В различных районах Италии карнавальный период (не путать с собственно карнавалом, который длится несколько дней) начинается в разное время, однако чаще всего — в первую неделю января, а заканчивается в начале весны. Особенной атмосферой отмечены последние четверги карнавального периода. Наиболее отчетливо эта традиция сохраняется на Сицилии. За столом, уставленном всевозможными яствами, собираются близкие и знакомые: в один четверг — кумовья, в следующий — родственники, затем—друзья. По составу присутствующих эти дни и носят названия: «четверг кумовьев», «четверг родственников», «четверг друзей».
По идее, в течение всего карнавала для скуки и тоски не должно оставаться места, но особенно весело и раскованно проходят последние дни. В сущности, их и считают обычно собственно карнавалом. Именно о последних днях праздника писал Гёте, побывав в Италии: «В эти дни римлянин, еще и в наши времена, радуется тому, что рождество Христово могло только отсрочить на несколько недель, но не уничтожило окончательно праздник сатурналий со всеми его привилегиями.
В эту минуту серьезный римлянин, в продолжение всего года тщательно остерегавшийся малейшего проступка, разом откладывает в сторону свою серьезность и рассудительность».
В эти дни по улицам городов и деревень проходит веселая вереница масок. Помимо традиционных для всей страны арлекинов и пульчинелл, в отдельных местах гуляют и свои персонажи. В горной области Карнии в карнавальной толпе мелькают карикатурные личины, сделанные из дерева и раскрашенные яркими красками. У суровых сардов на празднике обязательно присутствуют устрашающие звериные маски. Конечно, вряд ли кого они могут напугать: это лишь дань далекому прошлому.
Обязательный элемент карнавала — драматические представления. В каждой местности сюжеты для этих театрализованных действ свои: главным образом, какие-нибудь старинные истории и легенды с назидательным оттенком. Но среди всего этого многообразия сюжетных линий этнографы выделяют две, имеющие в стране наибольшее распространение. Речь идет о «маскараде календаря» и так называемом «завещании».
«Маскарад календаря», как можно догадаться по названию,— это представление, где участвуют Год и Двенадцать Месяцев. Год — седобородый старик с огромным скипетром в руке — поочередно выводит перед зрителями Месяцы, а те, отвечая на вопросы и сдабривая свою речь порой солеными шутками, перечисляют, чем они должны заниматься. Часто ответы превращаются в длинные монологи, которые публика то и дело прерывает хохотом. В крупных населенных пунктах в представлении принимали участие не только Месяцы, но и Праздники, что доводило состав самодеятельной театральной труппы до семидесяти человек.
Карнавальный спектакль на тему «завещания» обычно разыгрывался в последний день праздника. Главное действующее лицо здесь — Король карнавала, или просто Карнавал, которого в различных областях изображают по-разному: в Молизе — это румяная кукла в короне, в Апулии — старик, в Кампании и Абруцци — чучело, сделанное из мешка и соломы, в Пьемонте существовала традиция откармливать на роль Карнавала индюка.
Разумеется, в разных районах и городах «завещание» разыгрывалось по-своему, но суть его повсюду одна и та же: Карнавал сначала беспощадно критикует дела и поступки сограждан, а потом его самого осуждают и предают смерти — либо топят в реке, либо сжигают. Особенным нападкам в речи Карнавала подвергаются непорядочные люди, обманутые мужья, пьяницы и плохие работники.
Интересным обычаем в прошлые века было избрание в последние дни карнавала «короля шутов», которого чествовали с большой роскошью и помпой. Для него устраивали даже специальные приемы, где он был господином дня и получал самые лакомые куски. Но сегодня этот персонаж — лишь достояние историков и этнографов. Вместе с «королем шутов» канули в прошлое многие другие карнавальные обычаи.
У ученых по сей день нет единого мнения о происхождении слова «карнавал». Существует множество самых различных версий, но наиболее убедительной представляется та, согласно которой карнавал уходит своими корнями в древний Вавилон. Там в далекие времена праздновали обручение покровителя города с богиней весны. Праздник этот приходился на первый день нового года, который одновременно был и первым днем весны. Во время торжественной церемонии Мардук, бог-покровитель Вавилона, из храма богини любви и плодородия Иштар возвращался в город на богато украшенном драгоценностями судне с колесами. От названия этого колесного судна якобы и произошло латинское «карру-навалис», что буквально переводится как «колесница-корабль».
Впрочем, уже в начале нашей эры начали появляться иные этимологические версии. Корень «кар» стали интерпретировать как восходящий к слову «мясо» (латинское — «карно», итальянское — «карне»). Новая трактовка породила множество вариантов: «карнем леваре» (оставить мясо), «карневале» (мясоед), «карне вале!» (да здравствует плоть!), порой противоречащих друг другу.
Как бы то ни было, карнавал с календарной регулярностью на протяжении тысячелетий врывается в жизнь европейских народов. В противоположность официальным праздникам карнавал — массовое гулянье — знаменовал временное освобождение от господствующих материальных отношений и отмену, хотя бы на малый срок, всех иерархических привилегий и запретов. История знает примеры, когда этот праздник выливался в мощнейшие народные волнения. Так было в 1376 году в Базеле, в 1630 году — в Дижоне.
Так случилось и на карнавале 1580 года во французском городе Романе. Тогда праздник пришелся на тяжелейший для жителей период: богачи не платили податей и взвалили это бремя на плечи простого люда, казна была беззастенчиво разграблена, город не вылезал из долгов, безудержно росли цены... В этой ситуации праздник превратился в народное выступление за равноправие. Люди устраивали на улицах воинственные пляски, размахивали оружием и требовали, чтобы подати платили все без исключения. Городская знать не замедлила с ответом, и в Романе была устроена настоящая бойня. Сначала дворяне расправились с народным вожаком, а потом на протяжении пятнадцати дней в городе шла настоящая охота за людьми... Этот кровавый карнавал французы считают важной страницей своей истории: ведь тогда в Романе в меньшем масштабе — словно на лабораторном макете — столкнулись те же силы, что и двести лет спустя на парижских улицах во время Великой французской революции...
В наши дни карнавал потерял былой размах, и ареной его стала преимущественно сельская местность, где традиции, как известно, всегда были крепки. В городах же он превратился в фольклорное шоу, зачастую преследующее рекламные цели. В последние десятилетия о нем стали говорить все меньше и меньше, и в конце концов сложилось впечатление, что карнавал умер...
Но вот в 1980 году Италия словно всколыхнулась. В апрельские дни — практически без всякой рекламной подготовки — многие итальянские города оказались наводнены толпами разряженных людей в масках. Веселящихся венецианцев даже затяжные дожди не смогли разогнать по домам. День и ночь расхаживали по городу венецианцы, разъезжали в гондолах, пели песни, балагурили, хохотали и вовлекали в празднество всех, кто еще оставался угрюмым и нелюдимым. Как отмечала впоследствии пресса, возрождение древнейшей традиции прошло в невероятно мирной обстановке: не было зарегистрировано ни единого инцидента, а патрулирующие карабинеры, в их мундирах и фуражках, воспринимались окружающими как карнавальные персонажи...
Итак, карнавал родился заново. Пытаясь найти объяснение этому феномену, многие итальянские социологи и журналисты предлагают разные версии. Но наиболее верной кажется самая простая из них. «Радость и равенство — самые естественные для человека вещи,— прочитал я в одной итальянской газете.— И получить их сегодня люди могут лишь на карнавале — единственном празднике, которые, как заметил еще Гёте, народ дает себе сам...»
По материалам зарубежной печати
Андрей Мудров
Роберт Най. Странствие «Судьбы»
Окончание. Начало в № 2—3.
Красным пятном висит в небе солнце. В адском тумане появились разрывы и проблески. Корабль почти не движется. Облегчение нам может принести только ветер. А ветра нет. Корабль застыл, словно прикованный грузом злого рока. Морская вода — словно черное молоко. Если бы в этой безбрежности воды и тумана увидеть хоть одну птицу! Птиц нет. Нет даже птиц-боцманов, которые спят на воде. Так далеко на север они, видимо, не залетают. Водяные змеи с желтыми и черными кольцами — единственные живые свидетели нашего вынужденного дрейфа; они большими кругами плавают вокруг моей «Судьбы». Чего они ждут? Будь я суеверным человеком, я бы наверняка подумал, что их круги и извивы подчиняются волшебной палочке колдуна, который опутал нас волшебной паутиной, и мы обречены оставаться недвижимыми.
