Напрасное дело — спорить с легендой.
— Деды лучше знали, милок! И не мог Кондрат такого сделать: силы-моченьки не хватило б, слаб он был.
— Да Кондрат к тому времени в Черкасске застрелимшись.
— Это все Игнат! Некрасов ему была фамилия. Он не только головы боярам рубил, он отседа ненавистцев тех бояр тыщи увел.
Я слушал разошедшихся стариков, а сам думал: о, история! Как посмеялась ты над фальсификаторами! Оболгали имя Булавина? Но дела-то его помнят. А вместо его имени вставили «деды» имя достойного его сподвижника — Игната Некрасова. И здесь казаки воспевают его. И здесь помнят.
— Потому за малых людей тот Игнат стоял!" — все еще доказывал мне маленький худенький старичок в казацкой фуражке.
И. Люшин, А. Маслов (фото), наши специальные корреспонденты
Последний козырь. Реймонд Хоухи, Роджер Бинэм
Водитель «Скорой помощи», которая примчала Мэри от жилого блока до госпиталя, покрыв полумильное расстояние за считанные секунды, выключил красный маячок на крыше машины и затормозил у приемного покоя. Санитары, распахнув задние дверцы, оттолкнув Макэлроя, вынули носилки, поставили их на подставку на колесах и быстро покатили внутрь по ярко освещенному коридору. За носилками торопливо шел молодой врач, который, как вспомнил Макэлрой, месяц назад лечил ему растянутое сухожилие. Где-то в глубине здания раздался голос, усиленный динамиком. «Приемный покой срочно вызывает доктора Уоррена Орби».
— Что произошло? — спросил молодой врач, когда Макэлрой догнал его
Макэлрой молча передал ему пустую коробочку из-под нембутала.
Когда старший врач Орби вошел в палату, на экране дисплея уже появились данные о кровяном давлении Мэри и прыгала кривая электрокардиограммы
Доктор Уоррен Орби, откомандированный вместе с некоторыми коллегами в Детерик из госпиталя Агентства национальной безопасности в Форт-Миде, был крепко сбитым человеком лет пятидесяти
— Вы разве не собираетесь делать промывание желудка?
— Нембутал очень быстро всасывается, — покачал головой Орби, — и в желудке его почти не осталось. Промывание ничего не даст
— Есть какие-нибудь шансы? — спросил Пол.
— Трудно сказать. Прошло слишком много времени, но у нее сильный организм — Врач вдруг замолчал, изучая результаты анализа крови, появившиеся на дисплее — О господи! — Впервые за все время он заволновался — Сестра! Быстро! Замените вливание на пятидесятипроцентную декстрозу!
— Что случилось? — испугался Макэлрой.
— В крови нет глюкозы! Она имела доступ к инсулину?
— Конечно, у нас это обычный препарат.
Орби стремительно бросился к столу, на котором лежала Мэри, и откинул одеяло. Взяв с тележки увеличительное стекло, он внимательно осмотрел ноги, потом бедра и живот и перешел к рукам. Чуть ниже локтевого сгиба он нашел то, что искал, — след иглы шприца.
— Электроэнцефалограф ничего не дает, — раздался голос анестезиолога.
— Ничего? Даже при максимальном усилении?
Макэлрой взглянул на осциллограф и увидел, что яркая линия, извивавшаяся раньше острыми пиками, теперь ровно пересекала экран. Анестезиолог повозился у аппарата, потом сверился с бумажной лентой, выползавшей из прибора, и отрицательно качнул головой.
Электроэнцефалограф показывал, что лишенный глюкозы из-за введенного инсулина мозг Мэри умер.
Макэлрой шел, как лунатик, ничего не замечая вокруг. Снова и снова он задавал себе вопрос: могла ли Мэри покончить с собой? А если нет, то что же случилось? Он был с ней до самого конца и знал, что врачи сделали все возможное, чтобы спасти ее. Даже если бы они сразу обнаружили след укола, все равно было бы поздно.
Шприц! Куда девался шприц? Что с ним стало? Почему он не нашел его? Вопросы стали возникать один за другим. Целый час его допрашивали Нейпер и Честертон, но они интересовались только психическим состоянием Мэри в последние дни. Почему их не заинтересовала возможная связь между гибелью цереброидов и смертью Мэри? Почему никто не высказал предположения, что, может быть, это он, Пол, убил ее? Ведь все знали, что он и Мэри были любовниками, этого не скроешь, особенно здесь. И все же ни Нейпер, ни Честертон не поинтересовались их взаимоотношениями. А ведь вполне можно было предположить, что Макэлрой, возвратившись, нашел Мэри без сознания и сам ввел ей инсулин. Почему бы нет? Подобные вещи случаются, и в другой ситуации он немедленно бы попал под подозрение.
А что же именно имел Нейдельман в виду, когда сказал Макэлрою, покидавшему блок безопасности «Не вините себя слишком в этом, Пол Мэри была очень милой девочкой и прекрасным ученым, но в проекте, подобном нашему, нет места моралистическим самокопаниям» Тогда он подумал, что Нейдельман говорит об эмоциональном стрессе, связанном с работой над «Последним козырем», и том эффекте, который мог иметь этот стресс на нее. Но теперь он уже не был уверен.
Неожиданно стал вырисовываться ответ они — Нейпер, Нейдельман и Честертон — каким-то образом узнали о предательстве Мэри и убили ее.
Но как они узнали? В то утро он очень удачно сумел скрыть все, что указывало на причастность Мэри к гибели цереброидов. Объяснение могло быть только одно, и он выругал себя за то, что не догадался сразу. И Пол решительно направился к дому, где жила Мэри.
Он попал в ее квартиру уже знакомым путем — через кухонное окно. Комната была пуста и наполнена серым меланхоличным светом наступавшего рассвета. Кто-то выключил центральное отопление, холодильник и остановил часы.
В течение двадцати минут он искал под столами и стульями, за картинами и занавесками, в абажурах и цветочных горшках, везде и во всем, что могло вместить миниатюрный микрофон, но ничего не нашел.
Макэлрой уже собирался уходить, когда взгляд его задержался на чем-то блестевшем на долу около двери в спальню. Подойдя, он наклонился. Это был кусочек серебристой проволоки, тонкой и не более двух сантиметров в длину. На стене, как раз над тем местом, где лежала проволочка, находилась двойная розетка. Он поднял проволочку и задумчиво повертел ее между пальцами. Кто-то, догадался Пол, копался недавно в розетке. Он вынул перочинный нож и лезвием открыл крышку. Так и есть, медные винты и белая пластмассовая держалка были слишком чисты, слишком блестели, чтобы долго находиться на этом месте. Он медленно обвел глазами комнату. Может быть, и другие розетки были заменены?
Он было хотел разобрать следующую, но вдруг сообразил, что только тратит время. Не здесь нужно смотреть. Положив проволочку на то место, с которого он ее взял, Макэлрой поставил крышку на место и вышел из комнаты.
Пол вошел в свою комнату, и направился прямо на кухню за отверткой, и, взяв ее, пошел в комнату. Он включил радио и, подождав с минуту, чтобы успокоилось дыхание, осторожно отвинтил винты розетки рядом с ванной, поднял крышку и увидел то, что ожидал. Внутри, между проводами, лежал малюсенький микрофон. «Ах сволочи! Какие сволочи!» — подумал он с горечью.
Теперь ему все стало ясно. Следовало бы догадаться раньше, что в операции, подобной «Последнему козырю», потайные микрофоны были установлены везде. Каким же дураком он был! Они убили Мэри, как убьют и его, и любого другого, чтобы все было шито-крыто.
Его первой мыслью была месть. Но что он мог сделать, чего он этим достигнет? Око за око? Скажет ли ему Мэри за это спасибо? Убежать? Невозможно. Даже если ему удастся ускользнуть от глаз часовых на вышках, остаются сторожевые собаки, электрифицированный забор и минированная полоса.
К половине девятого он все продумал. Он мог сделать только одно. Письма и телефонные разговоры контролируются, любой код будет расшифрован. Но он должен разоблачить «Последний козырь»! И он сделает это ради Мэри. Потому что он, Макэлрой, «единственный человек в Мире, который знает, как это делается. Он передаст информацию о «Последнем козыре» при помощи протеина.
Пол откинулся на спинку кресла и закурил. Теперь предстояло решить несколько проблем. Даже если он может послать сведения в форме синтетической памяти, то как заложить ее в мозг человека, чтобы она стала «знанием»? Пищеварение, вот что! Не будет особенно сложным передать протеины, заложенные во что-нибудь не вызывающее подозрений, например в шоколад. Но ведь протеины будут разложены энзимами во время переваривания пищи, и у них очень мало шансов пройти через кровь в мозг.
Макэлрой курил одну сигарету за другой. Он знал, что решение где-то близко, надо только, чтобы его мозг сработал правильно. И наконец оно пришло.
Все достаточно просто. Любой протеин может быть произведен из соответствующей структуры ДНК. Если он сможет синтезировать не сами протеины памяти, а цепочки ДНК и если эти цепочки можно будет сохранить при помощи специфического мозгового вируса, то это предохранит их от воздействия энзимов и даст гарантию, что цепочки достигнут мозговых клеток. Оказавшись там, ДНК задействует мозговые процессы, чтобы произвести протеины памяти. Пол встал и начал шагать по комнате, еще раз проверяя ход мыслей. Да, это единственное решение.
