то выглядел куда больше и надежнее!
Мужчина свел брови, хмуро осматривая жилище девушки, и про себя отметил, что она пыталась что-то сделать, чтобы облагородить дом. Вот только силёнок у нее было маловато.
Да здесь лет тридцать никто не жил!
Он покосился на крышу, понимая, что никакие провода к дому не идут, а значит, электричества в нем нет.
И воды нет.
Только старинная закопченная печка, в которой едва тлел огонь.
Крыша покосилась и наверняка с первым же дождем ее просто смоет.
На пороге пара ступеней просто провалились, оттого что дерево сгнило.
Про дверь и говорить было нечего.
Проще было повесить занавеску.
Дверь визгливо скрипнула, когда Гром пихнул ее плечом, боясь, что этим просто выломит ее окончательно.
Странно, что пол не провалился под тяжестью его немалого веса, когда мужчина вошел, низко склоняя голову, чтобы не удариться лбом о косяк, и остановился посреди одной комнаты, где пахло сыростью и плесенью.
Это даже не сарай!
У собаки будка и та была краше!
Неужели девушка и правда здесь жила?
Жила.
Вернее, пыталась делать это.
Ни пыли, ни грязи в доме не было, не смотря на жуткий вид.
И окна были тщательно вымыты.
На печи лежали подушки и старинные одеяла, которые бабушки еще пухом набивали.
Видимо сушились.
А во дворе на покосившемся заборе висели половики, поеденные молью.
Да уж…не велико богатство.
Но видимо ничего другого у нее просто не было.
Мебели в доме тоже практически не было – только небольшой стол, скамья у печки, два стула и старинный шкафчик, в котором аккуратно была выставлена такая же старинная посуда.
Ни холодильника, ни электрической печи, ни даже элементарно кровати!
- Ты где спишь? - пробасил мужчина и понял, что девушка совсем сникла, исподтишка наблюдая, как он все рассматривает здесь и хмуриться все сильнее и сильнее.
- На печке. Там тепло. И места много.
Гром даже не знал, что сказать.
Все было настолько удручающе, что хоть вой.
Он осторожно усадил девушку на скамью, видя, как она отводит от него глаза. Но не потому что боялась его вида или того, насколько он был огромный.
А потому что сама не знала, что сказать о своем доме.
Странно, но она любила его. И по-своему боролась за то, чтобы здесь стало лучше.
Ей не было противно находиться здесь.
Напротив. Гром отчетливо ощущал, что ее сердце привязано к этому месту - болит оно, кровоточит, но упорно любит.
- Чаю хотите?
Мужчина быстро моргнул, и покачал головой:
- Нет, - и поспешно добавил, - Спасибо. Может в другой раз.
Девушка кивнула, но глаз на него не подняла.
- Спасибо, что помогли найти дорогу до деревни.
Она пыталась делать вид, что все в порядке, но он понимал, что ей было неловко и за свое положение, и за то, что ему пришлось увидеть.
- Не за что. Но больше далеко в лес не заходи. Я не всегда смогу быть рядом, чтобы помочь.
- Хорошо, я поняла.
Странно, но этот двухметровый волосатый мужчина с таким низким голосом, что волосы на затылке вставали дыбом, вдруг смутился, потому что не знал, что еще мог сказать.
Он странно себя чувствовал.
А потому коротко попрощался и вышел из дома с тяжелым сердцем.
Гром шел стремительно и размашисто, улавливая вокруг все запахи и возможные эмоции, потому что понимал, что если кто из местных увидит, как из дома молодой девушки выходит голый мужик – то ничем хорошим для нее это не обернется.
Ей и без того проблем хватало выше крыши.
Но когда он дошел до кромки леса, то остановился и замер, скрытый ото всех листвой и полумраком пышных кустов.
Заставлял себя уйти, но никак не уходил.
Прислушивался к девушке, к тому, как она дышит, как двигается.
Ее дом было отчетливо видно из леса, но ему не нужно было видеть его, чтобы понимать, что происходит внутри.
Чтобы услышать, как она тяжело и устало выдохнула, а потом принялась щипать и массировать свои ноги, ожидая, когда же к ним вернется чувствительность.
Значит, не в первый раз такое с ней случалось, и что с этим делать она определенно знала, но на ее душе все-равно была такая тоска и горе, что просто зубы сводило.
Кто она такая и как здесь оказалась-то?
С первого взгляда ведь было видно, что она не местная, не деревенская – слишком уж нежная и вся какая-то воздушная.
Разве она протянет долго при такой жизни?
Гром еще долго не уходил.
Так и сидел в кустах голый, прислушиваясь к тому, что происходит в доме у этой странной девушки.
Ему и так было ясно, что она живет одна, но почему-то он решил в этом убедиться, чтобы на душе стало еще мрачнее и тяжелее.
- Ну, тебе-то что?! - ворчал он сам на себя, когда собирал уже высохшие волосы большими ловкими руками в привычную шишку на затылке, густоте которой позавидовала бы любая девушка, - Сколько здесь можно торчать? Будто своих проблем мало!
И проблем было выше крыши, а уйти он так и не смог.
Прошло не меньше часа, прежде чем девушка смогла встать полноценно на нетвердые ноги.
Все это время она терла их, щипала и тихо ругалась сама на себя. Только это совсем не помогало.
Пару раз он едва не кидался обратно в дом, когда она приподнимала себя на слабых руках и пыталась передвинуть тело в более удобное положение, и из-за этих манипуляций упала со скамейки на пол, посадив ко всему прочему еще и синяков на своем маленьком заду - но каждый раз останавливал себя насильно. Одергивал и садился снова на свое место.
Останавливал и убеждал, что ему нет дела до людей, и того, что происходит в ближайших деревнях.
Люди – это зло. Пусть даже такое с виду симпатичное и безобидное.
Вот только в этот раз никакие убеждения не срабатывали.
Что за несчастье такое было с ней?
А родители где были и почему позволили своему не совсем здоровому ребенку оказаться в такой ситуации?
Уже и вечер наступил, и в редких домах в деревне зажегся свет, а Гром все не уходил.
Только мрачнел с каждым проведенным здесь часом все сильнее и сильнее.
У нее даже свечей не было, чтобы в доме было хоть немного светлее.
Зачем она сюда приехала, если у нее
