Около пяти часов Маргарет решила двигаться в путь и полезла вниз по толстой лиане. Оранги так быстро двинулись по кронам в мою сторону, что я не успел спрятаться, и они заметили меня метров за десять. Маргарет заухала и уверенно проследовала мимо, Мидж испугался и, повизгивая, отправился в обход. Он попытался прицепиться к матери, но она оттолкнула его, он пронзительно сильно завизжал. Я держался на расстоянии, и минут через двадцать они остановились и затихли.
Два черных фазана, украшенных широкими белыми хвостами, выскользнули на поляну, встали напротив друг друга с сердитым клекотом, подняв клювы. Один вдруг дал стрекача, преследуемый победителем.
Орангов не было слышно.
Уже наступила ночь, и танггил принялся за свои монотонные причитания. И тут мурашки пошли по коже: я понял, что не смогу вернуться в лагерь.
Затрещали ветви — оранги снова двинулись вниз по склону. Надо мной было гнездо со свежей зеленой листвой, в котором они наверняка ночевали совсем недавно. Я был уверен, что и сегодня они угнездятся поблизости. Для орангов кончился обычный день — привольный отдых, еда досыта, неторопливые переходы от одного усыпанного плодами дерева к другому.
Пора было и мне подумать о ночлеге.
Между двумя широкими досковидными корнями-контрфорсами громадного дерева скопилась куча листвы. Пошарив вокруг, я нашел длинный побег колючей лианы и пристроил его с открытой стороны своего логова, чтобы обезопасить себя от бродячих свиней и других незваных ночных гостей. Срезав несколько тонких побегов, соорудил плетень, а из листьев получилась удобнейшая постель. Пить хотелось ужасно, а фляжки я не захватил. Поужинав холодными мясными консервами, с пустой банкой отправился за водой, освещая дорогу тоненьким лучом карманного фонарика. По крутому склону сполз к небольшому ручью, жадно выпил банку чистой, сладостной воды, наполнил про запас самодельный сосуд и полез вверх. Оступившись на крутизне, я пролил половину воды, но, двигаясь с превеликой осторожностью, без дальнейших приключений отыскал свое убежище. Оно было на удивление уютно — нечего и сравнивать с жестким ложем из коры. Натянув прямо на шорты брюки, надев непромокаемую куртку с длинными рукавами, я завернулся в пластиковый дождевик — заметно похолодало — и попытался уснуть.
Надо мной сомкнулась тьма невиданной черноты. Деревья плотно закрывали небо и приветливые огоньки звезд. Глаза привыкли к темноте, и я тут заметил светящиеся точки. Я направил луч фонарика на светящуюся массу — это оказались сухие сучья и палая листва. Погасил фонарик, и снова подстилка из листьев засветилась. Подняв лист, я пристально рассмотрел кружевную паутину тончайших светящихся линий. У «порога» прибежища сверкали мелкие грибы — как крохотные бакены, собранные в кучку. Повсюду — на земле, на стволах — горели зеленые и голубые россыпи — вроде огней огромного города, когда пролетаешь над ним ночью в самолете. При ближайшем рассмотрении светящаяся цепочка пятен, похожая на мини-поезд, неспешно совершающий свой путь, оказалась крупной ползущей личинкой. Во тьме реяли светлячки, посылая свое мерцающее признание в любви всем, кто мог расшифровать этот сигнал. Такое зрелище не подсмотришь, ночуя на помосте при свете лагерного костра.
Дрожащие трели древесных лягушек вплетались в хор ночных джунглей. Похрапывали отдыхающие оранги, издалека доносился стон — словно старик жаловался на мучительную боль. Сон мой прерывался. Казалось, рядом движется что-то живое, но за колючим плетнем я чувствовал себя в безопасности. Муравьи чудовищных размеров стучали лапками по листьям, но ни один не добрался до меня. Глубокой ночью начался дождь, я натянул плащ на голову и, свернувшись калачиком, прижался поплотнее к стволу.
Проснулся застывший и окоченевший. Меж призрачных стволов гигантских деревьев пробивался слабый сероватый свет. Вдали пел одинокий гиббон, возвещая лесу наступление нового дня. Оказалось, что уже полшестого, я был зверски голоден и последнюю банку консервов ел медленно, смакуя каждый кусок, потом запил остатками воды.
Закопав банки, я собрал мешок, но брюки и куртку не снял: больно уж донимал пронизывающий холод и сырость, пропитавшие все вокруг. Спустился по склону поближе к гнездам орангов. Сучья почти над самой моей головой зашевелились, в тумане я едва разглядел силуэт маленькой коричневой обезьяны. Я поспешно последовал за ней. Наконец она остановилась передохнуть и затаилась. Прошел час, прежде чем она снова потихоньку выскользнула из кроны и понеслась среди вершин.
Меж тем туман разошелся, запели птицы, джунгли ожили. Семьи гиббонов перекликались хором, ревниво охраняя границы своих владений. Стаи птиц-носорогов с криками гонялись друг за другом в листве, стрекотание цикад становилось все громогласнее в согревающемся воздухе. Сняв куртку и брюки, я сидел, обсыхая,— от одежды поднимался легкий парок под лучами солнца,— и ждал, пока обезьянка подаст признаки жизни. Я только мельком видел ее в утренней дымке, но был уверен, что это Милли и что ее семья где-то рядом.
Часа через два меня одолело беспокойство, я поспешил туда, где видел в последний раз Маргарет и Миджа. Там оказалось несколько свежих зеленых гнезд. Они пустовали. Я вернулся к дереву Милли, но и оттуда не доносилось ни звука. Решив, что ждать бесполезно, я полез на гребень. Косые лучи солнца, скользя и отражаясь от мокрой, блестящей листвы, сливались в ослепительные узоры, и джунгли демонстрировали мне невиданные ранее прелести. Вскоре утренняя сырость пробудила пиявок: целые когорты их шлепались с веток низкого подроста.
И все же я радовался тому, как складывается начало моей жизни в джунглях. Я нашел рыжих обезьян, успел собрать за несколько часов сведения об их передвижениях и надеялся, что они скоро привыкнут к моему присутствию и я смогу наблюдать за их поведением в естественных условиях. Я доказал, что могу ночевать рядом со своими подопечными, следить за ними, когда они поутру покидают гнезда. Если научиться находить в джунглях воду и пропитание, я буду следовать за одной группой животных несколько дней подряд.
Всполошив два семейства тонкотелов с черными лицами, над которыми дыбились острым пучком ярко-огненные волосы, к полудню я снова был на слоновьей тропе, которая вела вдоль Сегамы прямо к моему лагерю.
Окончание следует
Джон Маккиннон, английский биолог
Перевела с английского М. Н. Ковалева
«Явилось на небе ясном…»
«Дело было в мае 1971 года. Я охотился на косачей в урочище Барель. И вот под утро, часа в четыре, я услышал: «Хр-р-р». Первая реакция, конечно же, охотничья: моментально перехватил ружье поудобнее и вздернул голову вверх, шум шел оттуда. Я увидел яркую огненную полосу и услышал «ш-ш-п», потом хлопок и вспышка. Хлопок несильный, звук скрежещущий. Но вспышка была сильная, да и след яркий. Минуты две я стоял ошарашенный, в глазах у меня прыгали огненные «зайчики». После этого минут пять топтался на месте и соображал, что же произошло?..»
Так описывает свое наблюдение электрофонного болида житель села Толстихино Черского района Красноярского края Александр Егорович Куличихин. Его письмо оказалось одним из первых в числе откликов читателей «Вокруг света» на очерк В. С. Гребенникова «Странные голоса болидов» и комментарий «Слушайте небо», опубликованных в апрельском номере журнала в 1982 году.
Итак, снова болиды... Очень яркие метеоры.
Явление болида наблюдается, когда в атмосферу с космической скоростью врывается метеорное тело массой в десятки граммов, килограммов, а порой и тонн. Скорость влета одиннадцать километров в секунду и выше. Теоретически она может достигать и семидесяти двух километров в секунду, но болиды со скоростями больше сорока километров в секунду — великая редкость.
Люди давным-давно заметили, что при появлении в небе особенно ярких болидов (ярче Луны), мы не только видим эффектную картину полета яркого огненного шара, рассыпающего искры, порой дробящегося на части со вспышками, но и слышим звуки, напоминающие шипение, свист, жужжание, треск разрываемой ткани... Однако ученые — даже в XIX веке! — относились к таким сообщениям с недоверием. В самом деле! Скорость звука 330 метров в секунду. И нетрудно подсчитать, что звук с высоты пятидесяти километров (если болид летит прямо над головой) достигнет слуха наблюдателя только через две с половиной минуты. Тем не менее издавна многие очевидцы свидетельствовали, что звуки они слышат одновременно с наблюдением полета болидов. Подобным сообщениям не придавали значения, полагая, что случайным очевидцам звук «мерещится». Мол, привыкнув к звукам различных быстро летящих тел (пуль, снарядов, ракет, стрел, позднее — самолетов), они мысленно дополняют наблюдаемую картину воображаемым звуком.
