— Вы что, крепость таймырских гор своими лбами хотите испытать? — хмуро, не скрывая возмущения и чувствуя реальную опасность, спросил Чечин.
— Ты не волнуйся. Подойдем, осмотримся, все взвесим...
Вскоре мы были над расчетной точкой. Где-то внизу под плотной облачностью находился Усть-Таймыр — одинокий небольшой, но добротной постройки домик, трое людей, катер и на самом берегу широкого плеса — штабели бочек бензина. Не раз мы здесь, окруженные гостеприимством хозяев, заправляли машину горючим, занимались профилактикой моторов, отдыхали, ловили в реке лососей, серебристую нельму. Но сейчас непроницаемая облачность отделяла нас от всего этого... Кружимся над ними уже двадцать минут. Они должны слышать шум моторов и выйти на радиосвязь. Но они почему-то молчат.
— А какова уверенность, что мы над ними? Шли же сюда вне видимости ориентиров и радионавигационных средств, могло снести ветром.
— От Русского сюда двести шестьдесят километров. Допускаю максимальную ошибку в два градуса,— вмешался я в разговор. — Это дает отклонение девять километров, а радиус наших кругов — десять. Они обязательно должны нас слышать.
— А знаешь, штурман,— оживился Черевичный,— пошли назад...
— Понимаю, вернуться и, пробив облачность над морем, на малой высоте подойти к станции? Об этом я думал еще при отходе от Русского, но надеялся на прогноз.
— Сколько от нас до берега Карского моря?
— По истинному курсу — двадцать два километра. Через шесть минут можно смело идти вниз.
— Тогда пошли, Саша, убирай выпускную антенну. Диксону сообщи — идем в море, откуда по руслу Таймыры подойдем к станции, где будем садиться.
— Не говори гоп, пока не сядешь,— переиначив поговорку, недовольно буркнул Чечин и полез в свою рубку на подмену Терентьева.
Через девять минут на высоте пятьдесят метров обледеневшая машина вышла из облачности и, круто развернувшись на 180 градусов, взяла курс к дельте реки Нижняя Таймыра. Видимость по горизонту не превышала двух километров. Берега не было видно, но по тому, что под нами появились сильно изъеденные, грязные льды, стало ясно: земля рядом.
— Следи внимательно за подогревом всасывающего воздуха карбюраторов, а то зачихают, как тогда в Чукотском море,— напомнил я Виктору случай, когда мы чуть не сели на вынужденную, прямо в зубы торосов.
Виктор сразу смолк. Чем опытнее специалист, тем острее переживает свою ошибку.
— Берег прямо по курсу,— крикнул я.
— Вижу. Отворачиваю влево, чтобы войти в русло реки.
— Добро. Не упускай видимость берега. Через семь минут станция.
Желтая полоса левого берега реки быстро наплывала на самолет, но правый скрывался в туманной мгле. Лед кончился. Широким многокилометровым потоком вливались в море пресные воды Нижней Таймыры из кристально чистого озера Таймыр. Под нами мелькнул низкий безымянный остров, а за ним, чуть правее на береговом урезе, на краю невысокого обрыва, мы увидели дом, мачту, на которой развевался флаг. Ниже бело-черный «колдун» — неотъемлемая деталь всех аэродромов того времени,— показывающий направление ветра. Самолет с ревом пронесся над самой крышей, но из дома никто не вышел. Не было видно и ездовых собак, обычно первыми встречающих машину.
— Зимовка пуста,— озабоченно произнес Черевичный.
— Не вижу ни катера, ни шлюпки. Не за оленями ли отправились и застряли на охоте?
— Пошли на посадку, штурман, на земле все прояснится. Саша, передай в Чокурдах — садимся, погода нормальная.
Через пять минут машина скользила по мутной поверхности реки к якорной стоянке. Предстояла последняя, но довольно канительная операция: подойти к бую — бочке, раскрашенной бело-красными полосами, и ошвартоваться. Эту операцию обеспечивал штурман при умелом маневрировании пилотом скоростью самолета. Ветер, течение, волны обычно тащили обладающий большой парусностью самолет к берегу, на камни. Нужно было выбрать, не упустить момент и точно накинуть стальную петлю на бочку, тут же выключить моторы, чтобы не сорвать буй с грунта. Было у нас и свое автономное якорное хозяйство, но, увы, оно не было рассчитано на неспокойный характер реки Таймыры. Помню, как два года назад, когда еще не было здесь якорной стоянки, мы с летчиком Евгением Николаевым, прилетев на двухмоторном гидросамолете «дорнье-валь», поставили его на свой якорь и спокойно легли спать. Утром самолета не оказалось. Нашли мы его на мели в пятнадцати километрах ниже, к счастью, целым и невредимым.
При первом заходе ветер и течение выбросили нас в сторону крутого берега, но при повторном петля точно легла на кнехт буя, и моторы были выключены. Пока мы с Иваном Ивановичем тщательно проверяли крепления, Кляпчин и Терентьев накачали воздухом клипер-бот. Оставив их на самолете, вчетвером отправились на берег. В доме на столе лежала записка: «Ночью унесло катер. Утром на шлюпке уходим на поиски. Предполагаем вернуться через восемь часов к следующей вахте. Забрали двух собак, продуктов на пять суток».
— Так... Одна вахта уже пропущена. Что-то не похоже на них.
— Сколько в баках осталось горючего? — спросил неожиданно Черевичный.
— На пять часов,— ответил озадаченный Чечин.
— Добавим тонну. Пойдем на поиски.
— Не унесло же их в море... Ведь заправка займет не менее четырех часов.
— Понимаю, Виктор, все устали. А если станцию закроет погода? Куда пойдем на остатках горючего? Подзарядка же нам гарантирует уход на Чокурдах.
Долгие годы совместной работы убедили меня, что Черевичный, как мастер шахматного поля, всегда заглядывал далеко вперед и никогда не сжигал за собой мосты. Но он не ограничивал свою работу старыми инструкциями, составленными еще для фанерных самолетов, не боялся вносить свою поправку, если на карту ставилась жизнь людей, если этого требовали интересы успешного плавания караванов. Но, увы, не все его понимали. И долго, очень долго ходила потом сомнительная слава «лихача» за этим талантливым летчиком-первопроходцем. И все же требования быстро развивающейся жизни наконец показали его правоту. Говорят, запоздалая слава горька. Но это только для людей с холодными сердцами. Иван не был таким. С чистой радостью он принял высокую благодарность — Золотую Звезду Героя и с гордостью носил ее на своей видавшей виды кожаной куртке. Но все это было потом. Пройдут долгие годы «сумасшедших» полетов, прежде чем придет всеобщее признание...
Судьба исчезнувших людей, конечно, одинаково тревожила всех нас. Поиски были необходимы, и как можно скорее. Из-за отсутствия катера горючее пришлось перевозить к самолету на клиперботе. При погрузке первой 300-литровой бочки легкий резиновый клипер не раз переворачивался. К счастью, глубина у берега не превышала метра. И все-таки после нескольких попыток загрузка удалась. На таком вертлявом суденышке мы вдвоем с трудом выгребли против ветра к якорной стоянке, а потом ручным насосом перекачивали бензин в баки крыла, расположенного выше уровня воды на три метра. Первый рейс с перекачкой занял полтора часа. Последующие три прошли более успешно, отняв у нас еще четыре часа и уйму сил. Но когда Виктор потребовал доставить ему еще двести литров масла, мы вежливо напомнили ему, что в шестом отсеке гидросамолета имеется 200-литровая бочка отличного масла. Он уничтожающе посмотрел на нас с высоты моторов и своего роста и с подчеркнутой вежливостью отчеканил:
— Запомните, это неприкосновенные запас на случай посадки, где нет необходимой нам марки. Я не лезу в ваши летные дела и прошу обеспечить меня маслом в указанном количестве...
Лодка! Смотрите, лодка! — вдруг закричал он, протягивая руку.
Примерно в километре, где левый берег поворачивал к западу, на воде темнело пятно с ритмично вспыхивающими отблесками, похожими на взмахи весел.
— Точно. И трое людей,— рассматривая лодку в бинокль, проговорил Черевичный. — Но где же катер?
— Через час-полтора узнаем. Идут против течения и ветра. Надо дать дымовой сигнал. На фоне высокого берега самолет, вероятно, им не виден.
Вскоре дымовая ракета с ярким оранжевым шлейфом повисла в небе. А через минуту ответным огнем над шлюпкой вспыхнул зеленый шар и медленно погас.
Когда шлюпка прибыла на базу, все собрались в столовой, где выслушали рассказ зимовщиков. Оказалось, ночью ураганный ветер сорвал катер с якоря. Как только улеглась штормовая волна, сели в шлюпку и пошли на поиски. Нашли катер на противоположном берегу реки, его выбросило на отмель. После многочасовых усилий удалось стащить катер с мели. Завели мотор и, взяв шлюпку на буксир, пошли домой. Под левым берегом, в семи километрах, наткнулись в мутной воде на незамеченный топляк и получили пробоину. Катер стал быстро наполняться водой, но все же, заткнув стеганками пробоину, успели выброситься на пологий берег, где и занялись ремонтом. В это время зимовщики услышали шум моторов нашего самолета, летевшего еще за облаками. Догадавшись, что самолет идет к ним, оставили катер и на шлюпке пошли на базу.
