, а зубы – клацать друг о друга. Старые страхи не так-то просто побороть. Ее отец хорошо постарался, чтобы она никогда не расставалась со страхом чужого присутствия рядом. Но, даже зная всё это, я не в состоянии предоставить так необходимое ей личное пространство.
– Девушек много. Но ты одна, – чеканю я с какой-то щемящей сердце нежностью, которую не знал никогда ранее. – И плевать мне, что ты слепая. Слепая, глухая, без ног – на всё плевать! Ты – моя Очаровашка, я так решил, и тебе придется принять это и смириться!
Эла
Я вскочила с отчаянным криком, пытаясь разогнать темноту, что уже должна бы стать привычной, но не стала. К такому нельзя привыкнуть. Сердце всё еще живет надеждой, что однажды, очнувшись от очередного кошмара, я смогу увидеть свет.
Мне нечего было больше бояться, но страх всё еще довлел надо мной.
Пусть и не наяву, но в моих кошмарах я всё еще была под властью того чудовища, что звалось моим отцом. Хотя он недостоин был называться даже так.
Какой отец разрешит своему ровеснику чинить такие бесчеловечные вещи с единственной несовершеннолетней дочерью?
Ужасы, пережитые мной, до сих пор не оставляли меня в покое, из раза в раз возвращая в те ненавистные ночи, полные боли и стыда.
Я сбежала, думая, что оставила те ужасы позади, но человеческая память – подлая штука, помнящая всё и мучавшая меня воспоминаниями изо дня в день.
Я сбежала, чтобы никогда не возвращаться в тот мир криминала и боли, в котором властвовал мой чокнутый папаша.
Правда, тот мир не оставил меня и в другой стране.
Сбежав в холодную Англию в надежде на то, что там уж меня точно никто не догадается искать, я и предположить не могла, что стану жертвой теракта.
Как будто мало было в моей жизни боли, кто-то свыше решил отнять еще и зрение, сделав меня беспомощной калекой.
Я часто думала о своей несчастной судьбе. Сбежала из одной тюрьмы, чтобы попасть в другую. Заключенная в собственном теле, стала отшельницей, практически не выходя из дома и ни с кем не общаясь.
Украденные у отца алмазы принесли мне хорошие деньги, на которые я могла безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Так что волноваться о завтрашнем дне мне не приходилось.
Я со многим готова была смириться, лишь бы не возвращаться в тот кошмар, в который превратил мою жизнь отец.
Даже с собственной слепотой.
Уж лучше такая жизнь, чем судьба в качестве жены садиста, которую для меня уготовили.
Единственным утешением был мой мопс. Я, всю жизнь грезившая о собаке, наконец смогла осуществить свою давнюю мечту, приобретя мопса сразу по приезде в Лондон.
Так и жила в своем маленьком мирке, где четвероногий друг был единственным источником тепла и радости.
– Я думал, ты проспишь полдня. Но вижу, инстинкты у тебя всё же есть, – раздался вдруг голос, заставивший меня вздрогнуть и начать отползать к изголовью кровати.
Я бы узнала этот голос из тысячи!
Раб моего отца, один из многих, что были готовы прислуживать криминальному авторитету, держащему в своих руках наш город.
Неужели отец нашел меня?
Бред! Он мертв! Страх настолько затмил мой разум, что я перестала соображать!
– Скучала по мне, Очаровашка?
Хрипловатый голос, полный какой-то больной одержимости, заставил меня задрожать от страха.
– Я вот скучал. Два гребаных года тосковал по тебе, разыскивая по всей стране, пока ты пряталась в этой холодрыге.
– Я… – Страх мешал говорить, я лишь сжалась в комок, пытаясь уменьшиться в размере.
– Думала, сбежишь от меня? Забыла, что я говорил тебе?
Он многое говорил. В основном – всякие глупости, за которые отец, услышь он их, приказал бы четвертовать безумца.
Но его это никогда не останавливало.
«Моей будешь, Очаровашка».
«Твои глаза словно янтарь, знаешь, Очаровашка?»
«Интересно, на вкус ты такая же сладкая, как выглядишь, Очаровашка?»
Я не была дурой, прекрасно понимала, чего он жаждет. Его одержимый взгляд, преследовавший меня, был полон желания и похоти.
Две эмоции, которых я боялась больше всего на свете.
* * *
– От меня не уйдешь…
Он продолжает говорить, но я уже не слышу, не понимаю его слов, хоть и отвечаю что-то. Умоляю его, но паника настолько захлестывает меня, что я бы и не вспомнила, о чем именно.
– …девушек много, но ты одна, – доносится до меня его хрипловатый голос, полный эмоций.
Да, одна.
Одна такая несчастная и невезучая, что он смог отыскать меня.
Прикрыв глаза, из которых уже ручьем текут слезы, я отчетливо представила перед собой его красивое лицо.
Вспомнила тот последний раз, когда видела его. В тот день он в очередной раз подкараулил меня – не знаю, как ему это удавалось в доме, полном охраны отца, но он всякий раз ловил момент, чтобы провести со мной односторонний диалог, ведь я никогда ему не отвечала.
Вот как сейчас. Наверняка стоит, возвышаясь надо мной скалой, в своей излюбленной кожаной косухе. Короткие волосы ежиком, шрам около левого глаза и татуировки. Их – целая россыпь, начиная от шеи и дальше, они уходят под майку, и – уверена – обвивают всё его накачанное тело.
Он был самым молодым из людей, окружающих отца. Другие в его возрасте только мечтать могли о таком положении в иерархии Тимура Висхожева.
По моим подсчетам, ему или уже исполнилось, или должно было исполниться двадцать шесть. Не такой старый, как мой жених, навязанный отцом, но всё равно – взрослый для меня, которой едва исполнилось девятнадцать.
* * *
Мой день рождения был на прошлой неделе, и я, как и в прошлый раз, провела его в компании Амура.
Амур – это мой мопс. Единственная родная душа и друг, которого я могла себе позволить в своем положении.
– Ты возьмешь всё самое необходимое, и мы
