Прежде чем они успели добежать до машины, водитель включил полный газ, и автомобиль на максимальной скорости понесся к ближайшему полицейскому посту.
Девочка, как выяснилось потом, осталась невредима, только страшно испугалась. Но Кобале Кале некогда было это выяснять: слишком он боялся за свою жизнь. Опасения чиновника были понятны: по племенному праву — а его власть в горах куда сильнее писаных законов — за погибшего ребенка люди нумаи убили бы его на месте.
На полицейском посту столичного гостя задержали на несколько часов, но, поскольку он приехал сам, по доброй воле заплатил штраф, да и девочка почти не пострадала, отпустили. Под вооруженной охраной его доставили в Кундиаву.
Казалось, что тем дело и кончилось. Но четыре дня спустя, когда Кобале Кале возвращался через Коге, машину остановила толпа людей из племени нумаи. Среди них была и мать девочки, она громко кричала и замахивалась на машину мотыгой.
Нумаи заставили Кале выйти из машины. Его схватили за руки, за волосы, куда-то потащили, но вовремя заметили, что на ногах у него белые гольфы — обязательная принадлежность одежды высокопоставленного служащего. Слегка помятого, его отпустили, объяснив, что от смерти его спасает лишь занимаемое положение, и в подтверждение ранили копьем в плечо ехавшего с ним брата — полицейского в небольшом чине.
Племя динга, к которому принадлежал Кале, ожидало как раз такого развития событий. Мужчины заранее раскрасились в боевые цвета, вооружились топорами и копьями, луками со стрелами и ждали на окраине Кундиавы сигнала. Через два часа после отъезда братьев разнесся слух, что Кобале Кале и его брат капрал Кобале Джеффри убиты.
Еще через полчаса воины-динга напали на нумаи. Они подъехали на нескольких японских полугрузовичках к ручью, разделяющему земли обоих племен, по крутой узкой тропе сбежали в долину и ворвались в деревню нумаи, поджигая хижины и убивая свиней. Атака длилась час с небольшим.
Нумаи отчаянно защищались и убили одного из нападавших.
На следующий день объединенные силы племени динга — несколько сот воинов — снова ударили по нумаи. На этот раз человеческих жертв не было, но было сожжено сорок хижин и убито двадцать свиней. Туши их динга унесли с собой.
Два дня войны, смерть воина, материальные потери — все это заставило оба племени задуматься. В провинциальную администрацию в Кундиаву побежали по горным тропинкам, прячась друг от друга в зарослях, представители динга и нумаи. На администрацию была последняя надежда. Вмешался посредник, и объявлено было перемирие.
Перемирие длилось почти неделю, пока динга снова не напали на нумаи. Чувствуя себя невольной причиной войны, приехал из Порт-Морсби Кобале Кале. Он пробовал отговорить соплеменников от войны, но те были неумолимы. Столичному сородичу посоветовали — если он не хочет потерять голоса на выборах — или раскраситься, как подобает воину, или немедленно убираться. На берегах пограничного ручья уже столпились вооруженные мужчины.
Напрасно кричали в мегафон полицейские, стоявшие по колено в воде посреди ручья. Напрасно кружил над людьми вертолет, откуда фотографировали самых активных смутьянов. Через рупор с вертолета кричали, что делают это затем, чтобы знать, кого привлечь к суду. С берега на берег летели стрелы и камни. Так длилось три часа. Потом снова установился мир. Унесли раненых. К вечеру прибыл губернатор провинции Чимбу, но старейшины динга и нумаи отказались с ним разговаривать.
Через две недели нумаи явились к динга с предложением мира, но их встретили градом стрел. Одна из них попала в полицейского офицера, сопровождавшего делегацию.
На следующий день нумаи подожгли деревню динга.
А еще через неделю посреднику из прибрежного племени моту вновь удалось уговорить врагов помириться. Для этого следовало устроить общий праздник и публично сломать стрелы.
Символическое ломание стрел должно было официально завершить войну и возвестить наступление мира.
Но воины динга, боявшиеся, что их привлекут к суду, спрятали боевое оружие и вместо него сломали несколько тростинок, которым наспех придали вид боевых стрел. Естественно, подлог вызвал у людей нумаи обоснованное сомнение в искренности динга. Но война все-таки кончилась. Дело в том, что из-за войны женщины обоих племен боялись ходить на огороды, и их быстро поглощала буйная тропическая растительность. В обоих племенах приближался голод, и это обстоятельство оказалось весомее всех потерь и обид.
Власти отправили в тюрьму самых воинственно настроенных — человек десять. В виде обвинения им предъявили сделанные с вертолета снимки. Два месяца до обеда заключенные копали огороды, а по вечерам учили государственный язык пиджин-инглиш.
Тем не менее отношения между племенами динга и нумаи оставались напряженными, и направляясь по делам, люди далеко огибали территорию соседей. Для полного успокоения следовало убедить динга все-таки сломать настоящие стрелы.
Один лишь посредник из племени моту знает, сколько терпения потребовалось ему, чтобы устроить для обоих племен грандиозный праздник синг-синг. Уговоры продолжались больше года.
Главное заключалось в «боди-бизнесе». Этим словом обозначают выкуп за пострадавшего члена племени в кинах — денежных единицах Папуа — Новой Гвинеи.
Кроме денег, нужно доставить перья для украшений, свиней и ракушки.
Долго подбивали баланс межплеменных потерь, куда входило все — от разбитого носа до сожженной деревни. Наконец гулкие звуки барабана-кунду возвестили о начале синг-синга.
Лишь проверив все, что доставили нумаи, динга принесли боевые стрелы и сломали их перед глазами бывших врагов.
Заботы посредника-моту на этом не кончились. Для полного укрепления мира на территории между Гиу и Кундиавой необходимо было организовать несколько свадеб между динга и нумаи. При этом племенам надо было обменяться равным количеством невест. Синг-синг был как раз превосходным поводом и местом для помолвок. Часть свадебных подарков взяла на себя администрация: транзисторные приемники, губную помаду и богато иллюстрированную книгу премьера Сомаре «Юми ванпела пипал» — «Мы один народ». С заключением браков мир между динга и нумаи воцарился на долгое время.
Но племен много, и конфликтам между ними несть числа. Еще не так давно главными причинами стычек были споры из-за земли и кражи свиней. Теперь у папуасов появился еще один предмет для раздоров — автомобили. Во многих деревнях покупают, сложившись, грузовики и полугрузовики. Они очень быстро вошли в быт людей, передвигавшихся еще не так давно только пешком или на лодках.
На узких горных дорогах, где повороты круты, а пешеходы не имеют ни малейшего понятия о правилах движения, участились дорожные происшествия, и порой с весьма печальными последствиями. Если не удалось тут же покарать виновника, месть падает на любого его соплеменника. Так начинается длинная цепь кровной мести.
В нынешней реальности Папуа-Новой Гвинеи и раскрашенные воины с копьями, и везущий их автомобиль дополняют друг друга. Можно научиться править машиной; гораздо труднее видеть в иноплеменнике не чужака, но согражданина. В 1975 году был принят Национальный план развития просвещения на 1976-1980 годы, по которому как можно большее число граждан должно быть охвачено начальным образованием. Прежде всего — научиться общему языку. Пиджин-инглиш учат дети в школах, взрослые на деревенских курсах, правонарушители в местах отбытия наказания.
Беда лишь в том, что новогвинейский горец не привык строить далеко идущие планы и ожидает от всего, что делает, немедленных результатов. На первых порах во многих горных деревушках родители с большой охотой посылали детей в школу. Но, увидев, что это не приносит детям немедленного богатства, население охладело к образованию. И только пример людей, делающих ту работу, которую раньше выполняли только белые (особенно, если эти люди — соплеменники), заставляет их взглянуть на школу по-другому.
Дети, окончившие деревенскую школу-двухлетку и научившиеся государственному языку, попадают в интернат в провинциальном центре. Выпускника интерната, достаточно овладевшего настоящим английским, могут направить и в университет в Порт-Морсби.
Для него — новогвинейца прежде всего, а потом уже динга, нумаи, яле, моту — само понятие межплеменной розни должно стать чуждым; так по крайней мере надеются власти. Но и тут есть своя проблема — выпускникам университета далеко не всегда хочется вернуться из Порт-Морсби в родную деревушку, где живут натуральным хозяйством, боятся злых духов и ждут козней от ближайших соседей...
Среди образованных молодых людей есть немало энтузиастов — как тот посредник-моту, который прекратил войну между динга и нумаи.
