А спустя пару лет мое мастерство банально выросло настолько, что сейчас я и не почувствую разницу с прежним уровнем.
«Он достиг таких успехов в «Песни Жизни» тренируясь с ограничителем, утяжеляющим плетение многократно? Такое просто невозможно, сколько трудов он в это вложил? Я замечал странности по поводу постоянного ношения этой монеты, но сбрасывал их на то, что он перестраховывается. Да кто вообще мог подумать, что подобные результаты возможны с таким «утяжелителем» на теле?»
— Сними монету и отложу от себя, — сухо изрек Ксвим.
— Хорошо, — расстегнув ворот рубахи, Зигфрид зацепился пальцем за нитку на шее и вытащил на свет большую монету с иероглифами.
Сняв ее и отложив в сторону, юный маг почувствовал огромны прилив сил, его тело будто стало легче и здоровей, Зигфрида накрыла магическая эйфория.
— Не теряй контроль над телом и разумом, это плохо кончиться, сосредоточься.
— Ага, то есть да, я понял.
— Теперь практикуй четвертую часть первого акта «Песни Жизни», не поддавайся наслаждению, это просто побочный эффект ускорения тока энергии в теле. Ты слишком долго искусственно сдерживал постоянно возрастающий потенциал, отсюда и все это. Практикуйся, не отвлекайся ни на что, я зайду через пару часов.
С этими словами Ксвим встал и вышел из кабинета, он явно был чем-то взволнован.
«Как же легко теперь плести, — думал в свою очередь Зигфрид, погружаясь в виденье нитей души, — такое ощущение, что сейчас я могу все».
* * *
Наблюдая за тем, как Клод и Кайл выполняют данное им задание, Ксвим усиленно размышлял над только что случившимся.
«С этим мальчишкой явно что-то не так, он слишком хорош, даже с учетом его сказочной гениальности, умноженной на невероятные тренировки, прогресс слишком быстрый. У человеческого тела есть приделы роста, Зигфрид как минимум несколько раз заступил за них обеими ногами, но почему-то он еще жив. Странно все это странно. Сейчас по чистой силе он не уступает магу третьего среднего уровня, а по мастерству плетения превосходит среднестатистического универсала пятого среднего круга. Уму непостижимо ему только тринадцать. Будь он из особой семьи, я бы счел такую стойкость к перегрузам наследственной особенностью. Но Алмазовы, если верить документам в реестре, обычная семья, они как минимум последние триста лет не связаны ни с одним великим кланом. В чем же тогда причина? Тайный подкидыш угасшего дома? Вряд ли, он похож на родителей, да и никто не станет так обращаться с приемным сыном от великой крови, если его мать и отец не самоубийцы. Не могу сейчас принять решение, слишком много вопросов и очень мало ответов. Отложим все это».
— Клод, Кайл, освоили первичное плетение?
— Да! — в два голоса сказали парни, держа у себя в руках треугольные прозрачные пирамидки, в которых бушевали семь радужных нитей.
— Тогда возьмите те белые кубы и попытайтесь сделать их черными, используйте формулу плетения номер два, которую я показал ранее.
— Понял вас учитель, — серьезно заявил Кайл, с возбуждением взявший с небольшой тумбы белый квадратный предмет, размером десять на десять сантиметров.
— Так точно, — с улыбкой подхватил аналогичный куб Клод.
— Занимайтесь упорно, иначе Зигфрид оторвется от вас слишком сильно, — встав, изрек Ксвим, направившись в свой кабинет.
— Я умру, но сделаю эту штуку черной.
— Расслабься Кайл, это же просто провокация.
— Ты что не понимаешь? Нам нужно догнать старшего, хотя нет, нам необходимо не отстать еще больше, работай Клод!
— Дааа, с кем я связался…
* * *
Войдя в свой кабинет, Ксвим мельком взглянул на полностью ушедшего в себя Зигфрида. Мальчик сосредоточился на «Песни Жизни» так сильно, что уже не замечал ничего вокруг.
«Интересно, кем, такой как он, сможет стать через десять лет? Мне это очень интересно. Каких высот сможет добиться человек с таким мастерством плетения в этом возрасте? Может, из-за своего любопытства я продолжаю его покрывать? Или я все-таки хочу увидеть, как он сделает прорыв в плетении и приоткроет завесу тайны девятого круга? Наверное, и то и другое…»
— Учитель… — прервал размышления Ксвима, открывший глаза Зигфрид.
— Что такое?
— Я полностью освоил четвертую часть первого акта «Песни Жизни», — спокойно ответил мальчик, приподняв голову и взглянув на своего преподавателя, — какова пятая часть? — спросил он, с леденящим душу взглядом.
Ксвим не отвечал. Они оба просто молча смотрели друг на друга.
— Ты слишком быстро прогрессируешь, твой фундамент может быть непрочным, укрепи первые четыре части, я дам тебе пятую, когда придет время.
— Я уверен, мой фундамент крепок, как никогда, мои импровизированные занятия плетением с утяжелителем, сделали свое дело.
— Возможно, но рисковать не стоит.
— Учитель, пятая часть ведь заключается в том, чтобы развязать те самые пресловутые узелки на нитях души? — Ксвим не смог скрыть удивления на лице при этих словах, — Я чувствую, что они и есть все те отклонения и болезни, что сокрыты в моем организме, и, судя по всему, их много.
— Пятая часть самая сложная, она в разы сложнее всех четырех предыдущих, вместе взятых, тебе еще рано браться за это, подожди лета следующего года, тогда мы этим и займемся.
— Не стоит так беспокоиться, — Зигфрид безэмоционально посмотрел на странно разнервничавшегося учителя, — я уже понял, как развязать все эти узлы, это легко, если есть интуитивное понимание процесса.
— Я запрещаю.
— Вот как, — нахмурился, — хорошо, раз так сказал учитель, я подчинюсь.
«С ним что-то не так, он ведет себя странно, почему? — по ощущениям Ксвима он сейчас будто разговаривал с совсем другим человеком, — стоп, неужели он».
— Зигфрид, ты ведь не развязывал узлы?
— А быстро вы меня вычислили, я где-то ошибся? Наверное, это связано с поведением, но я ничего не могу с собой поделать, мне так хорошо. Без этой моменты я почти сразу смог постичь четвертую часть акта и занялся пятым. Без утяжелителя это довольно просто, поверить не могу, что он так сильно мне мешал.
— Сколько узлов ты развязал?
— Всего три, потом вы мне помешали.
«Три? За такое время?!»
— Это очень опасно Зигфрид, нельзя за раз излечиться оттого, что копилось годами, ты можешь сойти с ума или стать инвалидом. Покажи свое благоразумие, сейчас ты под магической эйфорией, борись.
— Учитель вы уверены, что с этим прекрасным чувством всемогущества нужно бороться?
— Убежден, твои нынешние чувства лишь иллюзия, не впади в заблуждение. Иначе — конец!
Повисло тяжелое молчание.
— Да, я понял, — глубоко задышав, Зигфрид начал разминать шею, — все я успокоился, я буду вас слушать учитель. Не знаю, что на меня нашло.
— Рад, что твое благоразумие столь велико. Многие бы не смогли вернуться из сладкого
