Но рыбаки, промышляющие тунцов, давно заметили, что они градусов на десять теплее, чем окружающая вода. И это в сети! Во время интенсивного движения (а скорость тунцов лишь немногим уступает скорости меч-рыбы) разница температур должна быть существенно выше. Скажем, 12—15 градусов. При температуре океана 25—28 градусов температура тела тунца или меч-рыбы — 40— 41 градус.
Вот так холоднокровные существа! При такой температуре тела все биохимические процессы идут чрезвычайно интенсивно, буквально на грани возможного.
Выяснилось, что организм скоростных рыб снабжен парой сосудистых сплетений, которые расположены по бокам тела, неподалеку от жабр. Крупные сосуды, идущие к жабрам и от жабр, разветвляются на множество мелких, параллельных. Эти сосуды тесно переплетаются, но нигде не соединяются друг с другом. Смысл этой картины ясен каждому инженеру: теплообменник! Кровь, поступающая в жабры, охлаждается противотоком, но, охлаждаясь, она подогревает кровь, идущую из жабр: потери тепла снижаются, и становится возможным повышение температуры тела.
Тут-то и раскрываются все преимущества жабр перед легкими! Чем выше скорость, тем чаще должно быть дыхание. Но легкие — «двухтактный» аппарат: вдох — выдох, выдох — вдох... А жабры — аппарат прямоточный: здесь рост скорости сам увеличивает подачу воды и, следовательно, растворенного в ней кислорода. Поэтому предельные возможности жабр выше возможностей легких.
Так что вопреки прежнему мнению теплокровное животное, дышащее жабрами, в принципе могло бы существовать, и существовать неплохо. Почему же скоростные рыбы не стали истинно теплокровными?
Дело, вероятно, в новом противоречии, которое конструктор-природа разрешить не смогла.
Меч-рыба всю свою жизнь (кроме нереста) проводит в воде с температурой не ниже 22—25 градусов. Эта температура обеспечивает высокую «стартовую» готовность, позволяющую и на «холодных мышцах» уклониться от атаки врага (если у меч-рыбы вообще есть враги). За это, однако, надо расплачиваться постоянной миграцией вслед за устойчиво высокой температурой воды.
Полностью теплокровный вариант позволил бы скоростным рыбам освоить и более холодные пространства. Но тогда значительно возрос бы расход энергии на поддержание высокой температуры тела. Возросла бы, следовательно, потребность в пище. Это последнее обстоятельство, по-видимому, оказалось решающим.
Впрочем, возможно и другое. Скоростная конструкция рыб оказалась настолько удачной, что исчез — временно или навсегда — стимул для усовершенствования. Действительно, врагов у «морского тигра», похоже, не осталось, пищи хватает, зачем ему совершенствоваться?
Итак, меч-рыба и другие спринтеры моря — весьма интересный и заманчивый объект для бионических исследований, ибо они «знают» то, что очень пригодилось бы кораблестроителям. Это, так сказать, в чисто прикладном плане. Но на какие общебиологические и гидродинамические закономерности могут еще вывести те же исследования! Увы, меч-рыба — не дельфин: никакого дружелюбия к человеку она не питает. Изучение их вещь заманчивая, но трудная и долгая. Потому неизвестно, когда мы наконец точно узнаем, какие сокровенные и нужные нам секреты хранит этот чемпион воды и суши.
Л. Брянский, кандидат технических наук
Государство два раза в сутки
Странноватое заглавие правдивой истории, которую мы приводим ниже, отнюдь не случайно и имеет свое объяснение.
Прежде всего необходимо сообщить хоть самые краткие сведения о государстве, которое мы описываем. Называется оно «Республика Минерва». Население: нет. Территория: два раза в сутки — во время отливов.
После этой краткой справки можно перейти к историческому очерку. История Республики Минерва началась в тот момент, когда некий Майкл Оливер с двумя приятелями, членами Англо-американской организации по изучению океана, путешествуя на яхте по южной части Тихого океана, открыл коралловый риф. Этот риф — несколько сот километров южнее архипелага Фиджи и островов Тонга — не был обозначен ни на одной карте. Причина может крыться в том, что два раза в сутки риф полностью скрывается под водой. И все прежние исследователи проходили — в буквальном смысле — мимо него. Тот факт, что риф существует не целые сутки, не помешал первооткрывателям провозгласить этот риф... свободной и независимой «Республикой Минерва». После этого важнейшего в жизни любого государства акта искатели приключений обратились к некоторым крупным концернам (в основном к таким, которым даже налоговые оазисы, вроде Лихтенштейна и Панамы, кажутся слишком дорогостоящими) с предложением размещения — само собой, на бумаге — своих штаб-квартир на территории Минервы. При этом гарантировались минимальные налоги.
Разослав заманчивые предложения, исследователи океана занялись внутренними делами. «Республике» требовался президент. На пост первого президента единогласно был избран один из троицы — Моррис Дэтвис. После этого можно было приступать к приданию территории нового государства приличного облика. Риф решено было «надставить» песком и гравием. Работа шла довольно быстрыми темпами, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что за короткое время было истрачено более 200 тысяч долларов.
Следует отметить, что Дэвис, кроме всего прочего, — известный архитектор, а территория «Республики Минерва» должна была послужить ему фундаментом для строительства «города будущего»: города-платформы на сваях, города, простершегося над гладью морской. О своих проектах Дэвис выпустил несколько книг и снял фильм. Но все оставалось мечтами — не было подходящей территории.
Весть обо всем этом, конечно, не могла не достичь ушей Тубоу IV, короля Тонга, полинезийского королевства на одноименном архипелаге. «Риф, — объявил король, — исконная территория Тонга. Отныне рифу присваивается имя Тубоу Такелау. Никакой «Минервы» не существует. Сепаратистам будет дан отпор!»
И властелин Тонга, сев в двойную пирогу по примеру своих предков, веками бороздивших океан отправился на спорную территорию и лично водрузил пластиковый королевский флаг.
«Президенту Минервы» не оставалось ничего, как заявить, что он вынужден уступить явному военному превосходству королевства Тонга. Однако в ООН он обращаться не намерен, ибо он сторонник непосредственных переговоров. Король Тонга идею переговоров отверг, хотя и намекнул, что при некоторых условиях он готов допустить строительство.
Тем временем волны размывают песок и гравий, а два раза в сутки спорная территория «Республики Минерва» погружается в воду...
И. Иванов
«На неприятелей угодное судно...»
Общеизвестно, что идея подводной лодки принадлежит XVIII веку, а ее практическая реализация — XIX. Однако в этой многовековой истории до сих пор не хватает многих, и притом интереснейших, страниц.
В 1719 году стряпчий из подмосковного села Покровского пересылает в Петербург челобитную крестьянина того же села Ефима Никонова, в которой говорится: «Сделает он к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым на море, в тихое время, будет из снаряду разбивать корабли, хотя бы десять или двадцать, и для пробы тому судну учинить образец, сколько на нем будет пушек, под потерянием своего живота, если будет не угодно». Иными словами, автор проекта собственной жизнью ручался за его успех.
Челобитная заинтересовала и Адмиралтейств-коллегию, и самого Петра. В январе 1720 года Никонов был привезен в Петербург, где свое предложение подтвердил и дополнил, указав, что «оное судно сделать может и в воде будет потаенно, и подойти под военный корабль под самое дно (почин действовать в нем инструментами в тихую погоду) и можно все распиловать и развертывать, и для подлинного свидетельства повелено б было ему сделать ныне модель не в такую меру, которым бы в море подойтить под корабль, но ради показания и в реке испытания».
Указом от 31 января Ефиму Никонову были предоставлены необходимые для постройки модели материалы и мастеровые.
В течение того же и последующего годов модель четырежды доводилась до испытаний, но каждый раз неудачно: днище и корпус из-за плохого материала давали течь. Тем не менее это не уничтожило интереса к проекту. Исходивший от Петра запрос выяснял только одно: может ли быть пригодным никоновское судно в случае устранения дефектов. Ответ Адмиралтейств-коллегий был безусловно положительным. Никто не сомневался, что судно может пробыть под водой несколько дней (и это при отсутствии специального воздушного питания для команды!): «Можно быть в нем человеку в воде два или три дня, а действовать и ходить под корабль не можно, понеже оное сделано только для пробы, как дух переводить».
