Теперь, когда вся дверь была на виду, стало ясно, что ее уже вскрывали — в ней было два заново замурованных и опечатанных отверстия, причем та печать, которую мы увидели первой — шакал и девять пленников, — покрывала эти отверстия, а печать Тутанхамона находилась на нетронутой части двери.
Следовательно, до нас здесь побывали грабители — и не однажды. Оставалась надежда, что они не опустошили ее окончательно.
Утром 25-го мы вскрыли дверь. За ней начинался ведущий вниз проход той же ширины, что и лестница, около 7 футов в высоту, доверху забитый осколками камней.
Разбирая проход, мы находили глиняные черепки, куски штукатурки, алебастровые кувшины, целые и битые, разноцветные керамические вазы, многочисленные осколки других предметов и бурдюки — в последних, наверное, хранили воду, нужную для замуровывания дверей. Это были улики ограбления...
Волнение
26 ноября был самым чудесным днем в моей жизни, и вряд ли еще когда-нибудь доведется мне пережить такой.
Утренние работы продвигались медленно: мы боялись упустить, проглядеть хотя бы один предмет в грудах мусора. К полудню мы наткнулись на вторую запечатанную дверь — почти точную копию первой. Эта дверь была 30 футами ниже уровня входа.
Отпечатки менее четкие, чем в первом случае, но все равно можно было различить печати Тутанхамона и царского некрополя.
Дрожащими руками я проделал крошечное отверстие в верхнем левом углу. Железный зонд, который я туда просунул, ничего не встретил на своем пути — за дверью было пусто. Мы проверили, не содержит ли вырывающийся из отверстия воздух горючие гады, и я заглянул.
Сначала я ничего не увидел, так как поток воздуха заставлял пламя свечи трепетать, но когда глаза привыкли к неровному свету, детали внутреннего убранства стали постепенно выступать из мглы: странные звери, статуи — и золото. На всем лежал его отблеск. На мгновение — оно, наверное, показалось вечностью для стоявших рядом — я онемел от изумления, и когда лорд Карнавон, не в силах больше выносить неопределенности, спросил: «Вы видите что-нибудь?», я мог только сказать: «Да, прекрасные вещи».
Потом, расширив отверстие для того, чтобы мы оба могли заглянуть, мы просунули внутрь электрический фонарик.
Опечатано
Мне кажется, многие археологи могут признаться в чувстве благоговейного ужаса, почти смятения, когда они входят в помещение, закрытое и замурованное много веков тому назад. Три тысячи, может быть, четыре тысячи лет прошло с тех пор, когда нога человека в последний раз ступала по полу, на котором вы сейчас стоите, и приметы прежней жизни, окружающие вас, — миски, наполовину наполненные строительным раствором, которым замуровывали двери; отпечаток пальца на свежеокрашенной поверхности; погребальный венок — говорят, что все это могло происходить чуть ли не вчера.
Постепенно сцена прояснилась, и мы могли различить отдельные объекты. Прямо против нас стояли три огромных позолоченных ложа, их боковины были сделаны в виде животных, и головы чудовищ отбрасывали гротескно искаженные тени. Наше внимание приковали две находящиеся справа статуи — одинаковые черные фигуры фараона, стоящие друг против друга как часовые, в золотых передниках и сандалиях, с булавами и жезлами, со священной коброй на лбу.
Эти предметы мы разглядели первыми.
Между ними, вокруг них, наваленные на них в беспорядке лежали разрисованные и инкрустированные ларцы; алебастровые вазы для благовоний, покрытые ажурной резьбой; букеты цветов; кровати; кресла; груды странных белых коробок овальной формы; лампы совершенно неожиданных конструкций.
Внизу, на самом пороге комнаты лежала прекрасная лотосообразная полупрозрачная алебастровая ваза, слева — груда разобранных на части колесниц, сверкающих позолотой; из-за них выглядывала портретная статуя фараона.
Наконец до нас дошло, что во всей этой мешанине не было и намека на саркофаг или на мумию.
Постепенно мы поняли, в чем дело. Между двумя черными статуями-часовыми была еще одна запечатанная дверь. То, что мы видели, было передней комнатой, а за охраняемой дверью должна находиться другие помещения, может быть, целая анфилада, и в одном из них мы, возможно, найдем мумию фараона во всех великолепных одеяниях смерти.
Мы вошли...
Наутро мы разобрали дверь и вошли в гробницу.
Надо было составить точное описание и сфотографировать все содержимое передней в нетронутом виде; к тому же, прежде чем вскрывать следующую дверь, необходимо было все разобрать.
Впечатление поистине поразительное. Здесь, тесно прижатые друг к другу, лежали десятки предметов, любой из которых мог полностью вознаградить целый сезон раскопок. Одни были хорошо знакомы нам, другие казались новыми и необычными. Ни один из нас не мог даже предполагать, что такое множество вещей окажется в таком хорошем состоянии.
Деревянный ларец, одна из наиболее художественно ценных находок гробницы, расписанный охотничьими и батальными сценами, восхитительное маленькое кресло с подлокотниками из черного дерева, слоновой кости и золота, позолоченный трон, который я без колебания могу назвать самой прекрасной, вещью, когда-либо найденной в Египте. Маленький ковчег с шитым золотом саваном, на котором в трогательно-наивной манере изображена чета правителей.
И, самое главное, на всех более или менее крупных вещах стояло имя Тутанхамона.
Разграблено
Взволнованно переходя от одного предмета к другому, мы сделали новое открытие. За стоявшим в южном углу ложем было небольшое правильной формы отверстие в стене — еще одна замурованная дверь, еще один след ограбления.
Значит, мы действительно не были первыми. Перед нами другая комната, меньше, чем первая, но еще более t забитая вещами.
Состояние, в котором находился этот внутренний покой (названный в конце концов боковым), просто невозможно описать. В передней комнате, видимо, пытались хоть как-то навести порядок после визита грабителей, зато здесь все было перевернуто вверх дном — воры действовали торопливо, хотя и методично. На полу не осталось ни одного свободного дюйма. Здесь были прекрасные вещи — расписной ларец, столь же изящный, как и тот, что мы нашли в передней; прелестные алебастровые и фаянсовые вазы; игральная доска из слоновой кости, покрытая резьбой и росписью.
Непредвиденные обстоятельства
Жизнь превратилась в ночной кошмар. Передняя комната была настолько забита вещами, что, вытаскивая одну, мы подвергали соседние риску быть поломанными. Да и кто мог сказать наверняка, что тот или иной предмет не сломается под тяжестью собственного веса. Некоторые были в прекрасном состоянии — такие же прочные, как и в день изготовления, зато другие выглядели весьма сомнительно.
Здесь, например, были вышитые бисером сандалии, в которых полностью сгнили нитки. Одна рассыпалась, едва я к ней прикоснулся, и в руках осталась только горсть ничего не значащих бусинок. В этом случае требовалось особое обхождение — спиртовка, немного парафина, час или два на то, чтобы парафин застыл — и со второй сандалией можно было обращаться довольно свободно.
Помещение очень пострадало от просачивающейся сквозь известняковые стены влаги — она не только покрыла все желтоватым налетом, но и превратила все кожаные предметы в густую черную массу.
Приходилось работать медленно, мучительно медленно, и все это очень нервировало, так как каждый понимал, какую ответственность он несет.
Любой мало-мальски сознательный археолог чувствует эту ответственность. Вещи, которые он находит, не являются его собственностью, и он не может распоряжаться ими по своему усмотрению. Они — прямое наследие прошлого настоящему, а археолог — лишь облеченный определенными привилегиями посредник, сквозь руки которого это наследство проходит; и если он по неосторожности, небрежности или невежеству утратит часть информации, которую это наследие несет, он виновен в совершении величайшего археологического преступления.
Разрушить свидетельства прошлого очень легко, но эти разрушения необратимы.
Семь недель понадобилось на то, чтобы разобрать переднюю комнату, и, слава богу, мы ничего не повредили.
А за это время информация об открытии распространилась со скоростью лесного пожара, и за границей появились самые фантастические сообщения о нем; но одна версия получила наибольшее признание среди местных жителей — будто три аэроплана приземлились в долине и, нагруженные сокровищами, отбыли в неизвестном направлении.
За дверью
К середине февраля 1923 года наша работа над передней комнатой была завершена. Каждый дюйм пола тщательно обследован, и почва просеяна — ни одна бусинка, ни один кусочек мозаики не должен был пропасть, и теперь здесь голо и пустынно. Наконец-то мы готовы к проникновению в тайну опечатанной двери.
