— Нет, ты посмотри, что эти шакалы пишут, — не выдержав, обратился Венци к бармену.
Бармен обернулся было весь к Венци, но тут же сделал знак рукой — один момент! — и обратил лицо к дальнему столику. Там в углу бара поднялся из-за стола один из двух синьоров и не спеша пошел по направлению к стойке. Но он не дошел. Он остановился у столика Венци.
— Что же пишут шакалы?
А просмотрев подпись, старательно и вежливо улыбнулся:
— Действительно, шакалы. Грызут вчерашние кости и делают вид, что нет ничего прекрасней. Лично я все эти новомодные тесты давно не читаю. Читать вообще нужно только то, что представляет собой информацию. Вы, надеюсь, согласны?
— Вообще-то согласен, — ответил Венци. — Хотя здесь тоже есть информация.
— Вы имеете в виду, что люди с моей, например, прической всегда злобны?
— При чем здесь именно вы, я вообще говорю.
— Возьмем все же меня — я ничего против не имею. Хорошо, я — злой человек. Дальше что? Как вы собираетесь использовать эту информацию? Не общаться со мной? Ради бога! Но кто от этого в проигрыше? Опять же вы!
— Я? Каким образом?
— Простым: я, например, могу помочь вам деньгами, которых вам так не хватает.
— Откуда вы это знаете?
— Информация! Я даже знаю, каким образом вы можете заработать эти деньги.
— Но я не собираюсь иметь с вами дело, — возмутился Венци.
— Слушайте, вы же только что прочитали, что я человек злобный. А такие люди никогда не действуют необдуманно. Так вот дело, как вы выражаетесь, вы со мной иметь будете. Куда вам деться! И все оно, или почти все, будет заключаться в той же информации.
— Что за ерунда! Если я не хочу, то кто меня заставит. Я просто не буду разговаривать с вами.
— Тогда помолчите, послушайте. Ведь вы с вашим провинциальным кругозором даже представить себе не можете, на чем вы здесь сидите. Сначала о том, что вы не знаете. В Италии сейчас на контрабанде работают в основном три крупные фирмы — настоящие коммерческие фирмы со своими президентами, директорами, иностранными отделениями и так далее. Чтобы вам яснее были масштабы их операций, могу сказать, что только на август семидесятого года они разместили в Швейцарии заказ на изготовление полутора тысяч тонн сигарет! Всего же за позапрошлый, 1969, год контрабандисты ввезли в Италию что-то около двенадцати тысяч тонн сигарет! В переводе на лиры это триста миллиардов чистого дохода! Какова информация?!
— Мне-то какое дело до этих доходов?
— То-то и оно, что пока вы не имеете к ним ни малейшего отношения! А ведь могли бы!..
— Каким это образом?
— Простым. Но для этого мне придется продолжить мою краткую лекцию. В Италии сорок тысяч таможенников. «А контрабандистов?» — спросите вы. Двадцать тысяч — отвечу я вам. Один к двум. И все-таки не может таможня уследить за всеми. Отсюда наша задача — помочь ей. Джусто совсем запутался и решил на всякий случай не встревать в разговор. Слушать гораздо безопаснее.
— Вы правильно делаете, что не перебиваете меня, — продолжил между тем собеседник. — Потому что я перехожу к главному. Итак, вы мне даете информацию о том, кто и с чем перейдет границу — ведь у вас есть друзья, занимающиеся этим бизнесом, — я вам даю деньги. Просто, а?
— Да вроде несложно.
— Ну и прекрасно! Хочу только одно добавить: не удивляйтесь, если услышите в свой адрес слово «шакал». Увы, эта грубая кличка незаслуженно приклеилась к нам...
Джусто подработал немного, продавая своих приятелей, так что особых перемен в бюджете эта деятельность не принесла. Доход в основном поступал длинноносому: номер его банковского счета значился на анонимных письмах в таможню, за что та расплачивалась по официальному тарифу.
Новое амплуа на этом пути в пропасть для Джусто Венци было уже логичным.
Однажды августовским утром он появился в машине на горном шоссе. Венци знал, что вскоре здесь должен пройти небольшой автофургон с контрабандным грузом, переправленным ночью через речку Треза. Как только машина появилась, Венци вместе с напарником вышел на шоссе и поднял вверх красный жестяной круг. Такой знак обычно поднимает таможня. По красному фону круга идет белая надпись: «Гвардиа ди финанца». У Джусто в руках был фирменный знак «шакалов» — «Гварда далла финестра», что в переводе звучит как «Выгляни в окошко».
Машина затормозила. Джусто и напарник, выхватив пистолеты, бросились к дверцам. Они едва успели распахнуть их, как из машины раздалась автоматная очередь...
Вместо эпилога
Джусто внимательно и долго разглядывал представительного синьора, одиноко сидевшего за дальним столиком. Было в его лице нечто располагающее, даже отеческое. «Он здорово похож на Мегрэ, — подумал Венци. — Такие же вислые усы, крупное лицо, умный и спокойный взгляд. Только трубки не хватает».
Человек за столиком будто понимал, что доставляет Джусто удовольствие одним своим видом, он не мешал себя разглядывать.
«Посмотрим, что тут про него накатали.
«Густые, опущенные на уголки рта усы. Несомненный признак добродушия и конформизма. Такие люди любят спокойную жизнь и хороший стол, они уважают законы чести и традиции и предпочитают гарантированную карьеру».
Ну просто замечательный человек, — восхитился Джусто и поднял глаза от журнала, чтоб еще раз взглянуть на оригинал.
В эту секунду человек за столиком оторвал, наконец, взгляд от окна, посмотрел внимательно на Джусто и, приподняв руку над столом, поманил его пальцем...
И. Горелов
Ален Прево. Прощай Булонский лес
Он не из тех швейцаров, что красуются в парике, с цепью на шее и в лаковых сапогах. Всего лишь скромный синий костюм у Шамфоля, фуражка, три медали и увечье, полученное в бою. Взорвавшаяся граната оторвала у него кусок правой руки вместе с четырьмя пальцами. Остался только большой, который он старательно высовывает из кармана для вида.
Каждый день он занимает свое место на площадке второго этажа за столом, покрытым зеленым сукном. Неизменны орудия его труда: календарь, внутренний телефон, блокнот с печатными бланками: «Имя посетителя», «Цель визита», «Час».
Первое время ему было очень тоскливо в Париже. Он это предвидел. Не по своей воле он оказался в изгнании. Ему пришлось покинуть родные места из-за чрезмерного усердия господина мэра-депутата, который выхлопотал ему эту должность. Шамфоль прекрасно понимал, что отказаться невозможно: в глазах земляков он сразу превратился бы из героя в ничтожество.
И он пошел все равно как на войну. Даже хуже. В армии, по крайней мере, вас кормят, поят, говорят, что делать. А в Париже — пустота. Комнатка в предместье — пустая. Стол на площадке лестницы почти всегда пустой. На улице, в поезде, в метро — незнакомцы с пустыми глазами. Он всех боялся: продавцов, официантов, парикмахеров, контролеров, прохожих. Мысленно он обращался к ним: «Меня зовут Альбер Шамфоль. Я из Баланвиля на Луаре. Я человек порядочный, служу на хорошем месте...» Он никуда не ходил, кроме булочной и бакалеи на углу. Банкам он не доверял и держал сбережения в кассе взаимопомощи. Всегда худой, он превратился в кожу да кости. И разговаривал он, даже мысленно, только с самим собой.
Потом он открыл большие магазины: цены на всех товарах, печатные рекламы. Никто не обращал на него внимания: он мог по полчаса стоять в нерешительности перед пирамидами мыла, сахара или бутылок с оливковым маслом. Сделав покупки, он бродил по рядам под музыку, несущуюся из громкоговорителей. Он записывал цены, щупал ткани, разглядывал перочинные ножи, радиоприемники, посуду, художественные изделия. В следующую субботу он отправлялся в другой магазин, сравнивал цены, обстановку, количество покупателей. Дома он сверялся со своей книжкой кассы взаимопомощи и соображал, что лучше купить в рассрочку — стиральную машину или полотер.
Вторым его открытием была статья «Не левша ли вы?» в медицинской рубрике одного еженедельника. Он смотрел на свою здоровую руку, как будто видел ее в первый раз. Здесь бугорок, здесь углубление, тут так называемая линия судьбы. Пальцы послушно двигались, исполняя его приказания. От «а» до «зэт». Шамфоль проделал все испытания, рекомендованные статьей. Какая радость! Его неповрежденная рука оказалась годной!
Милая, драгоценная рука! Целые месяцы потратил он на то, чтобы обучить ее вещам, которые она давно должна была бы знать. Он написал автору статьи и за вознаграждение получил от него учебник развития рук. Шамфоль жонглировал теннисными мячами, неутомимо мял в руке каучук, копировал рисунки, переписывал тексты. Скоро он научился писать левой рукой лучше, чем раньше писал правой.
— Здорово я их всех обштопал! — говорил Шамфоль сам себе.
