— Кадаифджийка,— произнес мой болгарский спутник и, увидев, что я не понял, пояснил: — Изготовляет кадаиф.
— А-а,— протянул я, хотя понятнее мне не стало.
— Очень вкусная вещь,— уточнил мой спутник.
Но в этот момент мастерица увидела нас, улыбнулась и сделала приглашающий жест. Она остановила диск, и лежащие спиралью светлые нити стали корчиться, сворачиваться.
— Пшеничная мука и вода,— пояснила мастерица,— очень хорошо размешанное тесто.
Круглый предмет оказался чем-то вроде сита, но с редкими крупными отверстиями. Диск подогревался электричеством.
— Это и есть кадаиф? — спросил я.
— Это полкадаифа, даже меньше. Главное, сироп. У моего отца был секрет, я от него знаю.
Выяснилось, что Маргарита — здесь ее называют мастер Грета — единственная в городе изготовительница кадаифа и других сладостей национальной кухни. Предприятие у нее частное, но есть договор с одним кафе, куда она регулярно их поставляет. Иногда принимает заказы от отдельных граждан, особенно на свадьбы. Очень жаль, что не может нас попотчевать: тесто должно долго сохнуть. Пока же она будет варить свой секретный сироп. Но если мы завтра с утра зайдем в кафе — совсем недалеко от гостиницы «Велико Тырново»,— сможем полакомиться свежим кадаифом.
...Кадаиф был превосходен: не чувствовалось тяжести теста, не было приторности сиропа. Вместе все это таяло во рту, что следует понимать буквально.
Мой болгарский спутник одобрил тырновский кадаиф, заметив, что в Софии приличного кадаифа не достать, но кадаиф, который делала его мама,— лучше. У мамы тоже был свой секрет.
Название — явно восточное. В конце концов, в кухне каждого народа представлено все, что дает ему природа, и все, что оставила ему история. А Болгария столетия была в турецком рабстве и не могла не испытать его «кулинарного» влияния: от кебапчет и айряна до локума и кадаифа.
Вообще-то я не вспомнил бы больше о кадаифе, если бы в Софии не был приглашен на торжественный ужин к друзьям в большую симпатичную семью. Друзей хозяина профессоров Иванова и Петрова, а также доцента Хаджи-Коюмджиева с женами я раньше не встречал, а потому и разговор наш начался с рассказов о том, где я был в Болгарии и что видел.
Заботливые хозяйки — жены Иванова, Петрова и Хаджи-Коюджиева — поинтересовались моим отношением к болгарской еде. Не слишком ли для нас остро? И как мне нравится брьш-за? Настоящая брынза?
Искренне воздавая должное болгарской кухне, я вспомнил про кадаиф и добавил, что ел его первый раз в жизни.
— Первый раз? — в голосе женщин прозвучало неподдельное удивление.— У вас не знают кадаиф?
Они посмотрели, на меня исполненным сострадания взором.
Женщины разом заговорили. Слышали ли вы когда-нибудь, как говорят между собой болгарки? Язык, такой разборчивый при чтении, оказывается совершенно непонятным, и вы слышите лишь каскад твердых согласных.
Спор о кадаифе усилился с приходом очередной гостьи и продолжался еще некоторое время. Суть его сводилась вкратце к следующему: нынешний кадаиф — это не кадаиф. Настоящий кадаиф можно было (и теперь еще иногда можно) попробовать только дома. И у бабушки каждой из женщин был свой рецепт кадаифа.
Примерно так перевел мне внук хозяина — школьник Чавдар Атанасов Бонев. Сам он ел превосходный кадаиф у другой бабушки в Старой Оря-ховице. Вообще же, мороженое любит больше.
Тут позвали к столу, и разговор о кадаифе сошел на нет.
Утром я проснулся от стука в дверь. На пороге стоял юный Чавдар Атанасов Бонев с коробочкой в руках. Коробочка была перевязана трехцветной лентой.
— Это мама посылает,— улыбаясь, сказал он,— начала делать вчера вечером и сегодня кончила.
В гостиничном буфете меня нашли жены Иванова и Петрова и вручили по коробке кадаифа.
Я серьезно забеспокоился: на самолет позволено брать не более двадцати килограммов, а с этими коробками получилось двадцать два. Осталось надеяться на снисходительность авиакомпании «Балкан». Вечером, когда я вернулся в гостиницу, у портье меня дожидалась огромная коробка из-под торта и записка от семейства Хаджи-Коюмджиевых. Они прислали мне кадаиф с жареным грецким орехом.
Вес багажа существенно вырос. Весь день перед отлетом я ел чудесный хаджикоюмджиевский кадаиф с грецким орехом. Я съел его. В самолет меня пустили без придирок.
В Москве я устроил прием: чай с болгарским кадаифом.
Сам я пил чай.
Лев Минц
Б. Травен. Сокровища Сьерра-Мадре
Продолжение. Начало см. в № 8, 9, 10.
Доббс придержал было ослов, но Говард толкнул его в бок: — Только без глупостей. Если мы ни с того ни с сего повернем обратно, нам конец. Они сразу поймут, что наше дело тухлое.
Вперед и не нервничать, будто у нас совесть чиста, без единого пятнышка. Вообще-то так оно и есть, если не думать о лицензии, неуплаченных налогах...
— Как бы нам теперь не остаться с пустыми руками,— хмуро заметил Доббс.
Тем временем к ним подошел Куртин.
— А что там делает этот человек? — спросил он, кивнув в сторону мужчины с ящиком в руках, остановившегося перед входом в хижину и о чем-то разговаривавшего с ее обитателями.
— Наверное, правительственный комиссар,— сказал Доббс.— Черт его знает, что здесь стряслось. Давай-ка спокойно подойдем поближе.
Мексиканцы поначалу их появления не заметили. Лишь когда троица оказалась на площади, совсем рядом с хижиной, один из них оглянулся, потом сказал что-то остальным, и все они повернулись в сторону размеренно двигавшегося каравана. И когда караван уже сворачивал в боковую улочку, вдруг раздалось:
— Эй, сеньоры, уно моменто!
— Вот и вляпались,— вполголоса пробормотал Доббс.
— Я пойду один,— сказал Говард.— А вы оставайтесь при животных. Узнаю, чего они хотят.
Говард направился к мексиканцам и, остановившись в нескольких шагах, спросил:
— Добрый день, чем могу служить?
— Вы с гор спустились? — поинтересовался один из мексиканцев.
— Да, мы там охотились.
— Вам всем прививки сделали?
— Всем — что? Какие именно прививки? — Говард говорил по возможности небрежно, потому что сразу понял, с какой целью здесь появились мексиканцы.— Конечно, нам всем делали прививки. Еще в детском возрасте. У нас есть такой специальный закон. Мне за мою жизнь раз десять делали прививки.
— И когда же в последний раз?
— Года два назад.
— У вас имеется сертификат? Ну, справка.
Говард рассмеялся:
— Не носить же мне ее всегда при себе!
— Конечно, нет,— согласился мексиканец.— Но тогда мне все же придется сделать вам прививку. Мы — комиссия по вакцинации, и в нашу обязанность входит делать прививки всем, кого встретим в деревнях.
Тут к ним подошел мужчина с ящиком в руках, открыл его. Говард оголил руку по локоть, и врач вонзил иглу.
— С вами все просто,— сказал врач, улыбаясь.— А вот жители деревни убегают в горы, прячутся в чащобах, потому что невесть откуда взяли, будто мы им головы отрежем.
— Да,— подтвердил полицейский, доставая какую-то книжицу,— сделать прививки всем местным жителям будет потруднее, чем изловить банду. Но если мы не сделаем прививок всем, может начаться эпидемия. Ребятишки — вот в чем главная проблема. Женщины поднимают страшный крик, как будто мы их детей убиваем, и стоит нам достать иглу, набрасываются на нас, как сумасшедшие. Но как нам внушить индейцам, что мы пришли сюда исключительно ради их собственного — и детей, конечно,— блага. Рассказывая, он перелистывал книжечку, пока не нашел незаполненные страницы.
— Напишите вот тут на обеих сторонах вашу фамилию.
Говард написал и вернул книжечку.
Полицейский сделал какую-то пометку, расписался, оторвал полстранички по зубчатой полоске и вручил ее Говарду.
— Вот ваш сертификат, а вторая половина останется у нас.— Подошлите-ка мне ваших приятелей. Это им не повредит, даже если у них по десять прививок сделано.
— Сколько с нас причитается? — спросил Говард.— С деньгами, правда, у нас очень туго...
— Ничего платить не надо. Прививка бесплатная. За счет правительства.
— Что ж, дешево, выходит, отделались,— проговорил Говард с улыбкой и опустил рукав рубашки.
— Мы знаем, что всем вам делали прививки,— сказал врач.— Или, по крайней мере, готовы поверить в это. Но мы очень благодарны вам за то, что вы с такой легкостью разрешили прививку повторить. И в самое подходящее для нас время! Здешние жители подсматривают за каждым нашим шагом. И когда увидят, что мы не делаем никакого различия между индейцами и белыми и что вы протянули мне руку с такой готовностью, будто для вас это самое привычное дело, люди поверят, что их жизням действительно ничего не угрожает!