её по заднице, когда она наклонилась, чтобы что-то поднять.
— Сколько лет мы с тобой уже этот сериал смотрим? — усмехается Макс. Он не выглядит особо весёлым, что кажется немного странным, но я стараюсь не выдать своей заинтересованности, потому что всё ещё злюсь из-за той куклы. Да, я помню, что он не мой парень и вообще может делать что хочет, но я же всё-таки женщина? Имею право ревновать не своего мужика.
— Последний раз смотрели месяца три назад, — вздыхаю, тонко намекая, что времени вместе мы стали проводить катастрофически мало. И я понимаю, что это нормально, каждый из нас взрослеет, и эта дружба просто не может продолжаться вечно, но… Но мне так сильно его не хватает.
— Прости, маленькая, — выдыхает Макс, а я таю от этого прозвища. — Учёба всё время забирает, ты же понимаешь.
А учёба ли?
Еле сдерживаю язык за зубами, понимая, что это не моё дело. Не моё.
— Понимаю, — говорю почти шепотом, сама не зная, отчего в уголках глаз скапливаются слёзы. Я не могу и не хочу его терять, но жизнь такая идиотская штука, на самом деле. Мы отдаляемся, и я это чувствую. Он уже совсем взрослый парень, а я подросток, с которым ему явно не по пути. Через пару лет он женится и обзаведётся семьёй, а мне едва ли исполнится восемнадцать в то же время.
— Скажи-ка мне, Медведева, — деловито протягивает Макс, поворачиваясь ко мне всем телом, — ты какого черта вообще сидишь тут и мёрзнешь? Не болела давно?
Болела я и правда совсем недавно, но откуда об этом знает Макс, не представляю. А смотрю на него боковым зрением и едва сдерживаю восхищённый стон: он невероятно красивый. Как с обложки журнала, правда. Эти пухлые губы… Боже. Отвожу взгляд, потому что мысли завернули куда-то явно не туда.
— Мне не холодно, — нагло вру, едва ворочая посиневшими от мороза губами. Не понимаю, почему не говорю Максу правду, хотя… Понимаю. Я просто не хочу возвращаться в дом, где все ещё пьет толпа студентов. Где всё ещё есть та блондинка, которая весь праздник не может отлепить свои клешни от Макса.
Моего Макса, мечтаю сказать, но, к сожалению, своим я могу назвать его только в качестве друга. А учитывая то, как хреново общаемся мы в последнее время, уже и в этом звании я совершенно не уверена. Да и зачем ему общаться с малолеткой? Раньше он наверняка чувствовал себя ещё одним моим старшим братом, а сейчас что? Я и родному-то уже не особо сдалась, а Максу там тем более. Возиться с великовозрастным ребёнком такое себе веселье, я уверена.
— Не холодно ей, — ворчит Макс, осторожными движениями стряхивая снег с моей макушки. — Пошли в дом.
Я качаю головой, тщетно пытаясь ему отказать… Но это же Макс. Когда он вообще слушал хоть кого-то в этом мире? Каким бы идеальным он ни был для меня, на деле он та ещё задница.
Именно поэтому уже через пару секунд он, довольный собой, идёт в дом, а я верещу, барахтаясь на его плече как полудохлая селёдка.
— Ну конечно, — хлопаю его по спине, — кому важно мнение Арины? Арина же ещё ребенок, что она может понимать?
— Умничка, малышка, — хохочет Макс, и я расслабляюсь, понимая, что сопротивление бесполезно.
Словно бы я сопротивлялась по-настоящему…
2. Полторашка
— Макс, поставь меня на место, я не шучу, — говорю с отчаянием в голосе, окончательно расслабившись в руках друга. В дом, на самом деле, совершенно не хочется, но я уже согласна войти туда на своих двоих, но не въехать на плече Макса.
— Я тоже не шучу, ты замёрзла, надо греться. И вообще, что тебе не нравится? Такой транспорт, — он смеётся, перехватывая меня поудобнее, а я не знаю, то ли мне радоваться, то ли стонать в отчаянии. С каждым днём я всё больше понимаю, что мои чувства к этому несносному придурку самые настоящие и очень сильные. Но я помню про разницу в возрасте и то, что лучше бы с ним не сближаться ещё сильнее, если я не хочу, чтобы было больно. Потому что мне уже больно…
— Макс, у меня есть ноги, я умею ходить, отпусти, — стараюсь вложить в голос максимум серьезности, и, кажется, это срабатывает. Тимофеев ставит меня на ноги, хмурясь, когда наклоняется к моему лицу.
— Малышка, что-то случилось? — он правда озадачен, и я понимаю почему. В любой другой день я бы хохотала, вися на его плече, щекотала его и пищала от счастья. Такое поведение, как сейчас, для него очень непривычно. Да и для меня тоже, если честно… Просто я очень расстроенная, а ещё очень вредная и противная пятнадцатилетняя влюбленная дура.
— Все нормально, — стараюсь улыбнуться. Просто чувствую себя такой идиоткой, знаешь? — Просто спать охота, правда.
— Ну… Ладно.
Макс хмурится, явно не верит мне, но я продолжаю улыбаться и, чтобы доказать, что не вру, поднимаюсь на носочки и целую гладкую щёку, с трудом дотягиваясь до его лица. Высокий, зараза. Особенно для моих ста шестидесяти сантиметров. «Полторашка» — называет меня Тёма, а я продолжаю ненавидеть его за идиотские прозвища.
— Пойду к себе, — и ухожу, рывком открывая входную дверь. В нос сразу попадает аромат винограда, а всё помещение заволочено густым дымом от кальяна. Интересно, сегодня они пропалят диван, как позапрошлым летом, когда мы с родителями были в Турции? Это уже новая мебель, боюсь, одним подзатыльником в этот раз Тёма не отделается.
Закатываю глаза от смешных воспоминаний и пытаюсь незаметно пробраться через толпу. Чувствую, что Макс идёт сзади, правда не очень близко, и от этого почему-то ощущаю себя увереннее. Атмосфера, конечно, не для моей души, но я стойко выдерживаю этот поход через толпу пьяной и весёлой молодежи, как у самой лестницы меня хватают за запястье и разворачивают на девяносто градусов.
Макс.
Ну конечно. Не даст мне спокойно уйти в комнату и плакать до самого утра.
Но только он успевает открыть рот и назвать меня моим горячо любимым прозвищем, как откуда-то сбоку появляется та самая
