Качество строительства — примелькавшиеся и даже надоевшие слова, но иного пути к созданию сейсмостойких конструкций нет. Без этого все предложения ученых, теории и данные лабораторных экспериментов — благие намерения, которыми, как известно, вымощена дорога в никуда.
Но что значит самый прочный дом, если корнями своими, фундаментом он уходит в беспокойную землю? Не напоминает ли он могучий корабль, бессильный перед еще более могучей стихией?
Однажды на лекции для молодых строителей К. С. Завриеву задали необычные вопросы:
«А нельзя ли полностью изолировать здание от подземного удара? Например, оторвать его от земли как раз на время землетрясения?»
Старый ученый улыбнулся, развел руками: увы, пока еще никто не додумался до воздушных замков, строить приходится на земле. Однако сильно ослабить связь сооружения с его основанием, самортизировать толчки, не пропустить вверх самые разрушительные волны — это, пожалуй, можно.
Сооружения должны сочетать и жесткость и гибкость: куда, к примеру, годится мост, дрожащий от ветра, или здание с пружинящими полами? Поэтому инженеры прибегают к ухищрениям. В Лос-Анджелесе запроектирован дом, нижний этаж которого покоится на катках. Предлагают для этой же цели применять шары и даже смазку. Расчет простой: подземный удар передвинет сооружение, но не разрушит его.
Интересный проект сделал и воплотил в жизнь инженер Ф. Д. Зеленьков. Под его руководством в Ашхабаде построен трехэтажный каменный дом, который, по утверждению автора, совершенно не откликается на сотрясения земли. Дом опирается на огромные рессоры, вес одного лишь болта 120 килограммов, однако металл расходуется не зря: связь экспериментального дома с землей в тринадцать раз меньше, чем у обычных зданий. Считается, что и при десятибалльном землетрясении в доме даже не зазвенит посуда, а ведь обычно в районах, где возможны толчки более восьми баллов, строить не рекомендуется.
Так что же, найдена универсальная защита от землетрясения? Здесь специалисты отнюдь не единодушны: считают, что рессоры обходятся дорого и многоэтажные здания ни на какие пружины не поставишь. Вероятно, последнее слово останется за природой: дом Зеленькова построен после ашхабадского землетрясения 1948 года и не был опробован сильной подземной бурей.
Вероятно, одного какого-то средства защиты сооружений просто не существует. Делают под зданием ленточный фундамент, своеобразную подушку, ослабляющую колебания, но это эффективно, если грунт под ней прочный и не проседает. Поднимают сооружение на бетонных столбах, защищая его от самых энергичных, высокочастотных колебаний, но более частые низкочастотные волны его сотрясают. И, наконец, используют в качестве буфера первый этаж высокого здания. Никаких дополнительных средств это не требует, обычно там расположены просторные помещения — ателье, магазины, которые ограждают высокие, а значит, гибкие колонны. Такой «гибкий» этаж действительно способен (хоть не полностью) защитить здание при сильных землетрясениях.
И все же есть сооружения, которые ни на какие амортизаторы не поставишь. Трехсотметровая плотина Нурекской ГЭС должна выдержать толчки силой в девять баллов. В не менее сложных условиях должна будет работать и гигантская высотная плотина, которая перегородит Ингури. Их модели уже прошли испытания в лабораториях. Решено сделать их не только прочными, но и легкими, тонкостенными, так чтобы в колебания не были вовлечены большие массы. А в теле плотин и в их основании заделают сторожа-автоматы и специальные сейсмографы. Высочайшие в мире ГЭС будут служить не только энергетике, но и сейсмологии.
...У сильных землетрясений есть одно пренеприятное свойство: они всячески избегают встреч с учеными. Приходится имитировать подземные толчки, трясти конструкции на мощных многопрограммных виброплатформах, разрушать дома на полигонах сильными взрывами. И все-таки никогда нельзя сказать заранее, так ли поведут себя сооружения в пору подземной бури. Землетрясение и коварно и многолико, его буйство мало напоминает то, что удается организовать в лабораториях. Поэтому ученые и инженеры решили устроить на него засаду.
В Душанбе на проспекте Ленина есть дом 90. Дом как дом, многоэтажное здание из железобетона построено по последним рекомендациям науки. Живут в нем люди. И только одна квартира на первом этаже нежилая. Здесь контрольный пост, стоят приборы, провода от которых протянулись к датчикам на этажах.
Идет необычный эксперимент: режим его навязывает природа. Но не вечно нам пассивно выжидать приход подземной бури, укреплять свои дома, мосты, плотины только затем, чтобы они удержались на гребне подземной волны. Прогноз землетрясений, даже самый точный, — все-таки полдела. Предвидеть подземные толчки для того, чтобы их предотвратить, — вот достойная цель. И кое-что для ее достижения делается уже сегодня. Однако достижение этой цели — деле дня завтрашнего.
...Приборы сообщили: через несколько дней содрогнется земля. Подземная тетива натянута, и энергия недр должна получить выход. Но люди не ждут наступления буйства стихии. Мощные заряды в глубоких шурфах срабатывают, возбуждая вибрацию подземной тетивы. И вместо мощной бури, сильных толчков — целая серия слабых, которые не ощущают ни люди, ни дома. Это не фантазия, так в опытах уже «гасят» грозную энергию недр.
Земля, надежная, как... земля. И легкие сооружения, устремившиеся к солнцу. Таким видится завтрашний день планеты.
Александр Харьковский
Гр. Федосеев. Дым над Удыгином
Читателям хорошо известно имя писателя и путешественника Григория Анисимовича Федосеева. Помнятся его повести: «Мы идем по Восточному Саяну», «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Последний костер» и другие. Инженер-геодезист, Григорий Федосеев более 30 лет возглавлял экспедиции, работавшие в малоисследованных районах Сибири и Дальнего Востока. Тяжелый труд изыскателей в недавнем прошлом нужен был для нынешних строителей Байкало-Амурской магистрали, для того, чтобы росла гидроэлектростанция на Зее и осваивались новые месторождения... Последняя повесть писателя — «Живые борются» — увидела свет в альманахе «Кубань» и уже после смерти автора — в журнале «Дальний восток». Появилась она и в молодогвардейском сборнике «Принлючения-74». Но во все опубликованные варианты не вошел один большой фрагмент — по сути дела, самостоятельный рассказ. Автор собирался еще вернуться к повести... Рассказ документален, как документальна и повесть, воспроизводящая события, случившиеся в начале 50-х годов с топографическим отрядом в приохотской тайге. Григорий Федосеев и его товарищи по экспедиции организуют поиски отряда, застигнутого на маршруте лесным пожаром. Ушел на разведку и самолет По-2. Ушел — и не вернулся... На борту самолета — молодой пилот Степан Никишкин и проводник-эвенк Тиманчик. Поискам пропавшего самолета и посвящен рассказ, который (с небольшими сокращениями) мы предлагаем вниманию читателей.
Стенные часы пробили шесть. Радист уже работал. Посылая позывные, он просил наши станции выйти на связь. Затем переходил на прием, тщетно пытаясь уловить среди множества звуков свои позывные, снова и снова работал ключом.
— По расписанию станции должны явиться через час, подождем, — сказал он, снимая наушники.
— Ждать нельзя ни минуты. Самолет просрочил более трех часов, у него давно кончилось горючее. Что-то случилось. Запрашивай Экимчан, нет ли его там?
Радист долго связывается с Экимчаном.
— Самолета у нас нет, — ответила метеослужба. — Учтите, сегодня ночью прошел ураган в северо-восточном направлении, длившийся более трех часов.
— Если ураган застал их в воздухе — трудно будет на По-2 справиться с ним, — замечает главный инженер Хетагуров. — Они, вероятно, вернулись в Удскую губу.
— Нет, — ответил радист. — У меня с Губой была вторичная связь. У них ничего не было для сообщения, значит, не вернулись.
Наконец, откликнулась станция с устья речки Шевли. Ни о каком самолете там не слышали. Они подтвердили, что над Удской равниной пронесся в сторону Охотского моря ураган ужасающей силы, что погибло много леса и сейчас идет дождь.
Затем связались с топографической партией, расположенной в юго-восточной части Удских марей. Но и оттуда не получили сколько-нибудь утешительных вестей. А ведь воздушная трасса экспедиции, связывающая штаб с охотским побережьем, проходит примерно посредине этих двух полевых станций.
Куда же мог исчезнуть самолет? Он или погиб, захваченный ураганом в воздухе, или совершил где-то вынужденную посадку. Одно ясно — случилась беда, и, если люди живы, им требуется немедленная помощь.
В штабе задержались до полуночи. Надо было принимать срочные меры. Первым делом попытаться обнаружить самолет, сбросить продукты, медикаменты, затем уже в зависимости от обстановки организовать спасательный отряд. Но где искать? Территория огромна, безлюдна; несколько эвенкийских поселков — и те ютятся по реке Уде, вблизи моря, вот и все.
