он тоже был крайне важной фигурой в моих планах. Невероятно важной!.. У меня столько планов, но на хвосте висит СОЦБ. Знаешь, как бесит? А тут нашелся он, такой чудесный мальчик, не только устроивший переполох в «Хорин», но и по совместительству — сбежавший участник проекта «Нэкомата». Знакомо, да?
Он легко рассмеялся, когда Отора помрачнел лицом.
— Спасибо тому анону на «Саншайне». Дети-солдаты, взращенные «Накатоми»… Наш любимый Большой Брат крайне не любит, когда на его провалы обращают внимание. А тут? Мало того, что убийца, благодаря твоим очумелым ручкам, но еще и бывший подельник Окамуры… — лицо Ханзе исказилось в кривой грандиозной улыбке. — Если такая бомба всплывет, никому не будет дела до моих планов. А мне бы хотелось как можно меньше внимания, знаешь ли. Следовать цели до конца — вот верный принцип, а к ней я иду постепенно и очень осторожно. К «Изанами», к цифровому бессмертию… К счастью, с последним проблем не возникло.
Опустившись на краешек кресла, он сложил руки на коленях и широко улыбнулся, смотря прямо в глаза Оторе. В ладонях у него все еще покоилось ядро «Химико», совсем крошечное. Так и нельзя было сказать, что человек перед ним — социопат и жестокий убийца, готовый ради своей филигранной цели убить сотни, если не тысячи.
— Только поэтому?
Они продолжили сверлить друг друга взглядами.
— Что именно?
— Ты подставил его просто для своего прикрытия? — Отора угрожающе сузил глаза. — Сначала запудрил голову речами о крови императора, а потом и вовсе оставил на растерзание Хабакири. Повезло, что я был недалеко. Повезло, что там был Миназуки. Но его могли убить.
— И что? — насмешливо поинтересовался Ханзе.
— Он этого не заслужил.
— С какой поры тебе не наплевать на других?
От возмущения Отора задохнулся, но так и не нашелся, что ответить. Ханзе же просто пожал плечами.
— Мне нужно было запудрить ему мозги. Чтобы он обратился к Окамуре вновь, и вдвоем они уже развлекались. Вот и все… Но поговорим лучше о том, что интересно мне, потому что ты только нудишь. Что ты думаешь о бессмертии?
— Меня это не интересует, — резко огрызнулся тот.
— Да ладно, не пизди. Представь, нельзя было бы умереть. Оживить ушедших!.. По сестренке скучаешь, нет?
Держи себя в руках. Он тебя провоцирует. Он не заслуживает даже крохи твоего гнева, потому что его слова — просто вызов, бессмысленный. Оставайся спокоен. Эта мразь не имеет право даже упоминать твою сестру, уничтожь его, сверни шею. Убей ублюдка. Это бессмысленно, и ты это знаешь. Оставайся спокоен. Помни учения Майтреи. Гнев… не выход.
Лицо у Ханзе скуксилось, будто ему резко стало не интересно, когда на его слова даже не отреагировали.
— Ты такой скучный, Отора. Смерть — это большая помеха, а не «награда» за то, что ты адреналиновый маньяк. И она очень сильно мешает. Мне хочется творить дальше, изучать мир, а не бояться, что в один день я просто перестану существовать. Мы с Тайтэном долго искали выход из этой ситуации… Я рад, что ты убил меня. Без этого было бы намного сложнее. Ты должен быть благодарен за то, что лишился семьи, связи усложняют работы в миллионы раз. Как, например, Тайтэн. О, Тайтэн… Знаешь, я все еще люблю его. Он был мрачным одиночкой, но наши чувства друг к другу были искренни. Но он постоянно отвлекался от исследований, то и дело переключался на семью и детей. Видимо, собственный комплекс, что он был… каким? Восьмым ребенком? Но посмотри. Стоило мне умереть, как он перестал думать скучным образом! Бросил все силы в науку! Воссоздал «Химико», повторил эксперимент с Цубаки!.. И она тоже стала искином! Это шанс один на миллион, а у него получилось! Неосознанно…
Медленно проведя пальцем по краю черной коробочки, все еще лежавшую в руках, Ханзе мягко улыбнулся; но это была не улыбка с толикой родительской любви, скорее как исследователи смотрели на свои эксперименты — торжество творца. Он потерся о нее щекой, и тем же голосом, полным нежности, энтузиазма и еще какой-то эмоции, которую словно даже он сам не мог толком опознать, добавил:
— Конечно, я не могу назвать себя «Аи» в полной степени, как и Цубаки — собственно, Цубаки. В ней сочетается так много! Немного от меня, немного от Харады, самого Ямато! Интересно, какой она станет в будущем?.. Меня всегда интересовало: насколько далеко может уйти искин? Кто я? Все еще человек, запертый в цифровом пространстве, или же уже полноценный искусственный интеллект? Некоторые черты искина мне уже свойственны, но я все еще способен на эмпатию. Ты сейчас возразишь, я не стану противиться. Просто сравниваю с самим собой… самой собой старой. И эта мысль: то, что я уже искин, она привела меня к новым размышлениям. Видишь ли, искины способны множиться. Для диких ИИ это нормальное свойство, поэтому сетевые самураи и СОЦБ, держащий их на поводке, так быстро их уничтожают. Но что, если не плодить искины, а разбить их на несколько подконтрольных главному? Тогда, в случае обнаружения, можно будет не бояться за себя, а так же отключиться от бесполезной теперь болванки, не боясь при этом увязнуть в Сети. Поэтому, когда я увидел то, что Цубаки не умерла, мне подумалось: «выходит, только что появилась моя небольшая копия»? Конечно, сейчас в Цубаки преобладает личность, которая вряд ли захочет мне подчиняться, но это легко исправить. Ведь она — всего лишь код.
Губы Ханзе искривились в неприятном оскале. Отора же слушал его без лишних эмоций, равнодушный к кривляниям.
— И из этих размышлений о симультанных клонах, действующих одновременно, я пришел к небольшому интересному решению. Я назвал это проектом «Улей». Несколько моих копий, действующих обособленно, но в конечном итоге со мной связанных. Чем-то напоминает то, как ты приобретаешь новые черты характера после слияния с кем-то: так же и они будут приобретать от меня знания, так и я — от них. Но мне понадобится новое основное тело, «матка улья», если позволишь. Ханзе Макото, стоящий перед тобой, несомненно, прекрасный экземпляр, но даже у нашей синхронизации есть пределы. Но они расширятся, если подобрать человека с нужным геномом.
Свет моргнул, и позади Ханзе сверкнули колбы, по форме напоминавшие соты. В каждой из них, закрытой и наполненной формалином, лежало нечто, напоминавшее отрезанную человеческую голову. Деформированные, искаженные… И все они были жутко похожи на одного человека, того, кого Отора видел лишь единожды в жизни.
Хорин Цубаки.
Копии улыбались безжизненными пустыми улыбками. Глаз у них не было.
