— Браво! — воскликнул президент. — Макнайт, — крикнул он своему помощнику, — кто это сейчас выступал? Как его? Смит? Разузнайте-ка о нем. Человек, столь ясно-мыслящий и столь красноречивый, может пригодиться в Белом доме.
Коллинз позволил себе оторваться от экрана, услышав, как за его спиной кто-то сказал, что голосование продлится довольно долго, потому что поименно должны проголосовать сто пятьдесят человек. Коллинз принялся рассматривать Тайнэна. Директор ФБР следил за голосованием стоя, его бульдожье лицо раскраснелось от волнения, мешки под глазами набрякли. Коллинз перевел взгляд на президента. Тот сохранял каменное спокойствие, как будто, глядя на экран, одновременно позировал для будущего скульптурного портрета на горе Рашмор (1 Гора в штате Дакота, на которой высечены гигантские скульптурные портреты Вашингтона, Джефферсона, Линкольна и Теодора Рузвельта.).
«Честные, преданные своему делу люди, — подумал Коллинз — Люди, осознающие бремя своей ответственности, что бы там о них ни говорили нытики вроде Измаила Янга или маловеры вроде Карен». И он сразу почувствовал себя в своей тарелке среди этого олицетворения власти, своим в их кругу. Прекрасное это было чувство. Жаль, что нельзя поблагодарить за него человека, который ввел его сюда, полковника Бакстера, лежавшего без сознания в военно-морском госпитале.
Коллинз всегда считал себя кругом обязанным полковнику Бакстеру, но, анализируя сейчас свою карьеру, он убедился, что на пост министра юстиции его вывела целая цепочка случайностей. Прежде всего полковник Бакстер жил в одной комнате с его покойным отцом в студенческом общежитии Стенфорда и был ближайшим другом отца в годы борьбы за существование после окончания колледжа. Отец Коллинза мечтал стать юристом, но стал бизнесменом. Кристофер хорошо помнил, как гордился отец тем, что юристом стал он, его сын.
Два события за последние годы заставили Бакстера обратить на Коллинза-младшего более пристальное внимание: выступая адвокатом Американского союза гражданских свобод в Сан-Франциско (процесс длился недолго, но шуму наделал много), Коллинз успешно провел защиту откровенно фашистской организации американских правых. Он сделал это потому, что верил в свободу выражения для всех. Бакстер же, будучи человеком консервативных взглядов, истолковал его поведение по-своему, увидев в нем мотивы, ничего общего с истинными не имеющие.
Некоторое время спустя, приступив к обязанностям окружного прокурора в Окленде, Коллинз прославился на всю страну, успешно добившись осуждения трех негров, повинных в особо тяжких преступлениях. Этот процесс произвел на Бакстера еще большее впечатление: он решил, что Коллинз не намерен играть в сострадание и проявлять к неграм больше милосердия, чем к белым. Истинным же чувствам Коллинза на страницах газет места не нашлось: он считал, что настоящими жертвами — жертвами общества — и являются эти выходцы из нищих, несчастных, забитых негритянских семей. Но закон, увы, не предусматривал смягчающих обстоятельств за несчастье родиться черными.
Однако мнения Бакстера складывались на основе тех материалов, которые были опубликованы. То, что Коллинз, занимаясь в Лос-Анджелесе частной практикой, успешно защищал права ряда организаций негров и чиканос, Бакстер рассматривал как свойственные юности увлечения или попытку молодого юриста дать подачку собственной совести. Итак, заслужив в глазах Бакстера определенную репутацию, опирающуюся к тому же на старую дружбу с ним своего отца, Коллинз получил приглашение в Вашингтон и стал впоследствии заместителем министра юстиции. А еще позже болезнь Бакстера сделала его министром и ввела в избранный круг.
Вдруг мысли Коллинза прервал рев восторга, в котором слились воедино голоса присутствующих. Удивленно взглянув на экран и на повскакавших с места гостей президента, он перевел взгляд на безучастно сидящую в своем кресле Карен.
— Ассамблея штата Нью-Йорк только что ратифицировала поправку, — прошептала она.
— Вернон, — позвал Тайнэна президент. — Вы знаете, чему мы обязаны победой, что именно повернуло ассамблею Нью-Йорка в нашу сторону? Та последняя речь, которую произнес этот самый Смит. Просто великолепная была речь. Как будто вы ее сами писали.
— Может, я сам и писал, — широко улыбнулся Тайнэн.
Гости понимающе рассмеялись, как будто наслаждаясь известной лишь им тайной. Коллинз тоже рассмеялся, потому что хотя и не понял, в чем дело, но не хотел терять чувства солидарности.
На экране уже возникло лицо председателя палаты представителей законодательного собрания штата Огайо, монотонно зачитывающего текст резолюции:
— Предлагается поправка к конституции Соединенных Штатов с целью обеспечения внутренней безопасности страны.
Сенат и палата представителей конгресса Соединенных Штатов предлагают настоящую поправку к конституции Соединенных Штатов. Поправка гласит:
«В случае возникновения чрезвычайного положения в стране, поправки к конституции с первой по десятую отменяются нижеследующей новой поправкой
Пункт 1. Никакие права и свободы, гарантируемые конституцией, не будут истолковываться как разрешение ставить под угрозу национальную безопасность.
Пункт 2. В случае возникновения ясной и очевидной опасности, назначенный президентом Комитет по охране национальной безопасности проведет совместное заседание с Советом национальной безопасности.
Пункт 3. При вынесении решения о наличии угрозы национальной безопасности Комитет по охране национальной безопасности введет в стране чрезвычайное положение и примет на себя чрезвычайные полномочия, превышающие полномочия конституционных органов власти до тех пор, пока установленный источник опасности не будет взят под контроль и ликвидирован.
Пункт 4. Председателем Комитета назначается директор Федерального бюро расследований».
Хотя Коллинз не раз уже читал текст поправки, в изложении оратора он показался ему довольно зловещим.
— Начинается поименное голосование, — услышал Коллинз голос президента. — Ну, здесь-то дело верное.
На экране показывали крупным планом одного за другим членов палаты, нажимающих .кнопки на своих столиках. Голоса регистрировались на двух больших табло, расположенных по противоположным сторонам зала.
— Отрицательных ответов все больше и больше, — быстро заговорил диктор. — Это неожиданность. Кажется, ратификация провалилась. Какой-то фактор опрокинул расчеты специалистов по опросу общественного мнения.
Голосование закончилось. Палата представителей штата Огайо отвергла тридцать пятую поправку.
Растерявшиеся гости собрались вокруг президента, который обратился к своему консультанту:
— Что произошло, Рональд? Я ведь думал, что дело в шляпе.
— Мистер президент, — взмахнул рукой Макнайт, — на ваш вопрос как раз отвечает комментатор...
Все снова повернулись к телевизору.
— ...только что узнали. Несколько членов палаты сообщили нашему корреспонденту в зале заседаний, что в течение последней ночи и утра сегодняшнего дня Энтони Пирс предпринял отчаянную кампанию против ратификации тридцать пятой поправки. Энтони Пирс — руководитель группы, известной как «Союз защитников Билля о правах», — всего лишь месяц назад начал активную кампанию среди законодателей недавно голосовавших штатов, призывая их отклонить поправку. И вот ему удалось одержать ошеломляющую победу в Огайо. Всего лишь час назад казалось, что ратификация поправки в Огайо неминуема и решена, но, встретившись с законодателями, еще не определившими своей позиции, и даже с некоторыми сторонниками поправки, Тони Пирс буквально накануне голосования сумел убедить многих из них в том, что ее ратификация нанесет стране непоправимый ущерб. Как помнят телезрители, Тони Пирс, в прошлом сотрудник ФБР, стал впоследствии популярным писателем и борцом за гражданские права. Его репутация...
— Знаем мы его репутацию! — проревел на весь зал Тайнэн, заглушая телевизор. — Всю его подноготную знаем! — Вскочив на ноги, Тайнэн грозил экрану кулаком. — Все мы об этой сволочи знаем, все! — Круто повернувшись, побагровевший Тайнэн обвел взглядом присутствующих, потом вперил глаза в президента. — Знаем, что, еще обучаясь в университете, он сколотил группку студентов-радикалов. Знаем, как он втерся в ФБР, изображая из себя героя, обманывая даже нашего великого директора Гувера. Знаем и то, как он работал: освобождал преступников, которых должен был сажать, подделывал отчеты, пытался пролезть наверх, не подчинялся руководству. За все это я и выставил его из бюро. Нам известны названия четырех радикальных групп, в которых состоит его жена. Нам известно, что у одного из его сыновей есть внебрачные дети. Нам все о нем известно, и мы знали, что он сорная трава еще до того, как все это началось. Нам надо было его уничтожить, как только он возглавил «Союз защитников Билля о правах», но мы не хотели марать репутацию бывшего фэбээровца, репутацию нашего бюро! Да и не думали, что кто-либо примет всерьез такого психа!
