Отныне эти двое стали друзьями на всю жизнь.
Мы проделали всего несколько километров от места этого злосчастного инцидента, как вид леса (если так можно назвать поистине неправдоподобное скопление странной растительности) вокруг изменился. Исчезли деревья с резными листьями, пронизанными словно медными или цинковыми прожилками; восхитительный ручеек журчал среди цветов. Нас манила прохладная тень.
— Ура, друзья! — вскричал майор, переводя лошадь в галоп.— Два дня отдыха в этом местечке не помешают, не правда ли?
Наш старый друг скакал метров на двадцать впереди, и все пришпорили коней, чтобы как можно скорей бежать из пекла.
Когда майор пересекал последние метры раскаленной местности, спеша укрыться в столь желанной тени, его лошадь слегка задела боком огромный эвкалипт. Нам показалось, что от дерева отвалился кусок коры и упал на круп лошади позади седла. Вдруг животное подпрыгнуло, словно обезумев, и менее опытный наездник, чем майор, несомненно, бы свалился. Потом лошадь встала на дыбы, начала лягаться и брыкаться, а затем помчалась как стрела. Грива ее развевалась, она жалобно ржала, словно от сильной боли.
— Вперед, господа! — закричал лейтенант Робартс.— Случилось что-то необычайное. Поспешим, не жалейте лошадей!
С десяток наездников вознамерились помчаться вдогонку за майором.
— Нет, господа, вы оставайтесь, не надо всем. Мсье Б., вы со мной, и вы тоже, Ричард! Том, ты тоже следуй за нами, хорошо? Вперед!
— Бедный мастер Блэк! — проворчал Том, поглаживая свою лошадь.
Он не без основания опасался мчаться на ней с такой бешеной скоростью.
Мы летели, как ласточки, за лошадью, которая неслась, закусив удила. Ее всадник уже не мог ничего с ней поделать.
— Если бы я посмел,— сказал Робартс, человек редкого хладнокровия и необычайно меткий стрелок,— я бы всадил этой взбесившейся лошади пулю в круп. Тогда бы она сбавила скорость.
— Ни в коем случае,— ответил я.— Конечно, я не боюсь, что вы раните майора, но при таком аллюре, если лошадь упадет, всадник погибнет.
Прошло четверть часа. Расстояние между нами и майором, которое составляло метров триста, значительно уменьшилось. Его лошадь, совершенно измученная, начала хрипеть; прерывистое дыхание вырывалось из раздутых ноздрей. Она была на пределе. Мы видели, как она вертит головой из стороны в сторону, два или три раза споткнулась, а затем тяжело повалилась на бок.
Старый офицер армии в Индии, безупречный наездник, был на ногах подле нее благодаря тому, что некогда занимался вольтижировкой и смог вовремя соскочить. Майор был цел и невредим.
— Слава богу, майор! У вас все в порядке?
— У меня — да. Но я не знаю, что творится с моей лошадью — она
словно взбесилась!
Когда мы спешились, лошадь майора сделала невероятное усилие, чтобы подняться и снова попытаться бежать, но наездник сумел удержать повод в своей железной руке, заставив ее лежать на месте.
Тут мы увидели то, что вызвало этот сумасшедший бег. Растянувшись на крупе лошади и спустившись по ее бокам, на ней находилось страшное безымянное нечто. Шероховатое и дряблое одновременно, напоминающее грязно-коричневый вздутый нарост, оно сжимало несчастную лошадь и, казалось, составляло единое целое с ее окровавленной кожей.
— Какое жуткое животное! — воскликнул я с отвращением.— Никогда не видел ничего более мерзкого.
— Вай ненд,— спокойно сказал Том, выхватывая длинный нож из ножен.— А, ты ешь кровь мастера Али! Погоди!
Слова у Тома не расходились с делом. Славный старый абориген разрезал во всю длину безымянную «вещь», и ее плоть, вязкая и дряблая, заскрипела под стальным лезвием. Обнажилось нутро, полное крови, как у насосавшейся пиявки. Несколько секунд спустя это «нечто» комком грязного белья упало на землю.
Лошадь, вскоре успокоившись, повернула умную голову к своему спасителю, а потом попыталась зализать свои бока, по которым сочилась кровь из более чем сорока маленьких отверстий.
Пока Том обмывал свежей водой ранки своего друга «мастера Али», мы рассматривали с любопытством, которое легко можно понять, странное существо, бившееся в последних судорогах.
Существо это имело примерно 70 сантиметров в длину, 20 в ширину и 8 в толщину. У него не было ни головы, ни глаз, к концам оно сужалось; поверхность шероховатая, как кора эвкалипта.
Я перевернул его ногой, и мы увидели живот, вид которого был страшен и отвратителен.
Расположенные в три ряда 75 или 80 отверстий, напоминающих присоски осьминога, расширялись, образуя ряд карманов, как у пиявки. И действительно, это была живая кровососная банка.
Том, наш опытный профессор по местной фауне и флоре, объяснил, что это животное обычно обитает в углублениях стволов деревьев и там ожидает свою добычу, о появлении которой его предупреждают несколько высокочувствительных волосков, единственный орган осязания, которым оно обладает.
Занимается животное только тем, что сосет: сок молодых деревьев, кровь животных с редкой шерстью, лягушек, ужей и голых аборигенов, которых оно застигает врасплох. Оно присасывается с такой силой, что только смерть может заставить его покинуть свою жертву.
Получив исчерпывающие сведения об этой опасной твари, мы вернулись во временный лагерь, где остальные участники экспедиции уже волновались по поводу нашего долгого отсутствия. Два столь ужасных потрясения за одно утро, которое мы испытали, это уже чересчур, особенно для путешествующих в такой стране, как Австралия, которая, казалось, не таит в себе опасностей.
МакКроули курил сигару, растянувшись в тени гигантской софоры, опустившей ветви почти до земли и создававшей тень, которой он наслаждался как сибарит.
— У нас нет никакой свежей пищи,— сказал он жалобно, ибо моральные переживания никогда не отражались на его аппетите.
— Не беспокойтесь, дорогой МакКроули,— заметил я.— Вам же обещали зажарить на завтрак одного из красивых голубых ара, таких жирненьких и вкусно пахнущих...
— Пожалуйста, прекратите эти гастрономические описания,— взмолился с комичным отчаянием МакКроули.
— Кстати, Робартс, посмотрите, как Том отечески выхаживает «мистера коня». А вы хотели пустить пулю в круп бедного Али. Вот было бы обидно!
— Погодите, у меня идея!
— Говорите, дружище!
— Мне жаль МакКроули. Если у нас нет подходящего жаркого, то для него этот день будет потерян...
— А... я угадал: вы хотите раздобыть для него длиннохвостого попугая ара.
— Именно.
— Робартс,— воскликнул МакКроули,— ваша дружба для меня — величайшее благо. Благодарю вас, я согласен потерпеть, а пока посплю не много...
— Нет, нет, вы пойдете со мной. Я хочу подстрелить для вас одну из заманчивых птиц, разворковавшихся там, на высоте четырехсот футов.
— Ну так и стреляйте, дружище!
— Однако я хочу продемонстрировать вам свою меткость, и мне будет приятно видеть ваше восхищение.
Лейтенант нехотя поднялся, надел парусиновую каскетку с надзатыльником, чтобы не обжечь шею на солнцепеке, и присоединился к нам.
Робартс захватил свой карабин, стреляя из которого в тире он показывал нам чудеса.
— Не иначе как вы решили удивить нас чем-то из ряда вон выходящим, мой друг!
— Это уж точно,— сказал Сириль, который пошел за нами, волоча ногу.— Чтобы сбить птицу, которая сидит так высоко, нужно быть воистину очень ловким и метким стрелком.
— Вы преувеличиваете, когда говорите об этой птице: через шесть секунд она упадет на землю.
— Вполне возможно, ведь вы так лихо стреляете из карабина, лейтенант! — Сириль говорил с искренним восхищением.
Тем временем Робартс, выставив вперед левую ногу, медленно поднял карабин. Через две секунды из дула вылетел белый дымок и прозвучал резкий звук выстрела, сопровождавшийся свистом. Все птицы испуганно разлетелись, и только одна, вцепившись лапчой в ветку и отчаянно крича, продержалась мгновение на макушке дерева, а потом оторвалась от своей опоры и стала медленно падать, распластав крылья.
— Браво! — воскликнул я с энтузиазмом.
— Блестяще! — одобрил выстрел Сириль без тени зависти.
— Все-таки я поем мяса ары!..
Бедный МакКроули! Между выстрелом и поджариванием дичи на вертеле пролегла целая пропасть!
Птица не упала на землю. Летя вниз, она опустилась на большой лист приятного светло-зеленого цвета, шириной в два фута, толстый, мясистый, резной до половины длины. Вдруг при соприкосновении эти резные зубчики листа, сворачиваясь на наших глазах, стали сжимать птицу, словно щупальца, и, будто запрятанная в темницу, она исчезла из-под носа у разочарованного гурмана. Все расхохотались.
— Придется вам все-таки есть сушеное мясо: во второй повозке его запасы еще не тронуты.
