— Дайте мне не медаль, а хотя бы такой же кусочек свободной австралийской земли!
Ему этого не могли простить.
И вот теперь я слушаю рассказ об этом удивительном человеке и художнике из уст Сандры Холмс, которая знала его многие годы и которую он считал своей последовательницей, передал ей многие секреты своего народа.
— Впервые я встретилась с Йиривалой, когда приезжала на остров Крокер, где он жил. Этот мудрый старик был еще и врачевателем, знавшим тайны растений, их целебные свойства, умел разбираться в тайнах земли, воды и огня. Он нарисовал мне серию картин на коре эвкалипта, и я решила написать о нем книгу, чтобы сделать его искусство достоянием человечества. Йиривала был оригинальным художником, знавшим аборигенскую живопись, передававшим в картинах на коре мифы и легенды своего народа, его историю и его представление о мире. Еще до встречи с ним я знала, что у него более тысячи таких картин. Сейчас же они распроданы по всему миру, и очень трудно достать хотя бы один рисунок.
Как-то однажды он сказал мне: «У вас, у белых, есть одна книга, которая содержит в себе историю. Мы рисуем на коре такую же книгу, но с небольшой разницей: мы пишем ее сами, мы ее рисуем, ибо почти никто из нас не знает грамоты...»
Аборигены «записывают» страницы своей истории на кусках коры, на стенах пещер. Рисунки эти бывают подписанными и неподписанными (подписи принадлежат вождям церемоний — иногда обозначают то место, где обитало то или иное племя).
Но берестяная книга была разорвана белыми на куски, кору с рисунками скупали у них за бесценок. Чуть ли не за глоток грога. И теперь эта ч книга жизни и мифов» народа рассыпана по тысячам коллекций, по частным собраниям, по разным странам. А ведь древняя мудрость народа таким образом хранилась и передавалась из поколения в поколение тысячелетиями. Остались лишь наскальные изображения да разрисованные стены пещер, гигантские подземные галереи, находящиеся в труднодоступных местах...
Я слушал этот рассказ Сандры Холмс, и мне было очень горько и обидно за судьбу искусства австралийских аборигенов, которое можно поставить в один ряд со знаменитыми рисунками в пещерах Европы, с наскальными рисунками в пустыне Сахара, со множеством других произведений, запечатлевших жизнь первобытных народов. Оно служит иллюстрацией к их мифологии, сказкам и легендам, содержит в себе символическое изображение местной географии, «записи» обрядов. Своеобразная поэзия есть в изображении мира духов, так называемых мими, робких горных привидений, которые избегают взрослых и «являются» лишь детям. «Они такие слабые, что вынуждены спасаться под землей, их может унести даже ветер», — ласково говорят про них аборигены.
Как спасти все это? Как уберечь память народа, его мифы, поверья, легенды и сказки в жестоком мире, который противоречит всей жизни аборигенов? С первых дней захвата аборигенских земель и до сегодняшних дней « белые» отказываются признавать, что у аборигенов есть свои представления о мире, которыми они руководствуются в жизни. А они живут вместе с природой и матерью-Землей в слиянии и созвучии с ней.
Всю свою жизнь, как англичанка Дэзи Байте, прожившая среди аборигенов более сорока лет и написавшая книгу «Закат аборигенов», Сандра Холмс посвятила защите их нрав. Она знает жизнь аборигенов во многих резервациях на севере Австралии, на полуострове Арнемленд, ходила в пустыню. Она изучала их песни и танцы, слушала их легенды, узнавала их радости и печали и не могла разделять официальной точки зрения на аборигенов, неуважения к их обычаям и традициям...
А между тем Сандра Холмс продолжала рассказывать:
— Йиривала скончался в самый разгар борьбы за право остаться на родной земле. Он нагнал страху на тех белых, которые приехали на остров Крокер, чтобы строить шахты. Йиривала сказал: «Раз вы не уходите, небо разверзнется над вами, и оно покарает вас». И тогда разразилась страшная буря. Она длилась долго, очень долго, пока люди его племени не попросили Йиривала прекратить ее. И он остановил... Белые бежали. Но они вернулись с вертолетами, полицией и огнеметами. Схватка была неравной. Тогда Йиривала вышел навстречу им, чтобы заслонить людей своего племени: «Если бы сердце мое могло разорваться гранатой, я бы вырвал его из груди и бросил в вас!..»
Это было даже выше мистики, и поэтому, увидев недоверчивость на моем лице, Сандра пояснила:
— Дело в том, что Йиривала по каким-то едва уловимым приметам смог совершенно точно рассчитать время возникновения бури и огромной волны, а также их спад. «Колдовство» его объясняется великим пониманием законов и закономерностей природы.
«Это настоящий геноцид»
Все дни работы кинофестиваля были загружены, что называется, до отказа, однако я все же смог еще поговорить с Сандрой Холмс.
— Как только меня в Австралии не называют, — начала она, — и «белой черномазой», и «сумасшедшей», и чуть ли не предательницей — «красной». А все из-за того, что я вот уже четверть века изучаю быт, культуру, обряды аборигенов. Много лет я жила вместе с ними, покинув мир «белых» и взвалив на свои плечи личные беды. Но что они значат по сравнению с бедами и несчастьями коренных жителей моей страны?! Я не знаю, есть ли в мире люди еще более бесправные, более угнетаемые, приговоренные самой нашей системой к вымиранию.
То, что было сделано с аборигенами в Австралии, — это настоящий геноцид. Меня долгие годы связывала дружба со знаменитой австралийской поэтессой Мэри Гилмор. Ее предки — пионеры, осваивавшие Австралию. Так вот, она вспоминала: когда была ребенком, то поселенцы убивали аборигенов, как кроликов, травили их мышьяком, подбрасывая отравленную еду, устраивали настоящую охоту, как на диких зверей. На Австралийском континенте уцелели немногие аборигены, и то лишь потому, что ушли в глубь материка, в места, почти недоступные для англичан. А вот на сравнительно небольшом острове Тасмания им некуда было уйти. Когда пришли англичане, там жили двести тысяч туземцев, к середине XIX века осталось двадцать человек. Вскоре от рук колонизаторов погибли и они.
Я многие годы провела среди аборигенов и пережила вместе с ними немало страшных дней. Иногда я даже упрекала их за то, что им не хватает мужества протестовать организованно, что они, стремясь сохранить «мир», не могут сказать «нет!» своим угнетателям, не желают причинить зло своим «белым хозяевам». И как часто острая боль и страх давят мне сердце, когда я думаю о возможных набегах белых, которые стремятся захватить последние земли коренного населения, чтобы построить шахты и рудники.
В Восточной Австралии — в штатах Квинсленд и Новый Южный Уэльс — положение аборигенов было особенно тяжелым: вместе с землями у них отбирали и детей, разлучали семьи, стремились отделить молодое поколение, чтобы оно забыло традиции своего народа, воспитывалось бы вне их. В белый цвет молодых перекрасить не могли, зато отрывали от родных корней, запрещали пользоваться своим языком. Иногда аборигены проходили сотни и тысячи миль, шли через страшные пустыни, чтобы только посмотреть на своих детей, найти их. Иногда родители умирали тот горя.
Как помочь им? Не знаю. Единственный способ — рассказывать людям всего мира о том, что творится в Австралии. Пусть они знают правду. Пусть они знают, как лицемерно нынешнее правительство: вторя Вашингтону и Лондону, осуждая Советский Союз за помощь Афганистану, якобы за нарушение прав человека, оно само являет пример нарушения элементарных человеческих прав, фактически проводя политику геноцида по отношению к целому народу.
Вот почему я здесь. Вот почему я проделала не одну тысячу миль от Сиднея до Ташкента, чтобы рассказать прогрессивным деятелям кино трех континентов правду о трагическом положении коренных жителей Австралии.
Кинофестиваль подошел к концу, и в последнюю нашу встречу Сандра Холмс подарила мне небольшой кусок коры с изображением чуть прихрамывающего, тоненького, словно сложенного из спичек, человекоподобного существа.
— Это горный австралийский дух мими, — сказала она на прощание. — Он ранен, прихрамывает, но он обязательно вернется, чтобы продолжать борьбу. Пусть он охраняет вас. Его нарисовал абориген — художник Наралакуи из Юрвала.
Юрий Черепанов
М ужики играли в глупую игру домино. Вдвоем. Печь гудела, на ее краю мурлыкал чайник, в консервной банке прела заварка, пахло жареной олениной, на столе горела керосиновая лампа. В избе царили тепло, уют и покой. А стояла изба посредине Анадырского хребта, под водоразделом между реками Пегтымель и Паляваам, на берегу озерка, через которое летом тек ручей Куул — Крутые берега. В домино играли зоотехник Саша Градков и профессиональный охотник Егор Майский, в просторечье Жора. В оленеводческих бригадах совхоза окончился отел, и Градков выехал принимать пыжик. Егор отправился с ним, так как участились радиограммы из бригад о волчьих налетах. Дело уже наполовину было сделано: на крыше вездехода горбатились мешки с пыжиком, а в толстом полиэтиленовом пакете стыли три волчьи шкуры.
