...В пустой комнате треста «Севергазстрой» секретарь горкома комсомола Сергей Яковлев говорил по телефону.
— Это ДОСПИГ? Яковлев говорит... У вас случайно нет машины — в Медвежье нужно съездить.
— Откуда у нас машина?! — кричал ДОСПИГ, словно сидел в соседней комнате. — Мы сами на голодном пайке. Трясите СУПТР или ГПУ, у них всегда что-нибудь найдется.
СУПТР ничего конкретного не обещал, зато прозрачно намекнул, что свободный транспорт есть у КАВТа.
— Это КАВТ? — устало вопрошал секретарь горкома. — У вас машина...
— ...есть, есть, — бодро закончил за него неведомый КАВТ. — Приходите завтра в восемь утра.
Мы с Сережей облегченно вздохнули. Дело в том, что он собрался в Медвежье, чтобы провести там комсомольское собрание; мне же хотелось увидеть трассу и газопромыслы. Так мы оказались попутчиками. Что же касается необычных для свежего уха аббревиатур, то здесь, как выяснилось, ничего необычного нет: ДОСПИГ — это дирекция по обустройству строящихся промыслов и газопроводов, ГПУ — газопромысловое управление, СУПТР — специализированное управление подводно-технических работ, а КАВТ — контора автомобильного и водного транспорта.
В Надыме более 90 различных организаций. Надо же их как-то называть!
Трасса Николая Будникова
Мотор «Урала» гудел упруго и бесшабашно. Автомобильные фары высвечивали ровную, искрящуюся инеем дорогу, можно сказать, автостраду, потому что скорость была все сто, а потом запрыгали, засуетились, обнажая выбоины и чахлое редколесье, и мы стали приваливаться друг к другу плечами.
Из-за горизонта выкатилось тяжелое и мутное солнце. Оно застряло на острых пиках лиственниц, и вся дорога, снега вокруг дороги задымились в неверном желтом свете. Стволы деревьев излучали чистое багровое сияние. Радужные блики запрыгали по кабине. И мы все разом повеселели, почувствовав, как вливается в нас радость утра.
И сразу же пошли разговоры.
— Во-он ложбинка, видите? — не отрывая глаз от дороги, говорил Николай Будников, наш водитель. Его взгляд упирался в размытое солнцем пространство с черными елочками. — Год назад «позагорать» здесь пришлось. Шина, понимаешь, лопнула, а тут пурга с морозом. Во как!
У Николая медленная речь, и жесты у него медленные, и походка. Он из тех немногих людей, которые никуда и никогда не спешат, больше отмалчиваются, работают основательно, на совесть: ведь на скорую руку да на громкий голос северную природу не возьмешь, не осилишь. Но сейчас, рассказывая о том, как он «загорал», Николай захлебывался словами, и у него сел голос.
— Понимаешь, сам во всем виноват. Понадеялся, что без запасного колеса трассу пройду, и не смонтировал вовремя... Вышел из кабины, а меня уж всего облепило. Полез в кузов доставать камеру и шину, а они тверже камня. Мороз-то более сорока. «Ну дела! — думаю. — Теперь всю ночь проканителишься. Пока хворосту найду, пока костер разожгу, пока камеру согрею. А попробуй разожги, когда тебя ветер с ног валит!»
— Для чего тебе костер-то был нужен? — перебил его Сережа. — Мог бы и паяльной лампой согреть.
— Правильно, — согласился Николай. — Я так и делал. Паяльной лампой камеру грел, а костром — спину...
— Бензином пользовался, — деловито определил секретарь горкома.
— А как же? — с удовольствием согласился шофер. — Без бензина пропал бы. Плеснешь на дрова — и порядок. Но камеру-то я отеплил, а дальше что? Дальше надувать надо да три десятка гаек наворачивать. Все пальцы поморозил, во как! — Он показал свою, разлапистую ладонь; кончики пальцев были кое-где серыми и бугристыми. — Все сделал, колесо поставил, за руль уселся. А ехать-то куда? А ехать-то и некуда. Вся дорога — один сплошной сугроб. Во как!
— Что же ты делал?
— Читать-то, понимаешь, нечего было, так я книжки вспоминал. А чуть дремать начну — песни ору.
— И долго так? — спросил я, не очень хорошо представляя, как это можно петь посреди тундры и пурги.
— Да часов десять, пока ветер не стих, — охотно объяснил Будников. — А утром, гляжу, вертолет ко мне спускается. Я уж хлопалками своими едва ворочаю, вот-вот усну. Так меня и подобрали, полусонного. Поел — помню, вертолетчики мне говядины тушеной дали — и снова на боковую. А они смеются: «Для чего мы тебя, спрашивается, искали? Чтоб сон твой охранять?»
Дорога была чистой и накатанной до блеска, как крахмальная скатерть, но каждую минуту напоминала, что расслабляться нельзя. Мы догнали колонну грузовиков с прицепами, и нас захлестнул могучий прибой автотрассы. Машина мчалась в седых бурунах снега, в сплошном молочном тумане. Николай пытался выскочить из этого вихря, но вовремя понял, что выхода из толкучки нет. Наш «Урал» покорно отдался своей судьбе.
— Вообще на Медвежье дороги нет, — сказал Николай. — Только вертолет. То, что вы сейчас видите, на честном слове держится. В декабре мы эту трассу тракторами утюжили. Болота спрессовались, смерзлись, а чуть в сторону... — И в подтверждение своих слов он показал на след колеса, под которым застыла ржавая жижа. — Товарищ мой, Миша Волков, «загорал». Три часа стоял, пока его трактор не вытащил. Во как!
...Сумерки, точно привидения, незаметно подкрались из таежных падей, и Николай включил верхнюю фару. Пучок света прошил дорожную мглу, и впереди тонкой пунктирной линией обозначилось какое-то заброшенное селение. Разбросанные вдоль трассы дома стояли печальные, задавленные стылым саваном неба, и только комья куропаток белели на фоне черных труб. Лес постепенно лысел, становился мельче, сиротливее. Будников прибавил газу, и перед нами распахнулось залитое электричеством пространство.
Открылись штабеля труб, сложенные друг на друга, как гигантские соты, площадка с серебристыми баками, стоящими на земле. У горизонта вспыхнул факел газосборного пункта, заплясала далекая цепочка огней поселка Пангоды. Мы подъезжали к месторождению Медвежьему.
Обыкновенная фамилия
На расчищенном от кустарника пространстве сошлись полтора десятка жилых домов, клуб, столовая, магазины. И вплотную к ним — аэродром. Пришпоривая воздух, вертолеты «МИ-6» стартовали почти от самых подъездов, едва не касаясь крыш. На жгучем морозе ревели моторы, трещали дизели, скрипел снег под протекторами машин.
Если Надым играет роль базового центра в освоении природных богатств края, то Пангоды — временная «гостиница» для тех, кто бурит и обслуживает скважины в тундре.
«Их» я увидел в открытой дверце только что приземлившегося вертолета. Экипировке газовиков нельзя было не подивиться. Песцовые и лисьи шапки, новенькие, подбитые мехом полушубки и толстенные, как бревна, с кнопочками и застежками унты. Жизнь на тюменском Севере сделала ребят чем-то похожими на коренных жителей тундры, но не настолько, чтобы за «правильной» речью нельзя было узнать в них горожан. Мы познакомились.
Их бригада больше года провела на Медвежьем. Были недели, когда кусочек суши, где стояла вышка, буквально захлестывало весенним паводком. Были дни, когда вертолет со сменной вахтой не мог пробиться к ним на буровую. Желтые вспышки пурги слепили глаза, мешали дышать, но люди продолжали свое дело — искали газ.
— Случай у нас тут был — никогда не забуду, — рассказывал один из буровиков, пока, мы ожидали в общежитии коменданта, чтобы устроиться на ночлег. — Скважина вдруг стала фонтанировать. Вода с газом — как джинн из бутылки. Арматура, вышка ходуном заходили. И грунт поплыл, как назло... Превенторы надо было закрыть, чтобы фонтан заглох. А как к ней подойти, к вышке-то? Земля плывет, грязь хлещет... Ну и один тут... рискнул, обвязался веревкой — и к буровой. Повис на арматуре и гаечным ключом...
— А фамилии его не помните?
— А что фамилия? — вдруг насторожился буровик. — Фамилия у меня обыкновенная... Вы, случайно, не журналист? А то меня уж два раза по радио склоняли. Надоело!
Он потушил сигарету, плотно запахнул полушубок и вышел на улицу. Присутствующие рассмеялись.
...Завтра ребятам снова лететь на свою буровую. Их поисковая партия продвигается все дальше и дальше на Север. Там, за Полярным кругом, лежат еще не разведанные и не тронутые богатства. Если раньше геологи полагали, что прежние прогнозы по запасам газа несколько завышены, то сейчас выясняется: они даже меньше того, что есть на самом деле.
Рано утром мы покинули Медвежье. Мы ехали мимо высоченных, из стекла и металла зданий газосборных пунктов, откуда топливо под напором подается в газопровод, мимо буровых вышек и несостыкованных труб, припудренных инеем. Из них вскоре сложат вторую и третью нитки трубопровода, которые пойдут в крупнейшие индустриальные центры СССР и за рубеж. Как считают специалисты, из ямальских недр можно будет получить газа столько, сколько дает его ныне вся страна в целом.
