...Напившись чаю, мы поднялись на третий этаж в комнату-террасу, окруженную крытой галереей.
Почти все монашеские дома в Карше построены по одному плану: три комнаты одна над другой. Я понял, что монастырь тянется на две сотни метров вверх по вертикальному откосу лишь в тот момент, когда ноги отказались мне повиноваться. Мы прошли всего полпути, а сердце нещадно колотилось в груди, и мне казалось, что я на грани потери сознания. Пришлось присесть...
Два молитвенных здания стояли друг против друга в просторном замкнутом дворе. Зимний зал ремонтировали. Старый монах, сидя на неустойчивых лесах, перекрашивал монументальный портик. Вокруг него стояли банки с яркими красками, с помощью которых он рисовал символические фигуры на перемычке над большой дверью. Другой монах провел нас в громадный темный зал, крыша которого покоилась на красных столбах, увешанных шелковыми полотнищами. Около алтаря высился небольшой чортен, инкрустированный полудрагоценными камнями. Стены высокой галереи до самого потолка покрывали древние фрески.
Второй зал был намного интересней. К портику, расположенному на целый этаж выше уровня двора, вела лестница. Я вошел внутрь и тут же отшатнулся от устрашающего чучела рыжего медведя, подвешенного к своду за веревку. Он злобно глядел на меня, словно готовясь спрыгнуть на голову. Таков обычай — чучела медведей или снежных барсов, убитых «в состоянии самозащиты» или при охране стада, жертвуются монастырю. Этот дар должен, по всей видимости, снять с человека грех за взятие чужой жизни, хотя подобное прегрешение считается незначительным.
Я вскарабкался на террасу летнего зала, и у меня захватило дух от панорамы центрального Занскара. Я четко различал точку слияния двух потоков к востоку от монастыря и величественную реку, образованную ими, которая в пене неслась к невидимому ущелью...
Жизнь в стране, отрезанной от цивилизации, не означает полного отсутствия технологического прогресса. Я убедился в этом, когда обнаружил у подножия последних домов деревни интересную машину. Это был приводимый в движение водяной мельницей скребок для производства благовоний из можжевельника.
До сих пор все встреченные мною водяные мельницы приводили в движение жернова. В Карше осуществили эксцентричное крепление к лопастному колесу стержня, который прижимал к шероховатому камню полешки можжевельника. Медленное движение сверху вниз приводило к обдиранию влажной массы, которая падала в сито из тонкой ткани. Такое преобразование кругового движения в кривошипное уже само по себе хитроумное техническое решение.
Думаю, занскарцы могли бы создать и очень сложные машины, если бы у них возникла в этом нужда. Их кузнецы умело обрабатывают медь и серебро и без труда могли бы воспроизвести различные механизмы. Лобсанг сказал мне, что монастырь Карша славится своими можжевеловыми благовониями. Но где они берут можжевельник? Пока в долине Занскара мне это растение не встречалось. Но в четырех днях пути к северо-востоку тянулась небольшая долина с немногочисленными деревьями («Лес»,— сказал Лобсанг без тени усмешки), среди которых встречались можжевельники с исключительно ароматной древесиной. Масса, полученная вышеописанным способом, смешивается с различными кореньями и высушивается на солнце. При горении она распространяет тонкий аромат...
Оставив позади себя равномерно постукивающую машину, мы отправились в обратный путь к дому Лобсанга.
...Та часть долины, по которой нам предстояло идти, была еще окутана мраком. Пустившись в путь рано утром, мы прошли несколько километров, и Лобсанг показал мне на берегу потока небольшой заросший травой квадрат с несколькими прямоугольными ямами. Лобсанг, к моему крайнему удивлению, уселся в одну из них и объяснил, что это «термальная станция», которую питает небольшой источник. Эти воды, по его словам, были очень полезны при ревматизме. Я впервые встретил лечебный источник в Гималаях, хотя неоднократно видел, как горячие воды используются для мытья. Эти простенькие термы вызвали у меня улыбку — каждый пациент сам рыл углубление и желоб для подачи воды.
...Мы вступили в Шан, северную провинцию Занскара. Тропа пересекла обширную скалистую равнину и потянулась по обрыву вдоль берега реки. Река Занскар разбухла и с глухим ревом ворочала камни. Вода была желтоватой от взвеси суглинка. Этот рев и пенные водовороты говорили о невероятной мощи потока. Ведь Занскар — крупнейший приток Инда в его верхнем течении. Слияние рек происходит в Ладакхе после двухсоткилометрового пути Занскара по дну непроходимых ущелий.
Иногда тропа расширялась — мы пересекали миниатюрные песчаные пустыни с редкими островками ломкой травы, которая годилась в пищу разве только верблюдам. На лошадей было жалко смотреть, они едва передвигали ноги и, опустив морды, продирались через узкие проходы меж огромных камней, сорвавшихся с крутых склонов.
К трем часам пополудни мы вышли на просторную равнину, по которой проходил ирригационный канал. В мире песка и гравия появились редкие зеленые пятна.
Вдали виднелась цепочка белых чортенов, предвестников пока еще невидимой деревни, которая ютилась у подножия крохотного монастыря, терявшегося на фоне высоченного вертикального обрыва. Я с облегчением вошел в Пишу, большую унылую деревню, похожую на индейские селения где-то в Аризоне или Колорадо. Пыльная тропа рассекала ее надвое. Далеко к югу виднелись поля Дзангла — зеленый оазис на охряном фоне.
Желая побыстрее закончить переход, я предложил Лобсангу не останавливаться. Но тот заявил, что стоянка обязательна, поскольку по мосту нельзя ходить в сумерках.
Больше он ничего не добавил. Я весьма удивился, поскольку еще не знал, какое испытание ждет меня!
На ночь мне выделили крохотную комнату в большом и относительно чистом доме.
Рано утром мы наняли нескольких мужчин для переноски багажа. Наш маленький караван вышел из Пишу и прошел около двух километров вверх по течению ледяной кипящей реки, ширина которой местами достигала ста метров.
У меня захолонуло сердце, когда сразу за поворотом реки я увидел мост. В Бутане и Непале я не раз переходил реку по самодельным мостам, которые висели на выкованных вручную цепях или толстых канатах, сплетенных из волокон бамбука. Они были и длиннее и короче, а иногда имели солидный возраст; на них ты ступал по бамбуковым доскам или циновкам, убегающим из-под ноги, словно губка. Но те переправы представились детской забавой, стоило мне глянуть на мост Дзангла! Он бил все рекорды. Во-первых, его длина составляла семьдесят метров, и могу вас уверить, что длиннее моста в Гималаях нет. Но главное не длина, а невероятная смелость замысла. Тросы, а вернее веревки, были составлены из ломких веточек, сплетенных кое-как по четыре в одно волокно. И тросы по всей длине моста не превышали толщины трех пальцев.
Четыре таких троса, расположенных рядом, образовывали «полотно» моста. Два или три троса справа и слева служили поручнями. Через каждые два метра они соединялись с полотном небольшими отрезками того же троса.
Я сразу понял, почему невозможно было перейти по этому мосту вечером при том ветре, который дул вчера. Даже в неподвижном воздухе раннего утра мост раскачивался в центре, словно маятник.
Человек, переходящий по такому примитивному мосту, должен обладать определенными навыками. Дело в том, что мост совершает два вида колебаний — справа налево и снизу вверх. Последний вид колебаний вызывается перемещением массы идущего человека и может закончиться резким рывком вверх, который перебрасывает человека через перила. Маятниковое движение еще опасней, поскольку все усилия уменьшить его приводят к увеличению размаха колебаний. Однако эти колебания ничто по сравнению с третьей ловушкой висячих мостов. Неопытный человек может счесть, что перила служат для опоры и сохранения равновесия. Опасное заблуждение, ведущее прямо в объятия смерти, поскольку стоит опереться на один из поручней, как он тут же отходит в сторону. И вы оказываетесь в реке, а там либо тонете, либо переохлаждаетесь в ледяной воде. Поручни служат не для опор, а для создания, что ли, иллюзии надежности.
Я знал всю зловредность поведения таких висячих мостов. Но мне даже в голову не приходило, что колебания резко уменьшаются, когда мост переходят одновременно несколько человек, поскольку дополнительная масса и различный темп ходьбы во многом снижают опасность перехода. Я же наивно полагал, что, переходя мост в гордом одиночестве, мне удастся избежать неожиданных рывков. И храбро ринулся вперед.
То, что я остался в живых, следует отнести к чуду.
Я шел, переставляя ноги, как танцор на проволоке, переваливаясь уткой и цепляясь за шершавые и острые боковые тросы. Первые двадцать шагов сделать было просто. Но меня охватило волнение, быстро перешедшее в панику, когда я увидел несущийся под ногами поток. Мне казалось, что он увлекает мост за собой. Чтобы справиться со зрительной иллюзией, я невольно отшатнулся в другую сторону. Веревка потянулась за мной. Я вцепился в оба поручня и резко дернул их к себе. По мосту пробежала дрожь. Я ощутил слабость в коленях, и мне показалось, что река радостно взревела. Я рискнул бросить взгляд на берег, к которому стремился. Он, казалось, удалился на многие километры: я едва прошел треть расстояния. Теперь меня охватил настоящий страх. Я уже не верил, что выйду из этого испытания живым. Поручни, которые вначале висели на уровне плеч, теперь проходили где-то у середины бедра. Когда я оказался на середине моста, они опустились до колен и уже не могли помочь мне удерживать равновесие. Почти обезумев от ужаса, я, как автомат, полз вперед и спустя вечность ступил на твердь.
