его прихватили с собой.
Этот проклятый немец вел себя вначале спокойно, а потом выбрал удобный момент, вырвал у штабиста пистолет, тот его очень уж не по-военному держал в руках и как врежет в моего солдатика. Хорошо, что я не оплошал — тут же на немца навалился и выбил у него из рук оружие, а затем и этот штабист помог мне. А иначе, что делать? — спросил Филипп Григорьевич. — Товарищ ранен, истекает кровью, забинтовали кое-как, нужно его нести. А как понесешь? Здоровенный немец «на руках». Я подумал и решил немца «убрать». Шуму мы много наделали. Стрелять — нельзя. Тут речушка маленькая протекает — ручей. Воды — курица перейдет, ног не замочит. Штабист догадался — выкопал ямку в воде. Я, немца головой туда…. И утопили.
Отец сидел сам не свой. После, когда я оказался с ним наедине он недоуменно покачал головой и сказал:
— Неужели я раньше встречался с Филиппом Григорьевичем? Не может быть!
Неизвестно, сколь долго бы Филипп Григорьевич и мой отец предавались воспоминаниям о войне, если бы не моя мать Любовь Ивановна. Она не выдержала первой:
— Мужчины, довольно! Ну что вы все о войне. Она — далеко в прошлом. Да и не это у нас сейчас главное. Вы совсем забыли о наших детях. Нужно что-то же решать. — После слов матери, тут же в разговор влезла Мария Федоровна:
— Я, пойду распаковывать вещи! — сказала она, — распотрошу большой коленкоровый чемодан.
— Мы! — продолжила Зорова, — хотя люди и не богатые, но это — все приданное. Как положено! Белье, посуда и еще всякая всячина.
— Хорошо-хорошо! — сказал Николай Валентович, — но мы должны сейчас решить не это, — мой отец немного помолчал, осмотрел всех добродушным взглядом и продолжил:
— Филипп Григорьевич и Мария Федоровна, я думаю, вы меня поймете: жена должна жить у мужа. Так было всегда. Муж вашей дочери — мой сын. Андрей — встань. Он живет вот в этом доме, и отец обвел комнату рукой. — Дом, я бы сказал, неплохой — большой и вместительный — места хватит. У Андрея есть отдельная комната, будет тесно еще одну выделим. Я и Любовь Ивановна говорим Светлане — Добро пожаловать!
После нам был устроен стол. Я оббежал своих друзей, и кого можно было застать дома, пригласил в гости. Состоявшееся застолье можно было назвать нашей второй свадьбой. Нам даже кричали: «горько» и требовали, чтобы мы целовались. Мы не упрямились. Я мельком увидел, что у моей матери Любовь Ивановны напряжение несколько спало. Она отошла и приняла нашу — ту свадьбу, благодаря этой в нашем доме. Все прошло на высшем уровне.
Мы устроились неплохо. Моя комната располагалась несколько в стороне от спальни родителей. Я и Светлана не были у моих родителей — Любови Ивановны и Николая Валентовича на глазах. При желании мы могли с ними даже не встречаться. Так порой и происходило. Это в том случае если мы никуда не спешили. Отец уезжал чуть свет — у Николая Валентовича дорога занимала много времени, он всегда торопился, а мать, хотя и работала недалеко — тут же в городке на машиностроительном заводе, дома также не рассиживалась.
Нам нравилось проводить дни в безделье. Правда, мы понимали, что уже очень скоро должны будем задуматься о своем будущем. Оно — это время было не за горами.
Моя жена Светлана намеревалась получить диплом техника-технолога и пойти работать на машиностроительный завод, туда, где работал ее брат Алексей и моя мать. Мне, мое будущее виделось иным. Я по совету своего физорга и с его помощью надеялся после получения диплома остаться в техникуме. Олег Анатольевич Физурнов мне предлагал место преподавателя физкультуры.
— Андрей! Ты сдавай нормативы на мастера, а я сделаю все остальное. — Я знал, он сделает.
Олег Анатольевич не только мне работу предлагал. После получения диплома я должен был подать документы в Физкультурный институт.
— Ты справишься. От техникума я гарантирую тебе хорошую характеристику. Так что поступишь без проблем. Иди на заочное или же, в крайнем случае, на вечернее отделение. Ты ведь женат, и тебе теперь нужно зарабатывать деньги. Зачем сидеть на шее у родителей.
Я с ним согласился. Мне необходимо работать — работать и учиться. На меня напирали и мои родители. Они хотели видеть меня человеком образованным. Особенно отец Николай Валентович. Он с удовольствием рекламировал мне все преимущество высшего образования:
— Вот видишь, — аккуратно разрезая ножом мясо, — когда мы ужинали, собравшись все вместе за столом, — тебя уже готовы взять на работу в техникум. Знаешь, почему? Потому, что у тебя диплом о среднем специальном образовании, можно сказать, почти лежит в кармане. Год-два, ну пусть пять лет тебя будут держать. Однако, если ты не предоставишь другой диплом — уволят, выгонят из-за несоответствия занимаемой должности, даже твой диплом мастера не поможет. Он ничто без документа о высшем образовании.
Светлана поддерживала свекра Николая Валентовича и кивала головой. Она тоже подумывала о продолжении учебы. Правда, еще не представляла, как это будет. Моя мать за столом была менее разговорчива. Однако как-то не выдержала, и все высказала Николаю Валентовичу:
— Это что же получается? Так ты, значит, на мне женился из-за того, что я окончила когда-то престижный столичный вуз?
— Может быть! — ответил отец и, увидев расстроенное лицо жены, принялся ее утешать.
— Да пошутил я! Вспомни, как все было. Ты, что забыла? Вспомни! Я работал главным инженером. Ты, после войны вместе со своими коллегами, приехала в командировку на наш завод. Я сразу тебя заметил, выделил. Что я думаешь, помогал бы вашему заводу, да нафик он мне сдался. Все из-за тебя, из-за тебя!
Мой отец мог ладить с женщинами. Я никогда не видел острых столкновений между ним и матерью, да и с другими людьми он всегда был корректен. Он нашел общий язык и с моей женой Светланой. Вел себя разумно. Она часто, рассуждая о Николае Валентовиче, выделяла его.
— Мне бы такого отца, спокойного и рассудительного. Филипп Григорьевич очень уж горяч. Натворит, а потом опомнится, но ничего уже менять не желает, грызет себя и всех своих домочадцев — грызет и мучается. Меня он жалеет — всегда, а вот мать, то жалеет, то на ней же и вымещает свою обиду. Алексея, того просто гоняет. Парень, не знает где ему укрыться. Если бы не баба Паша он бы пропал. У нее прячется. Она его называет своим внуком: «Вот умру я Алеша — тебе
