нас из животных только папины рыбки.
– Есть кошки без шерсти, – не сдается Тема. – Сфинксы. Они очень милые, хочешь покажу фотки?
– Отстань от девушки, – вдруг вмешивается Рома, а Яр в этот момент так сильно сжимает челюсти, что у него прорисовываются желваки. – Нюта, лучше расскажи нам о себе. Чем ты занимаешься?
Я хочу сказать, что ничем, но Яр вдруг отвечает за меня.
– Она художница.
Я первый раз слышу такое определение в отношении себя. И сначала хочется все отрицать и сказать, что я еще не заслужила так называться, но парни уже оживляются.
– Вау!
– Круто как.
– Охренеть вообще. А что ты сейчас рисуешь?
– Ярослава, – не подумав, выдаю я.
– А как ты его рисуешь? Голого? – бесхитростно спрашивает Тема.
Парни переглядываются, а потом дружно гогочут.
– Нет, конечно! В одежде! – протестую я, но краснею, против воли вспоминая, как Яр сидел напротив меня в одних черных трусах.
– Слышь, Горчаков, а покажешь потом, что вышло?
– Не покажу, – отбривает Яр. – Вы, черти, все равно нихрена в искусстве не разбираетесь.
– Так все-таки ты там голый, да?
– Идите нахер, серьезно!
Обед идет дальше, и мне безумно нравится наблюдать за тем, как Яр разговаривает с друзьями, какой он другой в их компании. Единственное, что меня напрягает – знаки внимания от Ромы. Он подливает мне минеральной воды в стакан, когда она заканчивается, расспрашивает меня о моих планах и картинах, рассказывает что-то о себе и даже, увлекшись, осторожно касается моей ладони.
Я тут же убираю руку, но успеваю заметить вспыхнувший злостью взгляд Яра, который это видит.
Через час Дима вздыхает и говорит, что ему пора в аэропорт и что такси скоро приедет. Парни расплачиваются, деля счет на четверых.
– Я заплачу за Нюту, – тут же вызывается Рома.
– Я уже заплатил, – цедит Яр с таким мрачным видом, что тот не рискует спорить и вместо этого обращается ко мне:
– Нюта, а ты не хочешь выпить кофе с пирожными? Тут неподалеку классная кофейня, я тебя приглашаю! Посидим, поболтаем, а я тебя потом домой отвезу.
– Рома, блядь, – почти рычит Яр. – Ты можешь свой недотрах в другом месте компенсировать? Отъебись от Нюты, я за нее отвечаю, понял?
– Понял, понял! – примирительно поднимает руки Рома. Но когда Яр отвлекается, сует мне салфетку с номером телефона и шепчет быстро: – Позвони, когда большой брат перестанет следить за тобой. Ты классная.
Я машинально прячу салфетку в сумку, хотя звонить ему не собираюсь. Никогда.
Нет, Рома довольно милый, хоть и немного навязчивый, но для меня сейчас существует только один парень. Тот, который так сильно хлопает дверцей машины, когда мы в нее садимся, что даже стекла дрожат.
Настроение у Яра после так хорошо прошедшего обеда с друзьями – ужасное. Он злой. Очень злой.
И я не понимаю почему.
Глава 14. Рубиново-красный
Яр
От ненависти тяжело стучит в висках, и я стараюсь выровнять дыхание, чтобы хоть как-то успокоиться, но не получается. Желание оторвать Роме руки никуда не исчезает. Сука, если бы я знал, что он будет свои яйца к Нюте подкатывать, я бы, блядь, его к ней на пушечный выстрел не подпустил. Он еще и номер ей свой сунул, мудила. А она взяла.
Вот с чего меня больше всего кроет. Что она этот номер телефона – взяла.
– Яр? – осторожно спрашивает Нюта, касаясь тонкими пальчиками моего плеча. – Что-то случилось?
Я злобно дергаюсь, сбрасывая ее руку, и молчу. Не надо быть гением, чтобы понять, от чего меня так сильно плющит. От острой бешеной ревности. Такой сильной, что я, кажется, все зубы себе раскрошил, сдерживая свою ярость. А так безумно хотелось рявкнуть на Рому, чтобы он перестал на Нюту так пялиться и чтобы грабли свои от нее убрал.
Останавливает только то, что я не имею права. Ни на нее, ни на ревность. Но ревности на это плевать – она жрет меня безжалостно, откусывая огромные куски и впиваясь в меня своими острыми зубами.
– Яр? – снова спрашивает Нюта, теперь уже в ее голосе слышно беспокойство. – Все хорошо?
Нет. Все плохо. И я не представляю расклада, при котором у нас может быть все хорошо.
– Все нормально, – цежу я сквозь зубы. – Три часа уже, мне на работу надо. Закину тебя в мастерскую и поеду.
– Я что-то не так сделала, да? – растерянно говорит Нюта, и за этот страх, который мелькает в ее самых красивых на свете глазах, мне хочется себя убить. – Прости, пожалуйста.
Мне хочется впечатать кулак в приборную панель, хочется выбить ногой дверь, хочется сделать хоть что-то, чтобы выплеснуть эту злость и бессилие. Почему ты такая хорошая, Нюта? Какого хрена ты такая искренняя и настоящая и продолжаешь видеть в людях только светлое, даже когда у тебя есть сестра, которая безостановочно поливает тебя грязью? И родители, которым очевидно на тебя плевать?
– Ты тут не при чем, – каждое слово царапает горло и падает тяжело, словно камень. – И если… если он тебе понравился…
Я замолкаю, потому что просто физически не могу это договорить. Потому что у меня красный туман перед глазами от одной только мысли, что кто-то другой, не я, будет ее касаться. Обнимать, целовать, водить на свидания…
– Кто понравился? Яр, я тебя не понимаю… – вспыхивает Нюта, но тоже замолкает, не закончив предложение. По ее лицу вижу, что она догадалась, о чем я. Вернее, о ком.
Но прежде чем я успеваю что-то сказать, она удивленно выдыхает:
– Подожди, так ты что… ты ревнуешь что ли?
Я молчу. А Нюта вдруг горько улыбается:
– Смешно. У тебя-то это откуда? Я разве давала повод?
– Ты взяла… телефон.
– Это не значит, что я собиралась по нему когда-то звонить, – шепчет Нюта, глядя на меня, и в ее огромных глазах все читается так ясно, что только
