С авторитетным Душе спорят, он отвечает, парирует. После показа картины — при мне это была криминальная комедия Клода Шаброля, приятеля ведущего, — никто не покидает зал.
Медленный профессорский голос приковывает к себе слух даже случайных зрителей. Вот, например, двое студентов из Шотландии, будущие учителя французского языка, приехавшие в Париж на практику. На вопрос, что заставило их, отнюдь не заядлых киноманов, остаться на это обсуждение, прозвучало примерно вот что: хотелось понять и осмыслить просмотренное, объяснить его самим себе и сравнить свои впечатления с профессиональными. Результат опыта: непонравившийся было фильм после увлекательного разбора заинтриговал, возникло желание посмотреть его еще раз — уже подготовленным взглядом. Более того, захотелось узнать больше о режиссере и его творческих делах.
Внимание: так зарождается «вирус синефилии».
«Смотреть, думать, говорить и писать» о кино — так определил это явление знаменитый французский критик и философ Серж Даней. В девизе — суть дебатов и конференций, «круглых столов» и мастер-классов, которые ежемесячно проводят в Синематеке. Они дополняют каждую программу, каждую ретроспективу. Разумеется, издаются и образовательные брошюры, каталоги, книги. Получать самые нестандартные сведения о фильмах и их авторах тем легче, что здесь же, в огромном мезонине, недавно разместилась Библиотека кино — гигантский архив, хранящий 1 500 дисков и 2 700 кассет, 21 000 книг про кино, а также рецензии, статьи, фотографии со съемок, плакаты, режиссерские рисунки, раскадровки, сценарии. Все эти сокровища — в открытом доступе. Все удобно классифицировано по именам и названиям — достаточно ввести их в электронной базе, и вы увидите, что чуть ли не на каждую картину и каждого кинематографиста тут имеется внушительное досье из документов и комментариев.
Конечно же, просто посмотреть фильм в Синематеке тоже не запрещается. Но уже не получается — хочется большего.
Один из лидеров «Новой волны», Франсуа Трюффо
Жан-Люк Годар и Жан-Поль Бельмондо на съемках
«Новая волна»
Жан-Люк Годар, Франсуа Трюффо, Жак Риветт, Клод Шаброль, Луи Малль, Эрик Ромер — сейчас их знают как классиков кино, а когдато этих молодых людей называли «синематечными крысами». Они проводили «у папаши Анри Ланглуа» все дни напролет, умудрялись по одному билету проникать на несколько сеансов, прячась между ними по туалетам и подсобкам. Многие из них и вовсе смотрели кино «зайцем». Страсть к этому виду искусства зачастую принимала в их компании форму соревнования или игры. Трюффо вспоминал, как подростком ставил и побивал собственные рекорды просмотра (до 200 фильмов в год). А попадая на уже знакомый фильм, друзья выдумывали новые способы его восприятия — то закрывали глаза и слушали одни диалоги, то, наоборот, заткнув уши, сосредотачивались на зрительном ряде. Первой профессией этих завсегдатаев Синематеки стала кинокритика. Их называли бандой журнала Cahiers du Cinema, который возглавлял знаменитый теоретик Андре Базен. Интересно, что Годар писал свои статьи под псевдонимом Анри Лукас, инициалы которого, вероятно, восходили к Анри Ланглуа, который, кстати сказать, предоставил пленку для первых фильмов режиссеров «Новой волны», появившихся в конце 1950-х. Не говоря уже о том, что именно в стенах Синематеки у нового поколения появилось желание не только анализировать кино, но и снимать его. Старое искусство питало революционные идеи. Главным для «Новой волны» было желание вернуть кинематографу дыхание реальности, свободу и спонтанность, пульс естественной, уличной жизни. Еще в 1948 году кинокритик Александр Астрюк ввел понятие «камера-стило» (camerastylo), рассуждая о том, что камера в руках режиссера должна служить аналогом пера в руках писателя. Представители «Новой волны» реализовали эту идею на практике. Отказавшись от опыта «папиного», то есть консервативного, кино, они заново увидели мир во всей его неопределенности и подвижности. Именно при них окончательно сформировался дух Синематеки Анри Ланглуа — не просто клуба, где показывают и обсуждают старые и редкие фильмы, но места со своим кодексом правил, а также политических, социальных и эстетических взглядов.
В Синематеке хранится около 2 000 костюмов — от нарядов из фильмов начала XX века до дамских платьев в стиле 1960-х из «8 женщин» Франсуа Озона
История одной иллюзии
«Большее» — это не только дискуссии после показов или работа в библиотеке. Еще Ланглуа, неустанно пополняя архив, активно занимался и спасением всего, что связано с кинопроизводством. Иными словами, собирал материалы, используемые для съемок: реквизит, костюмы, киноаппараты, кадры со съемочных площадок, макеты и рисунки художников. Синематека в Берси полностью реализовала его мечту о том, чтобы в одном месте совместить живой кинопоток и показ коллекций.
Отчасти эта идея воплотилась еще в 1972 году, когда в Шайо выделили место для так называемого Музея кино — он еще открывался выставкой рисунков Сергея Эйзенштейна.
И сегодня в кабинете Марианн де Флери, одной из самых давних здешних сотрудниц и, между прочим, внучки Франсуа Мориака, висит один из характерных эскизов этого режиссера. Вместе со своим молодым коллегой Лораном Маннони, автором «Истории Французской Синематеки», Марианн заведует всей постоянной экспозицией музея, которая имеет свое постоянное же название: «Страсти кино» (Passion cine’ma).
Историческая часть ее расположена на втором этаже, то есть прямо над кинозалами, полностью занимающими первый, и собрана Ланглуа вместе с известной коллегой Лотте Эйснер, немецким историком кино, которая оказалась в Париже в 1936 году, спасаясь от нацизма. Она сохранила связи с самыми известными режиссерами своей родины, благодаря чему в Синематеку стали поступать немецкие фильмы и раритет с тамошних студий. Именно с помощью Эйснер и министра культуры Франции Андре Мальро в 1959 году Ланглуа удалось приобрести уникальное собрание «древней» техники первого коллекционера кино Уилла Дэя. Галерея кинокамер и аппаратов — проекционных, звуковоспроизводящих, звукозаписывающих на всякий вкус — дает детальное представление о том, как происходило зарождение и развитие кинематографа. Как движущиеся картинки постепенно устремляли свой ход и появлялась иллюзия.
Сегодня, в эпоху цифровых технологий, эти механические аппараты, созданные руками человека, выглядят буквально произведениями искусства: кажется, в них заключено нечто магическое, при том что из устройства «волшебного фонаря» или камеры обскура никто никогда не делал секрета. Вот экскурсовод рассказывает о взаимодействии оптики, зеркал, стекла, света — и весь этот рассказ абсолютно доступен для человека без всякой инженерной подготовки. А разгадки чуда все равно не происходит. Посетители завороженно застывают перед странными экспонатами — большими деревянными ящиками, отделанными бронзой и позолотой, оснащенными причудливыми ручками и отверстиями. Естественно, эта часть «Страсти кино» — популярнее всех среди детей. Пленяют уже сами названия: «праксиноскоп», «театрограф», «хрономегафон». «Кинетограф» пионера кино, «фокусника» Жоржа Мельеса, с помощью которого он демонстрировал свои полные спецэффектов и трюков фильмы. В зале Мельеса содержится и макет его студии в Монтрее, а также реконструированная декорация из «Путешествия на Луну», которое принято считать первым научно-фантастическим фильмом. И что самое удивительное — некоторые аппараты до сих пор работают: можно заглянуть внутрь, покрутить ручку, увидеть, как из быстро сменяющихся картинок рождается короткий этюд с танцующей женщиной. Или подойти к итальянской оптической коробке с тремя окулярами и увидеть в объеме пейзаж, напоминающий Красную площадь. Или привести в движение ярмарочную игрушку — праксиноскоп Эмиля Рейно, предвосхитивший принцип анимации. А изобретения американца Томаса Эдисона и братьев Люмьер подтверждаются их фильмами, которые демонстрируются тут же.
Знаменитый череп мамаши Бейтс из «Психо» Альфреда Хичкока встречает зрителей при входе на «Страсти кино»
Коллекцию Уилла Дэя дополняют еще другие, более поздние трофеи Ланглуа — это уже прототипы знакомых нам кинокамер, как штативных, так и ручных, компактных. Здесь вместо «волшебства фонарей» — чистая технология: ко времени их создания кино приобрело свою пресловутую массовость и утратило камерный шарм. Но, как бы там ни было, имя основателя Синематеки среди кинематографистов имело в тогдашнем мире такой авторитет и вес, что лучшие режиссеры, артисты, продюсеры охотно дарили ему для коллекции не только технику, но и просто личные вещи или сувениры со съемок. Не обязательно быть слишком искушенным синефилом, чтобы испытать здесь радость узнавания: вот чучело из «Психо» Хичкока, а вот платье Вивьен Ли из «Унесенных ветром», вот наряды Греты Гарбо, а вот туалеты Катрин Денев из «8 женщин» и невероятное платье королевы Марго из одноименного фильма, и металлический робот из «Метрополиса» Фрица Ланга, и модели часовых шестеренок, на которых герой Чарли Чаплина катался в «Новых временах», и исторический кафтан Николая Черкасова, в котором он исполнял роль Ивана Грозного в одноименном фильме Эйзенштейна. И многое-многое другое, что хранит память не столько о фильмах, сколько о тех, кто их создавал. Так Французская Синематека обеспечила вторую жизнь не только пленке, но и «теням», мелькающим на ней. Кстати, завершает постоянную экспозицию зал, который так нехитро и называется — Зал Ланглуа. Тут, словно в музее-квартире, хранятся мемориальные вещи, связанные с жизнью великого Анри: хроникальные кадры, благодарственные письма, документальные свидетельства. И заметьте: «Оскар», полученный за три года до смерти с уникальной формулировкой — «За спасение кинематографа». Справка
