В результате раскопок стало ясно, что в древнеберингоморском обществе существовали довольно резкие не только имущественные, но и социальные, сословные различия, позволяющие даже предположить уже о начале становления классового общества. Но неужели нечто подобное возможно было в эскимосском обществе, которое жило исключительно морской охотой и собирательством?
По данным этнографии считалось, что нет. Казалось несомненным — морские охотники, по крайней мер до появления у них огнестрельное оружия, с трудом обеспечивали себя пищей, нередко оказывались на грани катастрофических голодовок. Ведь именно так — на грани голодной смерти — жили эскимосы, когда их начали изучать этнографы. И считалось поэтому, что так было всегда. Но выяснилось — климат здесь VIII по XIV век был значительно теплее, чем сейчас, и, естественные промысловые условия были гораздо более благоприятны. И именно в это время, как показывают данные археологии, эскимосские поселки становятся значительно большими, чем прежде, особо развитым становится китобойный промысел.
Итак, природные условия VIII—XIV веков позволяли даже на базе охотничьего, чисто присваивающего хозяйства получать солидный прибавочный продукт — основу основ любого усложнения социальной организации. И археологические данные вроде бы показывают, что оно действительно имело место.
Но снова противоречие. Ведь древние эскимосские поселки, даже в самые благоприятные времена, не насчитывали более 100—200 человек: Для возникновения сложной социальной структуры этого мало.
Теоретически подобное противоречие можно снять предположением о том, что существовали какие-то объединения, союзы — военные, охотничьи — между такими небольшими поселками. Как, например, у американских индейцев,.. Но в отличие от индейцев, у которых имелись четко оформленные племена, со своей определенной территорией, с какой-то общеплеменной и даже межплеменной, охватывающей союзы нескольких племен властью в лице вождей, советов старейшин и так далее, у эскимосов само понятие племени выглядело довольно расплывчато, и, уж во всяком случае, никаких общеплеменных или тем более межплеменных органов власти этнографы не увидели.
Не было абсолютно никаких археологических «знаков» существования союзов и в прошлом... До тех пор пока не открылись нам на несколько часов в предотъездный день экспедиции 76-го года костяные столбы на побережье островка Ыттыгран. Но только лишь как «знак», повод для воображения — до следующего полевого сезона, когда экспедиция начала детальное исследование памятника.
Они стояли на протяжении почти полукилометра вдоль берега, поодиночке, группами по два, целыми скоплениями — несколько десятков огромных, больше пяти метров высотой, челюстных костей гренландских китов. На вершинах их видны зарубки и отверстия, очевидно, для привязывания каких-то предметов.
Правда, столбы из китовых челюстей довольно обычны для старых эскимосских селений, так как на них держались и стены землянок, и помосты для хранения байдар, и сушила для мяса, но в этих случаях они высотой не превышают двух метров и нигде не встречаются в таких количествах.
Ыттыгран и лежащий севернее его более крупный остров Аракамчечен отделены от материка нешироким проливом Сенявина. В период, когда через пролив можно перейти по льду, на них пасут свои оленьи стада яннракынотские чукчи. В начале XX века на островах имелось несколько очень небольших, по четыре-пять семей, эскимосских поселков, но в наши дни оба острова необитаемы.
Самое удивительное — крупнейший и дольше всего просуществовавший на этих островах поселок Сикмок (правда, и в нем было не больше 50 человек, и они в 1950 году перебрались на материк) расположен непосредственно рядом с памятником, в каких-нибудь 200 метрах от него, однако ни местные жители, ни команды заходивших сюда катеров на памятник внимания не обращали. С ним не было связано никаких легенд и преданий. Эскимосы, которые вообще очень бережно и почтительно относятся к могилам и остаткам жилищ своих предков, по столбам этого памятника пристреливали винтовки, а матросы катеров чалили на них канаты, отчего несколько столбов было повалено.
В «Китовой аллее» мы насчитали более пятидесяти китовых черепов. Конечно, там, где есть челюсти, почему бы не быть и черепам, тем более что они тоже всегда использовались в строительстве. Но расположены черепа совершенно необычно: аккуратными, попарно выровненными группами по четыре, по два, причем вкопаны в галечный грунт своими узкими, носовыми частями, а широкие и массивные затылочные части высоко поднимались над землей. При этом примечательно и то обстоятельство, что эти челюсти и черепа (напомним, не менее как от 50 крупных китов!) были привезены откуда-то издалека. Китов явно били и разделывали не в бухте, так как иначе весь берег был бы забит ребрами и позвонками, как это и бывает всюду, где разделывают китов, а между тем здесь их практически вовсе нет. Кроме того, в черепах тоже просверлены дыры, очевидно, для транспортировки: значит, их везли сюда уже очищенными от мяса, скорее всего, буксируя за байдарой на поплавках.
Задние столбы Китовой аллеи, стоящие самой многочисленной, как бы тесно столпившейся группой, находятся у подножия каменистой сопки. На ее склоне были обнаружены сооружения, не столь бросающиеся в глаза, но не менее любопытные.
Прежде всего, оказалось, что весь склон, по существу, одна огромная кладовая мяса. Мясные ямы для хранения запасов продовольствия для людей и корма для собак — непременная принадлежность любого эскимосского поселка. Обычно ям в старину бывало примерно столько же, сколько и жилищ, то есть, как правило, не более 10—15. Здесь же, тесно прижавшись одна к другой, находилось около полутораста мясных ям! Поселок, который нуждался бы в таких запасах и был бы в состоянии их сделать, представить просто невозможно. Да здесь и не было в те времена поселка: самые старые землянки в Сиклюке на несколько сот лет моложе Китовой аллеи — это было видно хотя бы из того, что кости из развалин этих землянок выглядели несравненно свежее. Никакого другого поселка поблизости быть не могло, ему и негде было быть: и справа и слева вдоль берега тянутся одни только отвесные скалы.
Но ведь все это — теперь уже с несомненностью — означает, что Китовая аллея действительно неизвестное доселе в эскимосской культуре явление: сооружение, которое не связано ни с каким конкретным поселком и, судя по его масштабам, воздвигнуто совместными усилиями нескольких поселков. Сооружалось оно, несомненно, в культовых целях, как межпоселковое, межродовое, возможно и межплеменное святилище. Обряды, совершающиеся возле таких столбов с отверстиями, в общих чертах известны: сам столб считался вместилищем духа, ему совершали жертвоприношения — куски мяса на деревянных блюдцах. И совершались они еще сравнительно недавно: на другом берегу острова среди руин оплывших землянок древнего поселка и каменных колец, оставшихся от яранг более позднего времени, мы нашли одинокий столб с лежащими у его подножия выбеленными дождями и солнцем блюдами. По наблюдениям этнографов конца XIX — начала XX века, в отверстия таких столбов подвязывались ремни, на которых висели богато изукрашенные изображения культовых птиц и животных. Вполне возможно, что отдельные столбы и группы столбов, разбросанные по Китовой аллее, принадлежат остальным родам или поселкам. Но в самой структуре аллеи как бы записан «социальный код» того межпоселкового объединения, олицетворением которого она являлась.
Среди мясных ям по склону каменной осыпи идет вымощенная камнем довольно гладкая и прямая дорога — само сооружение ее, безусловно, потребовало коллективного труда. Она начинается от центрального густого скопления столбов и кончается у довольно широкой круглой площадки, окруженной кольцом из больших каменных глыб. В одном краю кольца вделан камень ярко-белого цвета, а под ним прослеживается пятно золы от очага. Очевидно, здесь было центральное святилище всего объединения, где отправлялись общие обряды представителями всех входивших в объединение поселков. Если посмотреть на план аллеи, то это святилище находится как бы на вершине пирамиды, и оно действительно является самой высокой точкой всего комплекса. А основание пирамиды — это группы китовых черепов, протянувшихся вдоль линии берега: таких групп, достаточно стандартных, как бы повторяющих друг друга, около 15. Наверно, они и представляют те полтора десятка поселков, которые входили в местный племенной союз. Более того, возможно, что этот союз был открыт для присоединения к нему в будущем и других поселков.
И теперь ту картину, что рисовалась в нашем воображении, мы можем уже назвать не догадкой, а научной реконструкцией.
...Последней прибывает байдара из Киги. В этом году старейшины Киги получили право быть хозяевами общего праздника, они запасли с весенней охоты мясо, построив для него три новые большие ямы. И сейчас они ведут за своей байдарой на поплавках большой китовый череп. В память об этом дне они вкопают его в причальном месте байдары Киги, где уже высится пять таких же черепов, поставленных в прошлые годы.
