– Кто вы?
Парень опустил камеру и усмехнулся.
– Считайте меня приглашенным зрителем.
– Что, простите?
– Я фотографирую. Вас, кого-то еще – не важно. Любого, кто здесь отдыхает.
– Приглашенный? Кем?
– Она не представилась.
Карлос вопросительно взглянул на парнишку. Тот продолжил:
– Я согласился только благодаря ей. Знаете, почему? Чтобы вернуть к жизни всех, кто здесь находится. Теперь здесь не скучно, правда?
Фотограф щелкнул удивленного Карлоса еще пару раз.
– Ищите фото у входа! – салютовал он и направился снимать пару с коляской. Карлос видел, как понравилось женщине позировать с сыном на руках и какую радость доставляло мужчине рядом с ней видеть жену счастливой. Сколь незначительны поводы, столь же редки они в жизни многих людей. Архитектор вздохнул. Он никогда не планировал детей. Никогда не задумывался о чем-то большем, чем был он сам.
– Кем бы ты ни была, появись, прошу… – прошептал Карлос. – Или мне самому прикажешь тебя искать?
Ответа ни от кого не приходилось ждать, он отправился в сторону дома. Там его ждала привычная атмосфера: одиночество и чашка крепкого чая вместе с проектными материалами. Больше всего ему захотелось вернуться в день встречи с ней.
Чтобы случайно не встретить ее на скамье под аркой плюща…
Чтобы оставить как есть его жизнь, работу и чувства.
Чтобы позволить ему дальше цепляться за прошлое всеми мыслями, привычками и желаниями.
Чтобы не жить настоящим.
Больше суток он боялся выходить из дома. Продолжал работать, искать привычное в ненадежном, давшем трещину доме его души – единственном, который строился вопреки его расчетам. Пару раз к нему стучались в дверь, спрашивали что-то об интервью, сообщали о фейерверке – где-то готовился праздник. Он никому не открывал. Боялся, что снаружи увидит полностью измененный мир. Новый мир. Прятался там, где каждое утро было привычным и знакомым. Предсказуемым. Однообразным. Мир, в котором не было отпечатков чужих рук.
Его разбудил шум снаружи. Среди ночи Карлос выскочил на улицу в чем был – в халате, накинутом на пижаму – желтый свет фонарей сменился на фиолетовый. Он хотел убедиться хотя бы в том, что не сошел с ума. Но получалось обратное.
Навстречу шли люди с шарами, хлопушками, светящимися гирляндами. Живые. Новые. Играла музыка, раздавался голос ведущего: говорил он что-то о первой годовщине со дня открытия парка. Люди проходили мимо него, спешили навстречу веселью, не замечали его.
И в этой суете он почувствовал чье-то нежное прикосновение. Карлос обернулся.
– Идем, – улыбнулась Мичелла.
– Зачем ты делаешь все это?
– Затем, чтобы все те, кто проходит сейчас мимо, узнавали в тебе счастливого создателя, а не потерявшегося в жизни романтика. Пора жить. Пойдем.
«Море во льдах – застывшая вечность. Шаг вперед, и сердце чаще стучит от страха: вдруг время снова проснется, снесет, унесет, поглотит тебя всего без остатка, не позволив насладиться… хрустом, тонким и чувственным, пронизывающим душу до дрожи в пальцах, до мысленного пика наслаждения. Именно так ты будешь совершать шаги навстречу другому берегу не боясь поскользнуться или заблудиться.
Если бы Балтийское море застыло, ты бы отправился в путешествие до России, через ледяную границу, пешком, на снегоходе, с упряжью собак – не важно! Зимы хватило бы на все… Конечно, рациональный ум требует планов, графиков, точных дат… Когда мороз коснется щек, ты забудешь о цифрах, поверь. Огонь внутри разгорится сильнее, согревая бескрайние дни вкусом свободы, а ночи под открытым небом – чувством свершений…
Когда море застынет, ты найдешь меня…»
Олли закончил читать семилетнему сыну буклет туристической фирмы и зевнул. Зачарованный, Рикки устремил взгляд мимо отца, не видя его, а представляя путешествие по льдам… Мужчина усмехнулся и потрепал малыша, вернув того в реальность:
– Море соленое… Даже зимой волнуется…
– А Россия? Мама там… – Рикки потянулся за рекламной листовкой. Уже два месяца – со времени отъезда жены – Олли вместо сказок читал ему статьи, рецензии фильмов, выдержки из журналов – все, что могло подготовить Рикки к реальной жизни. Мальчик внимательно прочитал каждую подпись под фотографиями.
– А Хельсинки далеко от России?
– Всего лишь за Финским заливом…
– Там много солнца… И мама там.
Олли нахмурился: этот буклет ему вручил какой-то паренек на торговой площади Кауппатори. Текст, похожий на отрывок из приключенческого романа, мгновенно привлек внимание мужчины, поэтому он не выкинул листовку. И теперь Рикки вспомнил о матери…
– Не волнуйся, она скоро вернется…
– И Рождество скоро?
– Да. – За окном ветер играл со снежинками, катая их на воздушной карусели. Было почти десять вечера, но малышу не хотелось спать, даже после чтения на ночь.
– А мама будет с нами?
– Она не сказала, когда вернется, – вымученно улыбнулся Олли. Рейс 1973 Москва – Хельсинки стал последним перелетом его жены. Месяц назад ему сообщили о катастрофе. Отказ двигателей. Одна причина, несколько слов, десятки человеческих жизней… Самолет упал в море. Еще до посадки они разговаривали по телефону, Хельга рассказывала о подписанном контракте, радовалась, что скоро увидит сына… Олли почувствовал щемящую тоску по женщине, которой сказал на прощание всего лишь «Я буду ждать тебя в аэропорту». И не нашлось сил признаться Рикки в смерти матери.
– Но сегодня уже двадцать третье декабря! – воскликнул мальчик, сжав кулачки: будто хотел защититься от подступивших теней страдания. Олли вспомнил тот день: бесконечные звонки, суета, репортажи по всем каналам. Ему пришлось на неделю увезти сына к своей матери… Скоро Рождество… Как же он ненавидел эти семейные традиции теперь, когда ее не было! Праздник без Хельги. Скоро Рождество…
– Да.
– Может быть, завтра… Мама знает, какие сказки мне читать… – вздохнул Рикки.
Олли закрыл глаза, боясь, что сын прочитает в них правду.
– Она хочет устроить сюрприз для нас…
– Правда?! А давай тоже сделаем сюрприз для нее!
– Лучше… лучше постарайся заснуть. – Крепко обняв сына, мужчина вышел из детской.
В эту ночь Рикки долго лежал без сна. За окном металась метель. Где-то там, за зимним морем, наверное, улыбалась мама… А между ними кружились ветра. Ветер очень много путешествует, подумалось ребенку. Мальчик вылез из-под одеяла и пробрался к окну.
– Ветер?.. Ветееер?.. – он потер нос и потянулся к ручке, чтобы поздороваться с новым другом. Щеколда с трудом поддалась. – Привет… Меня зовут Рикки… Можно мне с тобой полететь к маме? Она в России… Это далеко, я знаю… За морем… Ты ведь знаешь дорогу?
Снежинки ворвались в комнату, осели на лице и пижаме ребенка. Он смущенно улыбнулся:
– Спасибо за подарок…
Рикки протянул ручки навстречу ветру: поймать его за хвост. Нечаянно поскользнувшись, он ухватился за пустоту, от страха зажмурился и… с криком выпал из окна. Воздушные объятия подхватили мальчика, забравшись тому под одежду.
– Я лечу! Я умею летать! – задыхаясь от восторга, кричал Рикки. Ночные улицы сияли фонарями, освещая путь. Совсем не чувствовалось холода, как будто летел он во сне, сказочном и счастливом. И окружали его белые перья вместо снежинок, которые щедро разбрасывала ночь.
– Мы летим к морю, правда?
Ответом стало приближение к площади Кауппатори, выходившей к морю. Но привычных звуков прибоя Рикки не услышал. Море замерло в ледяной ловушке. Мальчик вздрогнул, коснувшись ногой льда.
– Море умерло?..
Ветер бережно опустил его на лед и унесся прочь. Нахмурившись, Рикки долго всматривался вдаль. Позади него мигал покореженный, свесившийся за перила набережной фонарь. Желто-серый свет странным образом превращал лед в сцену, но игра Рикки была за ее пределами – в темноте, где не будет посторонних глаз. Где не нужно исполнять чужие роли… Мальчик смело зашагал по льду, представляя себя странником, о котором говорилось в листовке.
– Сколько шагов до другого берега?
Его догнал ветер с листом картона. Сани путешественника были готовы. Заряженные волшебством ночи, они ждали, когда маленький странник будет готов к путешествию.
– Море и правда замерзло, – не верилось Рикки…
Радужные всполохи света пронизывали лед до самого горизонта, будто показывая дорогу мальчику. С замиранием сердца он уселся на картон и кивнул ветру: подобно оленям в упряжке Сайты, тот понес сани Рикки вдаль…
Все удивляло мальчика: и разноцветные огоньки на льду сопровождавшие его, и ветер, неизвестным образом понимавший его, и ночь, помощница всех начинающих странников. В приливе смелости Рикки попросил у ветра лететь быстрее, радуясь новым открытиям и ощущению свободы.
«Сколько дней до России? А как мама узнает, что я приехал к ней? Может, ветер знает, где мама, и несет меня туда? Наверное, он знает… А папа? Вдруг подумает, что я пропал? Испугается… Ничего… Мама скажет, что я с ней».
