и повесила его над пламенем. Пока закипала вода, она смешала разные листья в заварочном чайнике.
— Это Малыш, — сказала она, указав на чудище. — Он живет со мной. Можешь его не бояться, но и не донимай его.
Вода забурлила в котелке, и травница вылила ее в чайник. Приготовила чашку и через минуту поставила перед мальчиком дымящийся ароматный чай.
— Выпей.
Мальчик послушно сделал несколько глотков. Сразу же стало легче, голод немного притупился, по телу побежали волны тепла и усталости.
— Как тебя зовут? — спросила хозяйка.
— Келлгар. Но родители зовут меня просто Келл. Звали…
— Хорошо, Келл. Я — Селестия-Инмори. Можешь звать меня госпожа Инмори. Так что случилось с твоей деревней?
Келл содрогнулся всем телом и быстро допил оставшийся чай.
— На нас напали черные всадники ночью. Они были все в черном. Всех убили, забрали еду и животных и потом подожгли дома. Я спрятался в старом колодце, потому меня не заметили. Я там всегда прятался от старших мальчишек.
— Сколько тебе лет?
— Уже пять, — он показал раскрытую пятерню. — Вот столько.
— Хорошо. Как видишь, еды у меня нет, но завтра мы что-нибудь придумаем.
— А чем вы тогда питаетесь? — удивился Келл.
— Солнечным светом.
Инмори сказала это с таким выражением, что мальчик заподозрил злую шутку. Травница подлила еще чая в опустевшую чашку.
— Ночью Малыш пойдет на охоту. Ты будешь спать на чердаке. Допивай и иди спать, а я пока подумаю, что с тобой делать.
На чердак вела крутая лестница прямо из общего помещения. Инмори легко взобралась по ней, а следом и Келл. Его уже сильно клонило в сон. Чердак был весь в пыли и завален каким-то хламом. Инмори сделала мимолетное движение пальцем. Тут же загорелась масляная лампа, вещи переместились сами собой в один угол, а в другом потрепанный матрас с одеялом вдруг стали как новые. У Келла отвисла челюсть от удивления. Он не мог понять, привиделось ему это, или все происходит взаправду.
— Как вы это сделали?
Инмори поднесла палец к губам.
— Это секрет. Никто в мире, кроме меня, так не умеет. А теперь ложись.
Стоило уставшему Келлу уронить голову на матрас, он тут же провалился в глубокий сон.
Келлгар жил у травницы два года. За это время она научила его читать и писать, выращивать овощи и стрелять из лука. Когда мальчик заикался о чем-то посерьезнее, Селестия-Инмори всегда отвечала одинаково: еще не время. Лохматое чудовище на деле оказалось не таким страшным. Малыш, огромная черная собака шести с половиной футов в высоту, охотно играл с мальчиком, когда хозяйка была занята делами. Жизнь оказалась даже лучше чем раньше.
Пока однажды Инмори не велела ему идти в город на обучение. На пятнадцать лет. Это же целая жизнь! Инмори устроила его в гимназию при монастыре ордена рыцарей-монахов Великой Единой Церкви. Единственное учебное заведение города Химпейка. Спорить Келл не осмелился.
Горько было прощаться. Инмори и Малыш проводили его до первых пригородных феодов. Келл успел привязаться к травнице, хотя она так ни разу и не улыбнулась ему. Когда Келл потянулся к ней, выставила вперед руку. Даже на прощание не пожелала обнять.
— Монахи будут учить тебя своей вере. Учи их молитвы, но сам не поддавайся обману. В нашем мире есть только один истинный бог, и они понятия о нем не имеют. Они поклоняются давно умершему лживому богу, по вине которого умирает наш мир.
Это были последние слова Инмори. Она сухо положила руку на его плечо, развернулась и ушла. Келлгар ничего не понял, про каких таких богов она говорила. Всю дорогу через феоды он плакал от страха перед неизвестным и от страха, что больше никогда не увидит травницу.
Нова слезла с кровати незадолго до рассвета. Она отодвинула штору на окне и выглянула наружу. Лунный свет с улицы слегка очертил ее соблазнительные формы.
— Что ты делаешь? — прошептал Берт, приподнявшись на подушках. — Хочешь, чтобы тебя увидели голой в моей спальне?
— Да брось, — отмахнулась девушка. — Мы на третьем этаже, и сейчас все спят. — Она повернулась спиной к окну. У Берта от вида ее груди снова зашевелилось мужское достоинство. — Мне пора возвращаться к себе.
— Знаю. Мы так редко бываем вместе.
Нова опустилась на постель, провела рукой по все еще липкому члену, а потом тихонько сжала.
— Мне тоже это не нравится. Но чаще никак не получится: о нас и так шепчется прислуга. Хотя до твоего отца пока слухи не дошли.
— Он этого не одобрит.
— Точно.
— Неужели мы так и будем жить? — Берт провел пальцами по бледному бедру Новы, взял ее руку в свою и поднес к губам. — Скрывать наши отношения?
— Когда-нибудь барон захочет выдать меня замуж. Он уже давно подыскивает мне жениха, а тебе — невесту.
— Этого не случится, если у нас будет ребенок.
Нова нахмурилась, выдернула руку из его ладони и отвернулась. Больная тема, которую никто из них уже давно не поднимал.
— Ты же знаешь, Берт, я бесплодна. Мы уже столько раз пытались…
— Может быть, дело во мне? Мы не можем знать наверняка.
— И как это выяснить? Я не собираюсь спать с другими мужчинами, чтобы проверить, смогу я забеременеть или нет.
— Я и не хочу этого.
— Тогда что же, ты, может быть, сам хочешь кого-нибудь обрюхатить? — Нова гневно раздула ноздри и сложила на груди руки.
— Нет, конечно, успокойся. Нам поможет целитель.
— И где ты собираешься найти такого целителя? Во всем графстве нет ни одного. Они все вымерли много лет назад.
— Я слышал, что не все Бессмертные погибли во времена Священных походов Великой Единой Церкви.
— Бессмертные? — ужаснулась Нова. — Это же черная магия крови! Даже если мы найдем одного из них, им нельзя доверять!
Берт поцеловал Нову в плечо, погладил по темным волосам.
— Не волнуйся. Я постараюсь что-нибудь выяснить. — Юноша издал сдавленный смешок. — Если у нас ничего не получится с ребенком, придется сбежать из дома.
— Ага, и жить в нищете? Нет уж, спасибо. Вот же, — Нова озадаченно поглядела в окно, на посветлевшее небо, — совсем заболтал меня. Мне пора.
Девушка поцеловала Берта на прощание и быстро оделась в свое ночное платье.
— Не усердствуй сверх меры на сегодняшнем приеме. Когда ты флиртуешь со своими кавалерами, я ревную.
Нова рассмеялась.
— Ты же знаешь, Берт, эти напыщенные болваны мне противны. И я тоже ревную, когда ты танцуешь с другими девушками.
— Мне противны все эти безмозглые пигалицы.
Нова отодвинула гобелен на стене.
