Согласно хроникам, тхинджан отмечают еще со времен первого бирманского государства — Пагана, существовавшего в XI—XIII веках. Первоначально людей не обливали, а кропили водой, используя ветки гвоздичного дерева с душистыми белыми цветами. Сегодня в столице Новый год встречают несколько иначе, чем в давние годы, здесь, как говорят, чувствуется влияние извне. Многие бирманцы считают, что настоящий тхинджан сохранился в Мандалае — прежней столице, потерявшей свой статус век назад, когда Бирма была захвачена английскими колонизаторами. Хотя все признают, что водное неистовство достигает своего апогея в Рангуне, тем не менее и в провинции шутки заходят иногда довольно далеко: человека сталкивают в озеро, реку, обливают грязной водой...— простите, мажут плодородным илом. Впрочем, и здесь никто не обижается, каждый отплачивает «обидчикам» той же монетой.
Во время водного праздника проявляются такие черты бирманского характера, как доброжелательность и терпимость. Тхинджан объединяет людей. Ведь недаром вода в стране — символ не только чистоты, но и единства. На бирманской свадебной церемонии «мингалазаун» руки жениха и невесты опускают в серебряную чашу с водой, желая, чтобы семейные узы были прочными.
...Но вот отзвенели веселые струи воды, высохли лужи на дорогах и тротуарах. Наступает время совершать добрые дела. В первый день нового года бирманцы в массовых количествах выпускают рыб в водоемы, даруют волю домашнему скоту — прежде всего коровам.
Вообще во время тхинджана рекомендуется соблюдать несколько заповедей: не убивать живое, не рубить деревьев, не ссориться, не пить спиртное, не тратить напрасно деньги. Нарушил одну из заповедей — и не будет тебе удачи в новом году, поссорился — весь год тебя будут сопровождать слезы, срубил дерево — можешь остаться без урожая.
Накануне тхинджана оживляются многочисленные астрологи, которые готовят к выпуску «новогоднюю газету» — в ней содержатся предсказания на будущий год как для отдельных людей, так и для страны, даже для мира в целом. Уличить астрологов в неверном прогнозе трудно: они очень осторожны в своих предсказаниях и включают в них всего понемногу — и хорошего, и плохого.
Бирму называют страной золотых пагод. Не менее справедливо и другое имя — страна цветущих деревьев. Именно во время тхинджана распускаются цветы на многих деревьях, уже одни названия которых будоражат слух: цезальпиния с красными соцветиями, кассия с гроздьями нежно-желтых цветов, гвоздичное дерево с желтыми душистыми цветами, железное дерево, усыпанное белыми лепестками. И конечно же, знаменитый падаук — птерокарпус, ставший символом тхинджана. Особенность этого дерева в том, что оно цветет только день в году — в самом начале нового года, когда его окропит первый тропический дождь. Падаук — священное дерево буддистов. Традиция гласит, что в одном из своих перерождений Будда достиг просветления именно под кроной этого дерева.
Оранжево-желтые цветы птерокарпуса, предвещающие наступление дождливого сезона и избавление от жары, очень душисты. Во время цветения падаука его аромат слышен повсюду, ветки с цветами — на каждом шагу: в руках прохожих, в прическах женщин, в вазах перед домами, на капотах машин. Букетами и гирляндами цветов украшены многочисленные сцены и концертные площадки, где до глубокой ночи не смолкают оркестры, слышатся новогодние песни, раздаются шутки клоунов.
Кто-то из мудрых сказал: «Счастлив народ, который умеет веселить себя сам». Под сенью цветущих деревьев бирманцы демонстрируют верность этих слов в дни тхинджана.
Николай Листопадов
Не так-то просто жить, если, выходя подкрепиться, заранее не знаешь, сам ли пообедаешь или тобой полакомятся. Любой аппетит испортится от мысли, что, пока, зарывшись головой в красный песок, ищешь лакомую личинку или ящерку, может подкрасться хищник.
Живи сурикат в одиночку — а мы попробовали проникнуться ощущениями именно этого южноафриканского зверька,— он никак не смог бы совмещать разумную осторожность с потребностью регулярно и много питаться. Один в пустыне не воин. Совсем иное дело — жизнь в компании себе подобных. Тревог и забот меньше, появляется «разделение труда»: кто сторожит, кто роет норы, кто ищет корм, кто пестует и обороняет молодь.
Но какова все же родословная этого животного?
Позвольте представить: сурикат из семейства виверовых. Он приходится дальним родственником знаменитому мангусту Рики-тики-тави — серому индийскому мунго. Другой родственник суриката — мангуст африканский, герой сказок и мифов бушменов. В них хитрому, отважному, но болтливому Ихневмону — человеку-мангусту — отведена главная роль. Сурикат тоже в фольклоре фигурирует, но где-то на заднем плане. На африкаанс он называется «миркэт», что опять-таки значит «мангуст».
До недавнего времени зверек оставался за пределами внимания биологов. Потребовалась экспедиция американского ученого Дэвида Макдональда в пустыню Калахари, чтобы разобраться в сложном общественном поведении зверька. Биолог с женой и ребенком прожил год в трейлере, установленном среди колоний сурикат.
Эти маленькие хищники роют норы на равнине или селятся в расщелинах между скал. За характерную стойку на задних лапах, с передними, сложенными на животе, их окрестили «земляными человечками». Этой позой, привычкой с писком улепетывать по тревоге да силуэтом сурикаты напоминают сусликов.
В группе от десяти до двадцати зверьков. Если меньше — колония слишком слаба. Больше — возникнут сложности с кормом. В отличие от большинства мангуст, которые живут поодиночке и охотятся ночами на мелких животных, сурикаты обходятся корнями, луковицами растений, насекомыми. А по ночам преспокойно спят. При случае сурикаты лакомятся саранчой, термитами, ловят мышей, песчанок, мелких птиц. И притом не боятся ни жала скорпионов, ни яда мелких змей.
У сурикат налажена образцовая дозорная служба в двух вариантах. Первый — зверьки чередуются: то тот, то другой отрывается от кормления, замирает столбиком, сторожко оглядывает горизонт. Это докучно. Привычнее другой вариант. Доброволец сыскивает самое возвышенное место поблизости — деревце, куст, терминалию, муравейник, просто холмик — и застывает на посту. Час-другой дозорный открыт ветрам, солнцу, а главное — всем хищникам. В случае тревоги он отвлекает врага на себя и последним юркает в норку. Если суждено добежать до нее.
Но покуда группа слышит негромкое непрерывное попискивание часового — сигнал, что он не дремлет,— колония, позабыв о мириаде опасностей, погружается в будничные заботы. Стоит осовевшему от жары и изголодавшемуся дозорному сойти с поста — его стремглав заменяет следующий доброволец. От утомительной службы избавлены только больные, не выползающие из нор, да ненадолго — ждущие приплода или детные самки.
По наблюдениям Макдональда, профессиональных часовых у сурикат нет. Правда, есть особо охочие до караульной службы. В одной группе чаще других в караул ходили Рваное Плечо и Пятнистая Шея (биолог научился различать особи и всех наделил кличками). Оба неугомонно выискивали точки повыше, с наилучшим обзором. Но сурикаты — никудышные лазалыцики по деревьям. Выше, выше, ветки все тоньше, бух вниз — визга не оберешься! Отряхнулся — и снова наверх. Выше, выше — и опять на песке... Легко ли устоять столбиком на ветке, которую раскачивает ветер?
Надо вспомнить, что до последнего времени считалось, что земляные человечки после охоты любят попечься на солнышке, замерев на задних лапах. Это то же, что говорить про караульного, будто он для своего удовольствия топчет снег. Сытые сурикаты нежатся и играют исключительно в тени.
Жарким полднем под сенью дерева или скал жизнь зверьков выглядит идиллической до приторности: дело в том, что внутри группы никогда не бывает драк. Льву, гиене, волку приходится когтями и клыками отстаивать свое место в строгой иерархии прайда или стаи. У сурикат при самом пристальном наблюдении не удалось выделить постоянного вожака. Но в каждом деле есть лидер: один ловчее находит корм, другой — шустрейший дозорный, третий — мастак следить за молодью, четвертый верховодит в бою с шакалом.
Во время отдыха земляных человечков каких только игр они не затевают... Вот самцы танцуют на задних лапках, помахивая передними — точь-в-точь боксерский матч, да еще с позволением противникам кусаться! Лжесхватка с лжеукусами заканчивается обоюдным и одновременным нокдауном: зверьки с визгом делают полусальто назад, плюхаются спинками на мягкий песок.
Вот и коронный номер: пять-шесть зверьков взбегают друг на друга, а последний вскакивает на верхний ярус и с озабоченной миной обозревает окрестности...
