высоких каблуках, она смотрела на него вызывающе и насмешливо. Гаор уже знал, что женщинам сигарет не выдают, но не слышал, чтобы угощать запрещалось, и потому молча достал из нагрудного кармана пачку, вытряхнул на ладонь сигарету и протянул ей.
Она подошла и взяла сигарету, прикурила от вмонтированной в стену возле двери зажигалки.
— Подвинься.
В курилке они были вдвоём, так ей что, другого места на круговой скамье нету? В другое время он бы, может, и поигрался с ней в эти игры, известные ему ещё с училища, но сейчас не под настроение.
— Пошла ты…
— Грубиян, — вздохнула она, садясь рядом с ним. — На кого злишься, Дамхарец? Лучше порадуйся.
— Чему? — угрюмо поинтересовался Гаор.
— А что жив, — она усмехнулась. — Мало тебе, что ли? Вон тебя, и бьют каждый день, и собаками травили, а ты жив. И даже Самого из-за тебя выпороли. Другой бы по потолку от радости ходил, а ты… А ты чего сбежал тогда? Тебе ж Фрегор хотел первый удар дать. Отвёл бы душу, — она снова усмехнулась. — Глядишь, Сам бы и не встал. Чего сбежал?
События того дня Гаор помнил хорошо, и помнил, что его увёл Рарг. Удачно увёл, не дал ему на неповиновение пойти. Но ей он ответил по-другому.
— Я не палач.
Она глубоко затянулась и медленно выпустила дым.
— Это пока не приказали тебе. А прикажут, и куда ты денешься?
И Гаор невольно кивнул, соглашаясь. Да, прикажут и… всё, вот он и будет край его, за которым уже только смерть, и никакие тренировки у Рарга не спасут и не помогут.
Она вытянула, скрестив в щиколотках, длинные красивые ноги.
— Живи, пока жив, Дамхарец.
И покосилась на него, проверяя впечатление. Гаор невольно усмехнулся. Ишь, как без мыла лезет. Ну, и хрен со всем, может, и впрямь…
В дверях курилки возник Мажордом. Гаор спокойно встретил его пристальный взгляд. Он в рубашке и штанах, на ногах шлёпки, курит в отведённом для этого месте, по-поселковому не говорит. Придраться не к чему. Продолжала спокойно курить и женщина.
— Иди, переоденься, — разжал губы Мажордом. — Ты больше не нужна.
Она снова глубоко затянулась, выдохнула дым и спросила:
— А кто там?
— Он захотел Яблоньку, — ответил Мажордом.
— Да, — кивнула женщина и встала, — её ему надолго хватит.
Она бросила сигарету в стоявшую посередине курилки широкую и низкую бочку с водой и вышла. Мажордом посторонился, пропуская её, и шагнул вперёд, закрыв за собой дверь. Гаор насторожился.
После того дня, когда он бился с собаками, а Мажордома пороли, они ещё ни разу не разговаривали. Сутки Мажордом отлёживался у себя в комнате, и Милок бегал по его поручениям, а потом, бледный, похудевший и осунувшийся, снова вышел на работу. Гаор видел его издали, слышал голос, отдававший распоряжения, но вот так лицом к лицу… Ну, и что теперь?
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— А что ещё я тебе должен? — ответил вопросом Гаор.
Мажордом раздвинул бледные губы в злой улыбке.
— Одни неприятности из-за тебя, Дамхарец.
— Я Рыжий, — поправил его Гаор. — У кого неприятности? У тебя? Ну, так ты сам виноват. С собаками ты меня подставил, ты смерти моей хотел. Не так разве? Что выжил я, не твоя заслуга. — Гаор зло усмехнулся. — Ты ещё со мной не рассчитался, помни.
— Чего ты хочешь? — резко спросил Мажордом. — Ты жив, тебе этого мало?
— Давай, — Гаор докурил сигарету и щелчком отправил окурок в бочку. — Хочешь, Мажордом, на себе проверить, много это или мало, жить?
— Тебя запорют. Насмерть.
— Ну да, — кивнул Гаор. — Только ты на это уже от Огня смотреть будешь.
Разговор явно для обоих заходил в тупик. Либо они сейчас от угроз переходят к делу, либо… Гаор прямо слышал, как скрипят у Мажордома мозги в поисках достойного выхода.
— Чего ты хочешь? — повторил Мажордом уже другим тоном.
— Этот разговор не я, а ты начал, — ответил Гаор. — Вот сам и подумай, как ты со мной за тот бой расплатишься, — и вздохнул. — На фронте я бы тебя на огневой суд выставил, а здесь…
И, видя, что Мажордом его не понял, пояснил:
— Ну, отправил бы проход в минном поле делать. Пройдёшь, кончен счёт, не пройдёшь… тоже. К мёртвому счёта нет.
— И часто ты так… на смерть посылал?
Гаор усмехнулся.
— Это война, Мажордом. И посылал, и меня посылали, и сам шёл.
Он резким рывком встал и выпрямился. Мажордом отшатнулся, хотя между ними было не меньше двух шагов. Гаор улыбнулся. Мажордом понял его улыбку и нахмурился.
— Фрегор не вечен, тоже помни.
— Ничего вечного нет, — ответил Гаор. — Ты про жизнь говорил, так… живи и давай жить другим. И как ты к другим, так и другие к тебе.
— Чем тебе плохо? Чего тебе не хватает?
— Тебе всё равно не понять, — усмехнулся Гаор. — Распорядка я не нарушаю, а в остальном… рассчитайся со мной за собак и живи, как сам знаешь, а меня не трогай.
— Не нарушаешь?! — возмутился Мажордом. — Да к тебе каждую ночь бабы бегают! Это разврат!
— А когда с родным сыном спят, а потом его под своего же брата подкладывают, это что? — ехидно спросил Гаор.
— Воля хозяина священна!
— Так ты Милка по хозяйскому приказу трахаешь? — удивился Гаор. — А я думал, он тебе нравится.
— Ты… — Мажордом задохнулся, — ты…
— Да, я, — этот никчемный разговор уже надоел Гаору. — Я дамхарец, Рыжий и так далее, а если ты, дурак, сразу моего клейма не посмотрел, то я за твою дурость страдать не собираюсь.
Мажордом кивнул.
— Так что, в первую спальню тебя перевести?
Гаор на мгновение растерялся, не зная соглашаться или отказываться.
— Мне всё равно.
— Не хочешь с личными жить? — удивился Мажордом.
— Мне всё равно, — повторил Гаор и, пройдя мимо Мажордома, вышел из курилки.
По коридору бегали возвращающиеся с работы к ужину. Слышали — не слышали… да пошли они все. Каждый сам за себя. И он тоже. В спальне Гаор сунул сигареты в тумбочку, и почти сразу вбежала Снежка.
— Рыжий, я зашила всё и выстирала. Чего ещё тебе сделать?
Он посмотрел на неё и невольно улыбнулся.
— Пока ничего.
— А давай я тебе штаны поглажу.
Гаор шутливо ущипнул её за нос.
— Это я сам.
Выездную одежду он всегда гладил и чистил сам. Так как ещё по Дамхару помнил, что с формой управляться не умеют. Да и у малявки силёнок попросту не хватит, чтоб как следует стрелку на брюках навести.
Отчаяние от потери категории ненадолго, но отпустило его, вернее, стало не таким
