что везде растят, — крестьянин задумался, шевеля губами, пытаясь подобрать еще аргументы — А чего его не растить, если он так хорошо прижился?
— То есть при отцах майиз появился? — уточнил Герхард. — Это сколько, лет тридцать назад?
Но, казалось, староста не услышал вопроса. Он продолжал морщить брови, обдумывая прошлый вопрос, но в итоге пришел к неожиданному выводу:
— Это выходит, что вы и майиз ни разу не пробовали? Ирма, принеси гостям вареный початок!
Молодая девушка, похоже, что дочь старосты, оторвалась от разложенных товаров и принесла початок, подобный тому, что охотники видели в поле. Староста разломил пополам и протянул охотникам.
— Попробуйте. А то мы тут меняемся, а вы даже не понимаете, на что. Вот эти зерна нужно есть, а кочерыжку скоту можно скормить.
— Симон, буду признателен, если ты попробуешь первым, — проговорил Герхард на лингва саенте, принимая початок.
— Или победить, или умереть.
Симон ответил крылатой фразой и мужественно укусил белые с красными прожилками зерна. Тщательно проживал под пристальными взглядами охотника и старосты. Сделал второй укус, уже уверенней.
— Вкусно, — признал Симон.
Убедившись, что с учеником ничего не случилось, Герхард тоже попробовал угощение. Он согласился с Эйбенхостом, что на вкус майиз был куда лучше, чем на вид. Когда охотники объели предложенный початок, староста довольно подвел итог:
— Вот, теперь понимаете, на что меняете. Если зерна высушить, то можно на муку смолоть, как пшеницу. На посев зерно не предлагаем, сами понимаете. Они на чужой земле, без нас, расти не будут.
— Откровенно говоря, не понимаю. Почему не будет расти?
— Ну дак это… — староста замолчал и крепко задумался. — Уважаемый, ну ты чисто как ребенок с такими вопросами. Все знают, как оно работает. А ты спрашиваешь, почему. Не будет расти потому, что не будет расти.
Пока деревенские рассматривали безделушки, староста провел их по Ольварду. На взгляд Симона, деревня была вполне обычной. Дома выглядели небогато, но опрятно. Староста показал свиней в своем дворе, указав, что откормлены они на зелени майиза. По просьбе Герхарда они зашли в церковь, чтобы поставить свечку на безопасную обратную дорогу. В храме их встретил священник, сухощавый старик лет шестидесяти. Присмотревшись, Симон увидел едва заметный след от укуса на дряблой коже.
Когда они вернулись на площадь, торговля уже закончилась. На земле осталась половина привезенных товаров, а Готтлиб загружал в телегу выменянные продукты. Староста дружелюбно посоветовал им:
— У нас на земле фрайхерра еще две деревни есть, если вон по той дороге, на северо-запад, то доедете до Бримнора, а если по другой, вон туда, то попадете в Новый Бримнор. Деревни поменьше нашей будут, но если вы только с нами поторгуете, то местные сильно обидятся. Товар у вас остался, точно с прибытком съездите. Ну и между ними пряма дорога есть, короче, чем через нас ехать.
— Пожалуй, так и сделаем, — согласился Герхард. — Мы может еще остановимся на обратном пути. Последний вопрос только — где вы зерно молотите? Или по-простому, руками в ступе?
— Почему в ступе? Мелем у фрайхерра на водяной мельнице. Она на речке Малой Зольре стоит, чуть дальше Бримнора по той дороге.
— А где сам фрайхерр живет?
— Да там же, на мельнице у него дом. Только туда лучше не ездите, он чужих не любит.
— Я думаю, мы навестим другие деревни. Как они отнесутся к приезжим?
— Передайте, что за вас поручился староста Клос. Тогда все будет хорошо.
Попрощавшись, они выехали в сторону Нового Бримнора. Герхард и Готтлиб снова сели на козлах, Симон с некоторым трудом смог разместиться в самой телеге. Расчет их спутника оказался верным, и удалось поторговать с крупным прибытком.
Когда они проезжали мимо последних домов деревни, Шрайбер обернулся. Присмотревшись, он увидел, что по другой дороге бежал молодой парень. В том направлении как раз была третья деревня и мельница. Возможно, староста решил предупредить соседей о торговцах. Либо доложить фрайхерру о чужаках.
Деревня Ольвард осталась позади, они ехали вдоль еще одного поля майиза. Симон заговорил первым:
— Герхард, может, нам стоит сунуть палец в рот и вывести из себя этот майиз?
— А зачем? Они едят его уже лет тридцать-сорок и выглядят вполне здоровыми. Готтлиб, от лица всего крестьянства, как ты отнесешь к желанию Симона выблевать еду?
— Так нельзя. Еда, даже такая, это святое, негоже просто так переводить.
Они ехали еще минут двадцать. Герхард попросил спутников соблюдать молчание, чтобы не отвлекать его от размышлений. Наконец он предложил остановиться на обочине и обсудить увиденное.
— Какое у вас впечатление, господа? Симон?
— Не знаю. На первый взгляд, у них все хорошо. Они как будто отгородились от всего мира и живут мирной счастливой жизнью, без рекрутского набора, без внеочередных налогов и всей нашей повседневности. Но за всем этим есть что-то очень неправильное.
— Готтлиб?
— А чего говорить? Обычные, честные люди. Наивные. Только растят какую-то непонятную дрянь. Герхард, ты помнишь, что обещал все выкупить?
— Помню и от слов своих не отказываюсь. Еще что-нибудь примечательное?
— Да не, ничего такого, — пожал плечами крестьянин. — Только мало народу там живет. Раз уж они безвылазно сидят в Зольрштейне, то их должно быть раза в полтора больше. Но тут такое, не угадаешь. Это сейчас они сытые и с урожаем, а в прошлом году может зараза какая была или неурожай.
— Симон, ты заметил что-нибудь еще?
— Шеи. У каждого взрослого есть следы от укусов. У детей и подростков следов нет. У стариков — застарелые. Одних еще не кусают, других уже не кусают.
— А клыки?
— Клыки? — Симон запнулся. — На зубы я не смотрел.
— А зря. Повернись все иначе, этими зубами в тебя могли впиться. Но не в этот раз. Все, кого я мог рассмотреть, остались людьми. Здесь определенно кормится вампир или несколько вампиров. И происходит все это очень расчетливо. В следующей деревне надо расспросить жителей о том, как связаны кровь и этот майиз.
— Тогда едем? — нетерпеливо спросил Готтлиб.
— Да. Только прибереги пока часть товара, чтобы было чем торговать в деревне рядом с мельницей.
Спустя полчаса они доехали до Нового Бримнора. Деревня оказалась еще меньше, на пять дворов. Вокруг были поля, засеянные пшеницей, горохом и самое большое — майизом. Герхард привстал на козлах и рассмотрел, что между высоких рядов майиза ходили крестьяне, обрезали завернутые в листья початки и забрасывали в висящие за плечами объемистые плетеные корзины. Когда телега проехала мимо и стало ясно, что чужаки едут в деревню, мужчины потянулись следом, побросав работу.
Симон
