Порадовала только мисс Риччи, со времен «Семейки Аддамсов» не растерявшая очарования. Но этого, увы, оказалось маловато.
Алексей АРХИПОВ
АТЛАС
От летающих кинжалов — к летающим тарелкам
В феврале этого года московская киноафиша предложила зрителям сразу два фильма с уточняющими определениями «китайский» и «фантастический» — «Дом летающих кинжалов» Чжана Имоу и «2046» Вонга Карвая. С точки зрения теории вероятности, это примерно то же самое, что в одном вагоне метро встретить двух министров.
Согласитесь, китайская кинофантастика — это явление не совсем обычное, скорее, даже экзотическое. И пускай с теорией жанров у наших киновидеопрокатчиков давно уже не все в порядке (назвали же в каком-то анонсе «Страсти Христовы» Мела Гибсона «мистико-фантастической драмой»), феномен резкого тяготения китайского кино к фантастике заинтриговал. Но давайте сначала проясним вопрос с историческими аналогами и первоисточниками.
КУН-ФУ — ЭТО ФАНТАСТИКА
Первая мысль: уже в самой китайской цивилизации есть что-то фантастическое, «инопланетное». Ну, кто еще из землян возьмется строить стену, которую видно из космоса? А что вы скажете о пекинской опере? Если посмотреть на оперного воина или властителя (так называемое амплуа хуалянь), то его облик однозначно наводит на мысль о космических пришельцах: белое лицо-маска с черно-красной татуировкой, плотоядные алые губы, на голове — шлем-тиара с помпонами и кистями, за спиной — драконьи «крылья». Понятно, что если такой персонаж появляется на экране, то хотя бы только из-за этого фильм можно причислить к разряду «фантастических». А учитывая, что в оперных сюжетах, помимо простых смертных, действуют сказочные существа — демоны, привидения, феи, то надо безоговорочно признать: китайская опера — это не что иное, как разновидность фэнтези.
Съемка оперного спектакля и стала первым фильмом, созданным в Китае (1905). С тех пор оперные сюжеты сохраняются в китайском мейнстриме, невзирая на все политические катаклизмы и территориальные переделы (единственное исключение — период «культурной революции» в КНР, 1966–1969 гг.). Оперы продолжают экранизировать и в континентальном Китае, и в Гонконге, и на Тайване. В начале своей творческой карьеры этим не пренебрегали такие знаменитости, как, например, Джон Ву.
Также известно, что в оперных сюжетах были и есть эпизоды с боевыми единоборствами — кунфу. Отпочковавшись в самостоятельный жанр, фильмы кун-фу стали одним из главных «брэндов» китайского кино, выдвинув в качестве авангарда картины с Брюсом и Джетом Ли, Джеки Чаном, Само Хунгом и прочими корифеями помельче… Можно ли считать, что кун-фу — это элемент фантастики? В каком-то смысле, да. Фантастичность кун-фу заключается в том, что оно создает иллюзию чудодейственного «супероружия» для одиночки. Нас уверяют, что благодаря сериям ударов и прыжков, изумительных по темпу и акробатической сложности, пигмей может победить великана, женщина одолеть нескольких насильников, а старец расправиться с разбойничьей шайкой.
Кинематограф дал кун-фу не меньше, чем кун-фу — кинематографу. Сочетание крупных и общих планов, монтаж и возможность не показывать в кадре того, чего не должен видеть зритель, привнесли в эпизоды с кун-фу такую иллюзию реальности, которой нельзя было добиться ни в опере, ни в цирке, ни на страницах романа. Невидимые упругие тросы и трамплины, комбинированные съемки, компьютерная анимация (а до нее — дорисовки и даже простое процарапывание негатива) позволяли героям взлетать на стены и деревья, на несколько секунд зависать в воздухе и одним махом ноги побивать семерых противников.
Только за десять лет в Гонконге было снято около 20 фильмов с этим героем. На сегодня Вон Фэйхун фигурирует более чем в сотне картин, а его роль играли Джеки Чан («Пьяный мастер»), Само Хунг («Три брата») и Джет Ли («Однажды в Китае» и несколько его сиквелов).
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В ШАОЛИНЬ
Как герой Вон Фэйхун замечателен еще и тем, что его реальный прототип, живший в Гуанчжоу в конце XIX — начале XX века, являлся прямым потомком одного из «10 тигров Шаолиня» — монахов Шао-линьского монастыря, посвященных в секреты особой техники кунфу и основавших свои собственные школы в разных районах Китая. Шаолиньский монастырь с его школой кун-фу, мистическими ритуалами и чудодейственными реликвиями — это еще одна гипертема китайского кино, в которой приключенческий сюжет почти всегда сворачивает с колеи исторического и бытового правдоподобия.
Фильмы о Шаолине снимались и на Тайване, и в КНР, но больше всего их «настрогали» в Гонконге.
Культовыми режиссерами, прославившимися на шаолиньской стезе, считаются Чан Че («Боевые искусства Шаолиня», «Ученики Шаолиня», «Камера смерти») и Лю Цзялян («Палачи Шаолиня», «Тридцать шестой зал Шаолиня», «Непобедимый боец на шестах»). Главный мотив едва ли не всех лучших картин о Шаолине — это фантастические методики обучения кунфу, следуя которым, молодые послушники монастыря глотают огонь, часами стоят на одном большом пальце ноги и усилием воли не дают острию копья вонзиться им в тело. В фильме «Тридцать шестой зал Шаолиня» сакральный процесс обучения кунфу проходит в 35 залах монастыря, больше напоминающих камеры пыток: обучаемый должен выйти победителем в схватке с хитроумными смертоносными механизмами, не дающими ему права на ошибку.
Довольно часто в название фильмов выносится группа героев с явно фантастическим оттенком — «18 нефритовых архатов», «18 бронзовых людей из Шаолиня», «18 бронзовых девушек из Шаолиня» (может быть, знатоки китайской символики объяснят, почему их все время 18?), в результате чего на экране приемы кун-фу демонстрируют полторы дюжины актеров, вымазанных золотистой краской. Впрочем, кроме бронзовых шаолиньцев появлялись и деревянные — именно с этими живыми манекенами сражается Джеки Чан в фильме «Деревянные люди Шаолиня».
Действие фильмов о Шаолине может переноситься и в наши дни (забавный пример пародийного обыгрывания «шаолиньских» штампов — комедия «Убойный футбол», поставленная в 2002 году в Гонконге Стивеном Чоу). Но вполне понятно, что в своей основной массе они обращены в глубокое прошлое, будь то совсем седая древность — эпоха династии Тан (VII–X вв. н. э., время расцвета Шаолиня) или начало прошлого столетия (когда монастырь был сожжен войсками, выступавшими на стороне маньчжурской династии Цин).
РЫЦАРИ И ПРИВИДЕНИЯ
Точно такой же «фантастикой прошлого» надо признать рыцарские картины — у-ся пянь. Сюжеты у-ся пянь пришли в кино из тех же опер, китайской литературной классики («Троецарствие», «Речные заводи», «Путешествие на запад») и более низкопробных исторических романов-однодневок, в центре которых непременно оказывается фигура странствующего воина (у-ся). Кроме него в приключенческом сюжете был задействован, как правило, стандартный набор персонажей-масок — наемный убийца, красавица, властитель (князь или император), предводитель бандитской шайки (иногда он же колдун или колдунья), отшельник (он же зачастую волшебник или наставник школы боевых искусств). К чести кинематографистов, эти стандарты им быстро наскучили.
Классиком китайских рыцарских фильмов считается Кинг Ху (Ху Цзиньцюань). Он родился в 1931 году в Пекине, но в 1949-м перебрался в Гонконг и с середины 60-х работал то в Гонконге, то на Тайване. Главным «странствующим рыцарем» его картин нередко становилась особа женского пола (как в «Большом пьяном рыцаре», 1966, не говоря уже о «Женщине-рыцаре», 1969), с учетом чего эпизоды «разборок» с десятком соперников однозначно выходили за грань реального. Но в остальном Кинг Ху был довольно консервативен, больше доверял монтажу, чем эффектным трюкам, и на территорию мистико-фантастического кино предпочитал не вторгаться, Примечательно, что, когда в 1990 году этому классику предложили добавить в рыцарский фильм «Боец на мечах» побольше трюковых фантастических эпизодов, он рассорился с продюсером, и картину пришлось заканчивать другим режиссерам.
Одним из этих режиссеров был Чэн Сяодун (в гонконгской транскрипции — Чин Сютун), продюсером — Цуй Хак. Для китайской кинофантастики эти двое — более чем знаковые фигуры.
