переделаешь, не перекуёшь: секс будет таким же, вялым и беспомощным, грубым и безвкусным, ленивым или техничным. Поэтому невольно оттягивала этот момент. А зря. Этот хулиган целовал многообещающе, приглашая за горизонты, которые, похоже, мне и не снились.
Дразнил. Намагничивал. Лишал воли.
Честное слово, обхватить за шею, выгнуться и прижаться бёдрами к мужику во дворе многоквартирного дома, у машины, рядом с детской площадкой, будучи не одурманенной этими коварными смелыми губами, я бы себе никогда не позволила. Боюсь представить, что подумали обо мне голуби, испуганно сорвавшиеся с насиженного места.
— Я требую продолжения банкета, — промычала я с закрытыми глазами, когда он отстранился.
Его тихий довольный смех стал мне ответом.
— Для тебя — всё что угодно, — скользнув рукой по моему бедру, как бы давая понять, что ему жаль с ним расставаться и всё ещё у нас впереди, Миро̀ забрал с заднего сиденья пакеты.
Но даже хлопнувшая дверь машины не привела меня в чувства. Чёрт! Это было так опьяняюще, что я расправила плечи, тряхнула головой и, шагнув, покачнулась.
Поздравляю, Кристина Валерьевна, ты, кажется, на хрен по уши!
Всё врут женские журналы, что женщине нужно время, привязанность, безопасность. Чёртова пуританская пропаганда, проспонсированная мужиками и за столетия въевшаяся в умы, чтобы баба и не думала ни о каких удовольствиях, только о доме, семье, детях. Месячные — стыдно, роды — грязно, девственность — важно, секс — грех, а браки и вообще свершаются где-то на небесах. С некоторых пор я преданно верю только в науку. Оперирующую гормонами, электромагнитными импульсами и цифрам. Науку циничную и страстную одновременно. Прямо как я.
Но я отвлеклась: что поцелуй животворящий делает после трёх месяцев воздержания-то.
— Так, чтобы ты понимал, кто есть кто, — начала я разъяснительную беседу для Миро̀ у входа в подъезд. — Гарик — хозяин квартиры. Машина, кстати, тоже его, если вдруг ты подумал, что я могу себе её позволить. Не могу. Далее, мы с Ветой — его жильцы. Но мы друзья, — уточнила я.
— Он друг твоего старшего брата Вадима, — повторил за мной Миро̀, намекая, что всё усвоил и до сих пор не испугался.
— И он обязательно будет шутить про моего бывшего, — нажала я кнопку вызова лифта. — Скорее всего, зло, обидно, даже жестоко. Защищать меня не надо: такой у нас ритуал.
— Я что-нибудь должен знать про твоего бывшего? — слегка приподнял Миро̀ бровь, когда в кабине я нажала кнопку последнего этажа. Да, квартира у Гарика тоже была дорогая, которую я не смогла бы себе позволить, не сдай её нам Игорь «Гарик» Ротман.
— Пожалуй, больше, чем все остальные. Это не даст тебе особого преимущества, но для меня важно, чтобы ты знал. В общем, я такая дура, что прожила с ним полгода и даже не заглянула в паспорт. У нас всё было хорошо, и как в Простоквашино, просто замечательно, но в итоге он оказался женат и даже не думал разводиться. Отправлял жене деньги, которые я, блин, зарабатывала, пока сам не мог устроиться. И… тадам! — подняла я палец. — Вот об этом никто не знает. И не должен знать. Ни Вета, ни Гарик, ни мои родители, ни Вадим. Посвящён в мою страшную, постыдную тайну будешь только ты, — набрала я воздуха в грудь. — В общем, я взяла для него кредит. На своё имя. Он, конечно, обещал платить. И платил какое-то время, пока мы были вместе. Но когда я выставила его с вещами, кредит, как общая кошка, остался мне.
— Большой? — спросил он коротко.
— Понятие относительное. Но, скажу честно, платить его нелегко, — вздохнула я.
— Поэтому ты искала работу?
— Нет. Работа у меня есть. Просто там тоже возникли неожиданные трудности, с которыми я пока в процессе. Если не разрулю, вот тогда будет жопа. Что-то я разболталась, — выйдя из лифта, остановилась я у двери. Выдохнула. — Ну, пошли!
Гарик, это Миро̀. Миро̀, это Гарик. Процесс знакомства вышел коротким.
Гарик, и так обычно настроенный к гостям агрессивно, выехал как бидон серной кислоты на колёсиках: одно неосторожное движение и — кишки по стенам. Ещё эта стрижка воинствующего скинхеда, к которой я никак не могла привыкнуть.
Сначала он настороженно нахмурился, потом удивился, а потом вдруг протянул Миро̀ руку.
— Что это было? — спросила я Вету на кухне, пока Мирослав в ванной мыл руки.
— Ну, он видел, как вы целовались у машины, поэтому его первая реакция была предсказуемой. А вот что случилось потом, — она пожала плечами. — Они знакомы?
— Не похоже, — развела я руками, давая понять, что сама ничего не понимаю. Ротман что-то задумал?
Но пришёл Мир, и Виолетта полезла в пакеты.
— Что сегодня было на курсах? Что-то вкусненькое? — спросила она.
— Кому как. Начали кухни народов мира. Сегодня была вьетнамская, — ответила я.
— Фо бо? — тут же спросил подъехавший Гарик, засунув нос в открытый Ветой контейнер.
— Лапша в супе, конечно, раскисла, пока я его везла, — констатировала я. — Поэтому есть фо бо буду я. А вот эти рулетики из рисовой бумаги…
— Нэмы, — подсказал Гарик.
— Нэмы, — смерила я взглядом всезнайку.
— Точнее, нэм ран, это же жареные нэмы, — тут же добавил он и поднял руки сдаваясь.
— Можно выложить на блюдо, — выразительно прошипела я сквозь зубы. — Ну а эту хрень… — открыла контейнер с банановым пирогом. Он в изначальном-то виде выглядел не очень, а теперь белёсые куски ещё и слиплись.
— Этим караваем только ворота подпирать? — улыбнулся Мир, грея задницей подоконник.
Не, они сговорились! Посмотрела я на Вету и закрыла контейнер:
— К чаю пойдёт.
— А есть-то мы что будем? — спросила она.
— Китайку, Вета, китайку. Надеюсь, я не зря заезжала в «Вилки-Палки», против китайской еды никто
