Гоа. Все эти новости проплывали мимо моего сознания. Мыслями я все еще была там, в его объятиях, вдыхала его запах и слушала биение сердца под рубашкой.
– Кстати, я тебе чего звоню-то!.. – ее голос вдруг изменил тональность, – помнишь Лону, ну… ту, что сегодня со мной была…
– Помню…
– Она же теперь с твоим.
Ее слова как удар под дых. Оглушили и обездвижили. И выбили весь кислород из легких. Она с Шевцем?.. Он бросил Польку и переключился на эту Лону?!
– Говорят, вместе еще не живут, но пару раз появлялся с ней в Скае.
– Шевц приводил ее в Скай? Ты сама видела? – спросила севшим голосом.
– Шевц?.. При чем тут Шевц?.. – на несколько секунд в трубке повисла тишина, – Ой, Оль! Я же про Карманова!!!
А мне как будто заново сердце запустили. Дали сделать глоток живительного воздуха.
– Серьезно?! Да ты что?! – с преувеличенным интересом начала я спрашивать, – думаешь, женится на ней?!
На самом деле мне абсолютно все равно, что там у Карманова с Лоной. Пусть женится, венчается, детей ей сделает. Лишь бы про меня не вспоминал.
– Вряд ли… – между тем продолжила Тати, – прикинь, она говорит, он постоянно ее твоим именем называет…
Вот черт!!! Не забыл еще, значит. Я воскресила в памяти образ этой брюнетки и поняла, что она чем-то похожа на меня. Уж не поэтому ли он ее выбрал?!
– Бред…
Позже, ворочаясь без сна полночи, я долго думала о своих чувствах. Не к Карманову, он, кроме отвращения ничего во мне вызывает. О чувствах к Шевцу.
Врать себе я не привыкла, поэтому честно признала, что они есть. Это не ненависть и не любовь. Что-то другое… Влечение?.. Определенно, меня к нему влекло. Интерес?.. Безусловно, он был мне интересен, как человек. Есть в нем что-то до боли знакомое. Ощущение, что смотрю ему в глаза и вижу в них себя… Свою боль и разочарование в жизни.
Утром меня разбудил солнечный зайчик. Как ни пыталась я спрятаться от него, он настойчиво прыгал с одного глаза на другой. Сдавшись, я встала. За окном, как часто бывает после снегопада, ярко светило солнце, щедро заливая своим светом все вокруг.
Из-за дома с лаем выскочили алабаи. Похоже, они в прекрасном настроении. С прилипшим к стеклу носом, я со смехом наблюдала, как они дурачатся в свежем снегу. Зарываются в него мордами, фыркают, облизывая черные носы.
Сегодня меня точно ничто не остановит. Пришло время знакомиться с этими красавцами.
– Доброе утро, Валентина Ивановна!
–Доброе, Оленька! – от этого ее «Оленька» в груди разлилось такое тепло, что защипало глаза.
Не помню, когда в последний раз меня так называл кто-то, кроме бабушки.
– Блинчики будешь?
– Конечно! Они у вас бесподобные!.. – сказала и поняла, что сама давным-давно никому не говорила таких слов.
– Сметана, варенье, джем?..
– Сметана…
Женщина засуетилась, накрывая для меня стол, а мне вдруг стало стыдно. То, что я в течение пяти лет принимала, как должное, стало смущать.
– Давайте, я сама… – подошла и забрала из ее рук тарелку с блинами и пиалу со сметаной.
– Ну, давай, – она на удивление быстро согласилась, усаживаясь на стул.
– Валентина Ивановна, могу я вам помогать?
– В каком смысле?!
– Я готовить умею и прибраться смогу…
– Для этого есть специально обученные люди, – усмехнулась она, а мне почему-то стало обидно. Будто меня оттолкнули.
– Я не могу все время сидеть в комнате…
– Сегодня на вечер пирог хотела постряпать… поможешь?..
– Помогу…
Я хотела еще поговорить с ней. Попытаться осторожно выведать что-нибудь о Шевце, его семье. У него ведь должна быть семья? Родители? Братья, сестры?.. Общается ли он с ними?.. Мне же ничего о нем не известно.
Но на пороге кухни вдруг появился Артем. Огромный, с взлохмаченными светлыми волосами и раскрасневшимся с мороза лицом.
– О! Блины!
– Руки, верзила! Руки мыл?! – напустилась на него Валентина Ивановна.
– Мыл – мыл… – уселся напротив меня, закатав перед этим рукава.
– Куда сразу по два?! Мужикам оставь!
– В большой семье… – хохотнул Артем с набитым ртом, – клювом не щелкают!
– Поговори мне!
Сама того не осознавая, сидела и слушала их перепалку с широкой улыбкой на лице. Они мне нравились. Эта строгая на первый взгляд женщина и балагур Артем. И нравилось не чувствовать себя среди них лишней. Как дома… Только вот это не мой дом и они не моя семья.
– Некрасиво зевать за столом, – продолжала ворчать Валентина Ивановна.
– Мы ж под утро вернулись… Я не выспался.
– Дима тоже? – рассматривая маникюр, спросила я.
– Не, он в городе остался.
Уже хотела открыть рот, чтобы спросить, приедет ли он сегодня, но, опомнившись, промолчала. Что толку спрашивать. Все равно скажет: «Позвони ему сама и узнай». И будет прав. Телефон у меня есть и номер его тоже. Только нет веского повода позвонить ему. А звонить без повода, просто узнать, приедет ли он сегодня домой, я боюсь. Потому что вряд ли имею на это право.
Помыв за собой посуду, я побежала одеваться на улицу. Натянула костюм, состоящий из утепленных брюк, куртки, белые ботинки и белую шапку с меховым помпоном и вышла на улицу. Впервые за почти месяц пребывания в этом доме. Если, конечно, не считать того злополучного выхода в свет.
Оглянулась и никого не увидела. Я надеялась попросить кого-нибудь, в идеале Артема, показать мне территорию, познакомить с собаками, но, похоже, все придется делать самостоятельно.
Передний двор оказался не просто большим, он был огромным. По краям его, прямо вдоль забора росли сосны и какие-то стриженые под шарик кустарники. Сейчас не понять, какие именно. Без листвы они выглядели как голые скелеты округлой формы. Но летом, наверное, красиво…
Щурясь от солнца, я увидела, как из сторожки, что стояла у самых ворот, вышел мужчина.
– Эй! Можно Вас? – помахала ему рукой, в надежде привлечь внимание, но он лишь мазнул по мне взглядом, поставил какой-то ящик на землю и вернулся обратно.
Ну и ладно! Я спустилась с террасы и направилась к калитке, ведущей на задний двор. Отодвинула щеколду, зашла в нее, оказываясь прямо под окном своей комнаты.
Прошла по вычищенной от вчерашнего снега тропинке до угла дома и остановилась, высматривая тех, к кому пришла. Собаки бегали в противоположном от меня углу участка, но учуяв меня, навострили уши и потрусили в мою сторону.
Ох, ты! Оказывается, они гораздо крупнее, чем смотрелись из окна второго этажа. Первым приблизился кобель, самый крупный из троих, белый с
