— Другой корабль! — кричал он. — Другой корабль!
Я повернулся, цепляясь за расщепленные брусья ахтерштевня. Моя нога болела, руку сильно поранило при первом ударе налетевшего урагана. Кровь сочилась сквозь рукав и текла из разодранной ладони. Но мне было не до этого. Я во все глаза смотрел туда, куда указывал индеец.
Там, в двухстах ярдах за нашей кормой, за пеленой брызг и дождя, в море медленно погружался «Храбрец», мачты его были снесены, корпус разбит. Он был похож на умирающего лебедя. По кораблю в панике метались люди, одни карабкались на ют, еще возвышавшийся над водой, другие прыгали за борт, надеясь найти спасение в море.
«Храбреца» погубила тяжелая корабельная артиллерия. Его пушки, сорванные с места потопом, который вызвали три первых громадных вала, покатились, круша все на своем пути, по кораблю и пробили корпус в нескольких местах. «Храбрец» затонул в считанные секунды. Вот он скрылся под водой, потом снова появился на поверхности — так птица со сломанными крыльями пытается взлететь в последнем предсмертном усилии. Потом корабль перевернулся килем вверх и уже навсегда исчез в пучине.
Я окинул взглядом предательские воды. И увидел людей. Гонимые ветром и волнами живые обломки кораблекрушения.
— Мистер Барвик! — закричал я. — Канаты! Канаты!
Матросы расхватали бык-гордени и гитовы и побросали их за борт. Они, конечно, упали далеко от тонущих. Между порывами шквалистого ветра до меня долетали безумные или молящие вопли гибнущих и ругань свесившихся за борт матросов.
На мгновение среди волн я различил двоих. Люди кричали и размахивали руками. Налетел гигантский водяной вал, и я потерял их из виду. Когда волна откатилась, на плаву остался только один. Он совершенно выбился из сил. Но течение и волны по большой дуге постепенно подтаскивали его к нашему кораблю, и вот он уже почти рядом с самым дальним из брошенных нами концов. Он ухватился за него. Сорвался. Снова ухватился. Снова сорвался. Я увидел его остекленевший взгляд. Красные от соленой воды, невидящие глаза. Безумные. Дикие. Увидевшие смерть.
— Сэм! — заорал я. — Сэм! Ради всего святого! Сэм!
Мой старый друг Сэмюэл Кинг сделал последнее нечеловеческое усилие. Ухватился. Удержался. Осилил.
К полудню шторм утих. От него осталось только расплывчатое пятно на кромке мира — там, где встречаются море и небо. Солнце светило, дул издевательски-легкий ветерок. Мистер Барвик доложил, что поломка ахтерштевня несерьезная. Штормом также разбило затворные механизмы у шести пушек, сорвало два артиллерийских квадранта, сломало несколько рей и повредило два цепных насоса. За борт смыло четверых: Яна Саффа, Томаса Бара, Дейви Хауэлла, Неда Энгера. (Да будет всевышний милостив к их душам. Такой смерти не заслуживают даже тараканы.) Из команды злосчастного «Храбреца» мы спасли только Сэма Кинга...
Я спросил индейца, зачем он забрался в шторм на мачту и привязал себя к ней. Он ответил, что так он себя чувствовал в большей безопасности.
— Мы, чибчи, забираемся на деревья, спасаясь от диких зверей и испанцев, — сказал он мне.
Не знаю, верить ему или нет. Во всяком случае, наше счастливое спасение его особенно не впечатлило.
Что до меня, то раны оказались пустяковыми. Оно и лучше, ибо наш корабельный врач утонул.
С той штормовой ночи ветер не стихал ни на день, и только однажды небеса расщедрились на дождь. Но, слава богу, это был такой ливень, что, приказав моим людям расставить пустые посудины по палубам и прежде всего под намокшими парусами, я сумел собрать двадцать пять бочек драгоценной жидкой манны небесной.
Последние сутки ветер пронизывает до костей. Холодный туман окутал меня, словно плащом.
До Ньюфаундленда не больше двух дней пути. Но я не знаю, доберусь ли живым до гавани Сент-Джона. Команда моего корабля замыслила последовать примеру Уолластона, Уитни и других. Со всей определенностью я это выяснил только вчера, хотя кое-какие слухи доходили до меня и раньше, сразу после шторма.
Голова моя как чан с кипящим вином.
Забраться в такую даль, столько поставить на карту, потерять сына, спасти друга — и столкнуться с предательством на собственном корабле!
Во главе заговорщиков стоит, насколько мне известно, вечно всем недовольный солдат Ричард Хед. Его сообщники хотят захватить корабль, поставить Хеда капитаном и податься в пираты. Их оценка происходящего покоится на убеждении, что я плыву к своей смерти, и большинство считает, что их казнят вместе со мной.
В первый раз о заговоре я узнал от моего пажа Робина. Он вбежал в каюту, словно за ним гнался сам дьявол, — щеки горят, глаза выпучены.
— Капитан, — закричал он, — они хотят убить вас!
Признаюсь, я не придал его словам особого значения.
Он способный, но ленивый юноша, наяву грезит приключениями.
— Кто хочет убить меня?
— Все. Они говорят, что всадят вам в спину кинжал!
— Один кинжал всей командой? Должно быть, цинга доконала их.
Робин не улыбнулся.
— Берегитесь, капитан. Я слышал, как они договаривались внизу. Один из них сказал, что вы сошли с ума. Тот солдат, у которого черная заплатка на лбу. Он говорил другим, что их единственное спасение — избавиться от вас.
— Хорошо, я приму это во внимание, — пообещал я. — А теперь почисти занавеси.
Во время шторма залило морской водой зеленые шелковые занавеси, закрывающие мою резную дубовую кровать. Недовольно бормоча, Робин отправился отчищать их.
Я знаю этого Хеда — законченный негодяй. Заплатка на лбу якобы прикрывает рану, полученную в Турции. Не верю, что он хоть раз скрестил с турком мечи. Скорее всего повязка скрывает язву, которую он подцепил в притонах.
О том, что узнал от Робина, я не сказал никому. Честно говоря, не очень этому поверил. Я знал, что большая часть моих людей не заслуживает доверия: чего ждать от наемников, бегущих от правосудия? Сейчас они устали и обозлены, им совсем не хочется возвращаться домой без добычи, на которую они рассчитывали, и отвечать перед законом, который нарушили. Но одно дело брюзжать и бранить власти, и совсем другое — убить своего законного командира. Я понаблюдал за Хедом, но не заметил в нем ничего, кроме угрюмости и брюзгливого недовольства. А в сложившихся условиях это нормально. Я решил, что Робин преувеличивает, что он ослышался или неправильно понял ворчливые жалобы и пустые угрозы.
Но вчера вечером ко мне пришел Сэм Кинг и рассказал то же самое.
— Хед подбивает их стать пиратами, — сказал он. — Его поддерживает по крайней мере три четверти команды.
— Ты это сам слышал?
— Да.
— Тогда плохо, — признался я. — Уж если дошло до твоих ушей, значит, об этом знают все и, следовательно, намерения у них серьезные. Ты самый близкий мне человек на корабле. Хед не может не знать этого.
Сэм посасывал свисающий ус.
— Я думаю, у него тонкий расчет, — задумчиво произнес он.
— Ты хочешь сказать, что он намеренно распускает слухи о заговоре? Зачем?
— Чтобы напугать вас.
Я рассмеялся. Покачал головой.
— В таком случае, нам не о чем беспокоиться. Меня не напугает целый корабль таких ричардов хедов. Он, может быть, воображает, что я добровольно передам ему командование кораблем? Этот идиот, должно быть, спятил.
Сэм смутился. Потом продолжал:
— Мне кажется, у него есть два плана. Первый — захватить корабль, когда мы придем на Ньюфаундленд. У него достаточно сообщников, чтобы ускользнуть незаметно после ремонта корабля и пополнения запасов.
— Оставив меня в Сент-Джоне?
— Да.
— Мертвым или живым?
Сэм горько усмехнулся.
— С точки зрения Хеда, это не имеет значения. Его единственная трудность — привлечь на свою сторону мистера Барвиха.
— Он, надеюсь, не с заговорщиками?
— Не думаю. Но поручиться не могу.
Я кивнул. Меня не удивило, что даже штурман моего собственного корабля может быть подкуплен или запуган негодяями. Если бы мы возвращались к королю, который верит в нас, то, несмотря на уготованную мне участь, команда могла бы надеяться сохранить свои головы. Но теперь даже самый тупой матрос «Судьбы» уже понял, что король Яков желал нашей неудачи с самого начала.
— Ты говорил о двух планах. Какой же второй?
Сэм вздохнул. Опустил глаза и начал вычерчивать мозолистым указательным пальцем круги на морской карте, разложенной у меня на столе.
— Лоренс Кеймис, — промямлил он.
— Кеймис? При чем здесь Кеймис?
— Хед надеется, что вы разделите его судьбу, — сказал Сэм.
Я чуть не задохнулся.
— Этот жалкий мистер Хед сильно недооценивает меня. Уж не считает ли он, что я убью себя только из-за того, что он распустил слух о своем намерении украсть мой корабль и стать пиратом?
— Я слышал, — сказал Сэм, — как он убеждал других, что вы в любом случае покончите с собой. Он не понимает ваших действий.
