меня за запястья, поэтому отодвинуть от себя мужчину я не могла.
— Я сказал: теперь поработаешь ты, — напомнил Леон. — Что тебе не понятно?
Он вошёл в мой рот глубже одной рукой все ещё сдерживая мои руки, а второй ласково поглаживая меня по подбородку.
— Расслабься, ангелочек, — Леон спустился рукой к шее, а затем к моей груди, — насилие не доставляет мне удовольствие, так же, как и пугливые безынициативные девочки. Где наша прежняя развратная кошечка?
Как тут можно быть развратной, если я не могу дышать? Но все же я и сама не хотела омрачать этот момент и постаралась расслабить себе руки и горло, пока ногами и бедрами ластилась к Рамину.
— Кис-кис-кис, — пошутил Рамин и на мгновенье отстранившись, вошёл в меня одним толчком. Он буквально натянул меня на себя, и я вновь напряглась. — Кажется кошечка хочет быть нашей пленницей. Чтобы она лежала, ничего не делала, а зато мы бы делали с ней все, что хотим. Так?
Я замычала и попыталась отрицательно замотать головой, но это лишь позабавило мужчин.
— Мы можем пользоваться нашей пленницей хоть до следующего утра, — говорил Леон, наращивая темп и всё глубже проникая мне в рот.
— Можем трахать все ее дырочки одновременно, — подхватил Рамин, так же проникая в меня грубее и глубже.
— Можем вообще больше никогда не выпускать из комнаты, а по вечерам... — многозначительно рыкнул Леон, но внезапно вышел из меня плотью и внимательно посмотрел мне в глаза. — Мне остановиться?
Я благодарно вдохнула воздух и мотнула головой.
— Нет, — я одновременно улыбнулась и поморщилась от ещё одного грубого толчка Рамина. — Ещё! Хочу быть вашей пленницей! Что вы там говорили? Лежать и ничего не делать? Мне подходит.
— Вот ведь мелкая... — Рамин так и не высказал оскорбление. — Молчаливая она мне нравится больше.
Леон вновь насильно сжал мне щеки и вошёл в меня, уже не пытаясь понять нравится мне или нет. Рамин тоже не пытался быть нежным. Он до боли сжимал бедра, резко проникал в меня, заставляя меня ещё глубже заглатывать плоть Леона.
И хоть минуту назад я действительно испугалась, но капелька юмора тут же развеяла мои тревоги, и я просто отдалась процессу. Мне действительно захотелось доставить мужчинам удовольствие.
Мои возмущённые мычания превратились в сладкие приглушённые стоны, тело охотнее давалось в руки мужчинам и отзывалось на ласки, а я наконец смогла подстроиться под ритм Леона и дышать в короткие промежутки.
В какой-то момент Рамин прошёлся большим пальцем между моих складочек, все больше и больше разжигая во мне естественную страсть, и я окончательно отдалась моим мужчинам, как вдруг...
Рамин огладил мои ягодицы и надавил пальцем на попку.
Я дернулась от страха и снова замычала.
— Ти-ихо, — самодовольно проговорил Рамин. — Я не обижу. Будь послушной пленницей и прими меня.
Мужчина вновь прошёлся пальцем по складочкам и снова приставил к попке, под мой протестующий писк.
Его толчки стали жёстче, очевидно, отвлекая меня от главного. Леон же напротив ещё ласковее принялся гладить мое лицо и использовал мой рот с большей нежностью.
Рамин сильнее надавил пальцем и проник к мою попку фалангой.
Я замерла на месте, боясь пошевелиться, но продолжала послушно принимать в себя мужчин.
— А чего наша пленница замолчала? — Рамин стал совершать поступательные движения пальцем в такт своим толчкам. — Твои стоны так возбуждают. Продолжай.
На мгновенье я прислушалась к себе: мне не больно и не так уж страшно. А, значит, Рамин себя контролирует.
Я осторожно подалась бедрами навстречу мужчине и с большим энтузиазмом принялась ублажать Леона. Теперь я смело ласкала плоть мужчины язычком, совершая посасывающие движения каждый раз, когда Рамин вводил мне палец в попку.
Всеми силами я пыталась показать мужчинам, что мне все нравится потому как мне и вправду все нравилось. Это было так бесстыдно, так грязно в моем понимании и так порочно, что я заводилась ещё сильнее.
И когда я начала не просто стонать, а скулить от наслаждения, Леон вошёл в меня как можно глубже и его бедра задрожали. Я продолжала ласкать язычком извергающуюся плоть мужчины, совершенно не замечая его вкуса или того, что я опять не могу дышать.
Все мое внимание было сконцентрировано на Рамине, и на том, как он грубо, но умело подводил меня к разрядке. Он то возвращался к моим складочкам, то вновь проникал в меня сзади, и через пару секунд я почувствовала, как низ живота вновь обдало обжигающей разрядкой. Мне как будто вылили туда жидкое пламя, но при этом оно было не обжигающим, а ласковым.
Мои интимные мышцы сжались, и я почувствовала лёгкую боль от того, что Рамин не прекращал соития.
Когда же я протяжно застонала от обессилевший меня разрядки, Бесланов наконец закрыл глаза и тоже замер.
— Ммм... — облизнулась я, когда Леон наконец оставил меня и устало присел рядом. — А что ещё вы будете делать со своей пленницей?
И Рамин, и Леон рассмеялись в голос.
— Ты точно бессмертная, — изрек Бесланов и легонько шлепнул меня по ягодицам. — Иди работай, солнце ещё высоко.
Грубиян! Но ему я этого говорить не стала. Что с него взять? Разве что деньги и интересный сексуальный опыт.
Остаток рабочего дня прошел в обычных поручениях. Я снова бегала из кабинета в кабинет, совершала бесконечные звонки, все время ошибалась, делала что-то не то, забыла насыпать сахар в кофе, а под конец дня и вовсе допустила грубую ошибку в документах.
Не могу сказать, что я волновалась или думала о своих боссах, или о чем-то вообще постороннем. Просто работы было много, и я не считала это чем-то из ряда вон выходящим, что я допускаю в первые дни ошибки. Не смертельно же. Все можно переделать.
Но когда Анжела подловила меня на ошибке в смете, которую я перепечатывала за день уже раз пять по ее указаниям, она молча взяла тот самый договор и зашла в кабинет к Леону. Через минуту Леон вызвал и меня.
– Изида, – мужчина строго сдвинул брови, но я видела, как пляшут бесята в его глазах, а значит, он совсем не злится. – Ты вообще, как с русским языком? Это твой родной язык?
– Да, – я пожала плечами, невинно уставившись на мужчину.
– Тогда погляди что ты тут мне понаписала,
