Тайнэн заговорил снова:
— Я понимаю, что вас интересуют подробности. Есть одна оговорка, на которую вам придется согласиться, иначе сделка отменяется. Я уже сказал, что дело это нелегкое. У меня нет власти освободить вас или выпустить под залог. Это могут сделать только члены специальной комиссии, а я точно знаю, что они намерены держать вас в тюрьме еще двенадцать лет. Я не могу выпустить из Льюисбергской тюрьмы Дональда Раденбау, но я могу выпустить из тюрьмы вас.
На этот раз Раденбау бросил взгляд на Тайнэна.
— Повторяю еще раз: дело трудное, но возможное. Для того чтобы прикрыть нас обоих, в день выхода из тюрьмы вы должны принять иное обличье. Такие превращения сложны, но осуществимы. Есть успешный опыт. С 1970 года начальник отдела контрразведки министерства юстиции дал новые обличья не менее чем пятистам осведомителям, свидетелям обвинения и людям, давшим важные для государства показания. Всем им тайно изменили внешность и место жительства. Этот метод применялся раньше, он может быть также успешно осуществлен и сейчас. Но только в данный момент я не смогу действовать через министерство юстиции, мне придется все делать самому.
Тайнэн ожидал, что его собеседник хоть как-то на это среагирует, но ошибся. Поэтому он продолжал.
— Прежде всего мы избавимся от Дональда Раденбау — это обязательное условие, иначе ничего не выйдет. Дженкинс заявит, что вы умерли от инфаркта или что вас зарезали уголовники. Лучше, конечно, придумать естественную смерть — меньше проблем. После этого мы вас выпустим. Изменим внешность, отпечатки пальцев, создадим совершенно новое обличье, новое имя и все необходимые документы — от свидетельства о рождении и карточки социального страхования до водительских прав и кредитной карточки. Через неделю вы начнете новую самостоятельную жизнь — свободным, независимым и весьма состоятельным человеком. Но Раденбау вы больше не будете. Я знаю, что у вас есть дочь, родственники, друзья, но им придется надеть траур. Правды они не должны узнать никогда. Понимаю, что вам будет тяжело, но это часть цены за свободу, наряду с 750 тысячами долларов. Вот так, — заключил Тайнэн, пытаясь рассмотреть стрелки часов. — У нас уже почти не осталось времени, Дон. Вы слышали мое первое и последнее предложение и должны решить: да или нет. Если скажете «нет» и предпочтете остаться гнить в тюрьме еще двенадцать лет — если вас, конечно, не зарежут уголовники — и выйти на свободу стариком, то можете цепляться за свои деньги и свое старое имя. Дело ваше. Если скажете «да», то получите свободу, кругленькую сумму наличными и новую жизнь, которой будете наслаждаться как новый человек. Выбор за вами.
Тайнэн замолк, чтобы все сказанное лучше дошло до собеседника. Подождав немного, он с пылом заговорил опять.
— Решать придется прямо сейчас, в ближайшие пять минут. Если отказываетесь, можете просто выйти из машины. Вас там ждет Дженкинс с наручниками, чтобы отвезти обратно в тюрьму. Если скажете «да», я сейчас же отдам соответствующие распоряжения и вам и Дженкинсу, вы выполните их и через неделю будете свободным человеком с четвертью миллиона в кармане. Итак, Дон, что же вы решили?
Только через пять дней после возвращения в Вашингтон из Калифорнии Коллинз сумел выехать в Льюисберг. Отчет президенту о служебной поездке был краток, поскольку многие из своих действий Коллинз опустил. Он решил пока не рассказывать президенту ни о поездке в Тьюл-Лейк, ни о встрече с Кифом, Юрковичем и Тобиасом, ни о приватной беседе с Мейнардом. Он просто не мог говорить с президентом об этом, потому что питал подозрения относительно роли последнего в сомнительных событиях, происходящих в Калифорнии. Он рассказал о дискуссии с Пирсом, а затем подробно остановился на своей речи, произнесенной перед юристами, пытаясь подать ее как большой успех, но президент был хорошо осведомлен и откровенно высказал недовольство.
— Вы недостаточно энергично боролись за наше дело, — сказал он Коллинзу. — Я ожидал от вас более сильного выступления. Тем не менее обстановка складывается в нашу пользу. Сегодня пришли хорошие новости.
Под хорошими новостями подразумевались последние данные Рональда Стидмэна по опросу членов законодательного собрания Калифорнии. В ассамблее за поправку высказались 65 процентов, против — 35 процентов. В сенате разрыв оказался меньше: соответственно 55 и 45 процентов. Коллинз с трудом скрыл разочарование.
Мысли о Льюисберге, единственной нити, способной вывести его к документу «Р», не оставляли Коллинза, и он надеялся вылететь туда на следующий же день. Но поручения президента и проблемы, возникшие в отделах гражданских прав и борьбы с преступностью его министерства, заставили отложить отъезд. Наконец он организовал поездку через своих подчиненных из управления тюрем под благовидным предлогом инспекции.
И вот он в Льюисберге, обход тюрьмы закончен, и ему предстоит перейти к истинной цели своей поездки.
— Могу ли я быть полезен чем-либо еще? — опросил Дженкинс.
— Спасибо, вы очень мне помогли, — любезно ответил Коллинз. — Я увидел уже все, что хотел, пожалуй, мне пора... — Он очень убедительно замялся. — Хотя еще... Мы расследуем дело об уклонении от уплаты налогов, и в связи с ним всплыло имя одного из ваших подопечных. Нельзя ли с ним побеседовать минут пять-десять с глазу на глаз?
— Разумеется, — ответил Дженкинс. — Скажите мне, кто он, и я немедленно пришлю его к вам.
— Раденбау, Дональд Раденбау. Интересно бы с ним поговорить.
Дженкинс не сумел скрыть изумления.
— Разве вы не читали сегодняшних газет?
— Нет, а что?
— Очень жаль, но Дональд Раденбау умер. Скончался три дня назад от инфаркта. Мы не сообщали о его смерти до вчерашнего вечера, пока не сумели найти ближайшего родственника. Но сегодня утром информация уже была в газетах.
— Умер... — хмуро повторил Коллинз. Значит, умерла его последняя надежда найти документ «Р».
— Опоздали на три дня, — заметил Дженкинс. — Не повезло.
В отчаянии Коллинз уже собрался уехать, как вдруг его осенило.
— Вы сказали, что не сообщали о смерти, пока не нашли ближайшего родственника покойного?
— Да. У него в Филадельфии дочь Сюзен, но ее эти дни не было в городе, поэтому мы так долго искали. Положено ведь не только уведомить о смерти, но и решить, как поступить с телом покойного. С ее согласия мы похоронили его на тюремном кладбище за казенный счет.
— Как она среагировала?
— Убита горем, естественно.
«Что ж, — подумал Коллинз, — может, она сумеет чем-то помочь, хотя сомнительно...»
Операция оказалась на редкость хорошо спланированной, и пока что все шло как по маслу.
Устроившись на сиденье быстрой моторной лодки, несущейся по каналу, отделяющему южный мыс Майами-Бич от Рыбацкого острова, Дональд вспоминал события последней недели.
Шесть дней назад в лесу у Льюисбергской тюрьмы он расстался с Верноном Т. Тайнэном, дав согласие вступить в невероятную сделку, предложенную директором ФБР заключенному Дональду Раденбау.
Две ночи назад, скорчившись на полу у заднего сиденья машины Дженкинса, он покинул уснувшую тюрьму как Герберт Миллер — свободный человек и гражданин.
После встречи с Тайнэном его посетил лишь один человек, которого он знал по имени, — Гарри Эдкок. Было еще трое посетителей, но безымянных. Раденбау перевели в одиночку, чтобы изолировать от остальных заключенных Здесь его посетил хромой пожилой человек, который кислотой (и очень болезненно) обработал кончики пальцев, чтобы изменить рисунок их кожи. Вслед за тем появился оптик, заменивший очки в стальной оправе контактными линзами. Парикмахер сбрил усы и бакенбарды, перекрасил венчик светлых волос в черный цвет и приладил такой же парик. И, наконец, явился Эдкок с полным комплектом документов (свидетельство о рождении, справка о почетном увольнении из вооруженных сил США, водительские права, кредитная карточка проката автомобилей, карточка социального страхования), официально превращающих Дональда Раденбау в респектабельного пятидесятилетнего Герберта Миллера. Сшитый по последней моде темно-коричневый костюм заменил тот, в котором его доставили в тюрьму три года назад, — старый вышел из моды и мог привлечь внимание.
Эдкок устно проинструктировал Раденбау. Сразу же после освобождения он должен немедленно отправиться в Майами, где ему заказан номер в «Байамо отель». Вечером следующего дня ему необходимо откопать зарытый им миллион. Хвоста за ним не будет. На следующее утро он должен посетить торговку недвижимостью миссис Ремос в пригороде Майами и договориться насчет пластической операции. Ночью того же дня у Муниципального причала в Майами Бич его будет ждать моторка, чтобы доставить на Рыбацкий остров. На острове, близ первой цистерны — хранилища растительного масла, — его окликнут по новой фамилии. Он дважды повторит пароль «Линда», после чего положит на землю пакет, содержащий 750 тысяч долларов, и вернется в моторку. В Майами он сделает операцию у рекомендованного миссис Ремос хирурга и после этого будет волен делать все, что пожелает.
