Вот и Лоиенгалани. От разграбленного кемпинга уцелело тростниковое бунгало, в котором вполне можно было укрыться. Присматривавший за помещением «по совместительству» настоятель католической миссии, единственный постоянно живущий в оазисе европеец, отец Полетт, охотно предоставил его в наше распоряжение: он уже пустил воду горного источника в сохранившийся небольшой бассейн. Через недолгое время чаша наполнилась до краев и засверкала голубизной под светом выкатившейся из-за горы Кулал полной луны.
Джордж Адамсон, в дни своей молодости безуспешно искавший золото по берегам Рудольфа, узнав, что я собираюсь на озеро, посоветовал «побыстрее работать обеденной ложкой».
— Надо бояться, что крокодилы перехватят еду? — пошутил я.
— Нет, ветер.
— Простите, Джордж, при чем тут ветер?
— Во время моего бродяжничества по берегам озера ветер свистел с такой силой, что пищу сдувало с тарелок раньше, чем мы успевали донести ложку до рта.
Я сразу поверил: уж если Джордж, обходящийся обычно скупыми «да», «нет», «хорошо», «плохо», произнес такую длинную фразу, значит, так оно и есть — ветра надо опасаться. И действительно, каждую ночь где-то ближе к рассвету поднимался ветер и дул с такой бешеной силой, что сносил в озеро все, что плохо лежит. Но мы устроились надежно: сзади довольно высокий берег, а под ним истерзанная ветрами полоска пальмовой рощи, среди которой и притулилось бунгало. Ветер безжалостно трепал деревья и крышу хижины, и не сразу можно было привыкнуть к неумолчному шуму, напоминавшему что-то родное и близкое и в то же время отличное от привычных с детства звуков.
Выживет ли племя эльмоло?
В первое же утро в Лоиенгалани познакомились с единственными постоянными обитателями восточного берега озера — людьми из племени эльмоло, чьи тростниковые хижины больше похожи на копны неубранной соломы, чем на жилище человека. С группой стариков, попыхивающих трубками из рыбьих позвонков, сидим на прибрежном песке, сплошь усеянном костями от самых мелких до метровых рыбьих хребтов и голов размером с доброе ведро. «Джон, как мы будем разговаривать? Вы знаете язык эльмоло?» — беспокоится Корреспондент. «Нет, конечно, но объясниться сумеем, эльмоло давно забыли свой язык и говорят на языке туркана и самбуру».
Нерадостна история этого самого маленького и самого бедного в Кении, а возможно, и во всей Африке племени, неясно и его происхождение. Старики утверждают, что люди эльмоло издавна живут на берегах озера. Это же подтверждается лингвистическими изысканиями и антропологическими исследованиями ряда ученых. Говорят, что эльмоло являются выходцами из племени скотоводов рендилле. В тяжелые времена, в период длительной засухи, преодолев вековые предрассудки, они занялись рыболовством, ставшим впоследствии основным средством существования. Эти предположения подкрепляются языковой близостью, верой в божество по имени Вак и общими чертами культуры, в частности захоронениями под пирамидами из камней.
Принято также считать, что в давние времена, кочуя со своими стадами с севера на юг, эльмоло первыми обосновались у оазиса Лоиенгалани, где благодаря источнику, стекающему с горы Кулал, сохранилась растительность. Но в оазисе, помимо эльмоло, задерживались на время катившиеся волнами с севера более многочисленные и воинственные племена. В стычках с ними мирные эльмоло, не имевшие военной организации и не знавшие института вождей и старшин, теряли людей и скот. В конце концов скота у них совсем не осталось, отпала необходимость кочевать по пустынным просторам в поисках пастбищ. Эльмоло окончательно осели на восточном берегу озера Рудольфа и двух крошечных островках Моло. Единственным их занятием стала рыбная ловля, охота на крокодилов, черепах и бегемотов.
Ко времени завоевания Кенией независимости эльмоло оставалось всего 75 человек, причем внешне они мало походили на своих соседей — высокорослых, хорошо сложенных, крепких телом самбуру и туркана. Люди этого племени, напротив, невысоки ростом, не могут похвастаться здоровьем: у стариков больные суставы, за редким исключением, у всех эльмоло плохие зубы, кровоточат десны, дети страдают рахитом, здесь рано седеют — нам встречались седые десятилетние мальчишки. Это результат однообразной пищи, в которой почти отсутствуют мясо и овощи, и озерной воды, содержащей множество различных солей. По этой причине воды озера непригодны для орошения полей, но эльмоло вынуждены пить ее всю жизнь — от рождения до смерти.
Старики, с которыми беседует и бегло переводит нам содержание разговора Джон Омоло, философски смотрят на жизнь. Снова завести скот и воевать из-за пастбищ с борана, туркана, самбуру? Нет, на это у них нет сил. «Вот если бы вернулись времена, когда у нас был скот, послушный только нам!» — хитро сощурил глаза один из стариков. «Что это за скот, расскажите»,-— хором попросили мы.
Довольный, что удалось заинтриговать иностранцев, старик поведал такую историю. В давние, давние времена эльмоло разводили скот, как и их соседи — скотоводы. Однако это были не верблюды, коровы, овцы или козы, а... гиппопотамы, крокодилы и черепахи. Их держали в загонах в воде и каждое утро выводили на берег, кормили травой и водорослями, а по вечерам загоняли обратно. Свой «скот» эльмоло доили и резали на мясо, как коров и верблюдов. Однажды, когда мужчины ушли на рыбную ловлю, неосторожная женщина, набиравшая воду, уронила горшок в озеро. Видя, что, подгоняемый ветром, он уплывает прочь, женщина попросила гиппопотамов, крокодилов и черепах поймать горшок и пригнать его к берегу. Животные устремились в воду и поплыли за горшком, все более отдаляясь от берега. Вскоре они скрылись за горизонтом и уже больше не вернулись домой...
Эльмоло, как, возможно, только бушмены из пустыни Калахари, живут в полном согласии с окружающей их дикой природой. Все, что им нужно для жизни — пищу, кров и немногие необходимые для повседневного обихода вещи,— они так или иначе добывают либо в водах озера, либо на берегу. Вместо лодок эльмоло сооружают плоты из пальмовых бревен. Гарпуны для ловли рыбы, охоты на крокодилов изготовляют так: к древку длиной от двух до трех метров веревкой крепится зазубренное металлическое острие, а к рукоятке привязывается веревка. Острие на гарпунах для охоты на бегемотов крепится более основательно — не бечевкой, а с помощью рога антилопы, просверленного насквозь раскаленным железным стержнем. Бечевка, которую эльмоло используют для плетения рыболовных сетей, циновок, изготовляется из крученого волокна листьев молодых пальмовых деревьев. Для этого листья сначала вымачивают несколько дней в озере, затем складывают на песчаном берегу, а потом отделяют волокно, разбивая листья между двумя округлыми камнями. Из полученного таким образом волокна женщины и девушки делают бечевки и толстые нитки, скатывая их ладонью на собственном бедре. Более прочные веревки, которые нужны при охоте на крокодилов, бегемотов и для связывания плотов, получают таким же способом, но только из волокнистой коры корней акации. А сами корни служат материалом для древка гарпуна. Посуду женщины эльмоло лепят из вулканической глины, добываемой на островах; в качестве кастрюль и мисок используются также панцири черепах. В таких горшках эльмоло варят или тушат рыбу, мясо черепах, крокодилов и бегемотов.
Как и охота, рыболовство — самый древний промысел. Сколько различных способов рыбной ловли существует на земле? Десятки, сотни? Эльмоло добывают рыбу самым трудным. На плоту из пальмовых стволов, вооружившись гарпуном, рыбак выходит в озеро, когда оно стихнет и вода станет более прозрачной. Он плывет, зорко высматривая рыбу, плывет час, другой. Мы с Володей сидим на берегу и терпеливо ждем, а солнце печет, хочется спрятаться в тень. Мы уже сговорились идти в бунгало, как вдруг рыбак поднял гарпун и резко метнул его в невидимую нам цель. Раздается победный клич. Попал! Древко уходит в воду, увлекая привязанную к нему длинную веревку. Плот опасно кренится, а потом плывет, все ускоряя ход. Рыбак напрягает мускулы ног, рук, всего тела, чтобы удержаться на плоту и не выпустить веревку. Потом начинает постепенно выбирать ее, снова отпускает, дергает, стремясь быстрее утомить жертву. Борьба продолжается минут тридцать-сорок, а может, и дольше.
Но вот рыба всплыла, рыбак подтянул ее, привязал веревку к плоту и, работая шестом, как веслом, направился к берегу. Я попросил Володю сбегать и принести из моей рыбацкой сумки весы. Тем временем к берегу потянулись женщины, старики, ребятишки эльмоло, вернулся Володя с весами. Взглянув на рыбину, я ахнул и спрятал в карман весы: нижняя отметка на них равнялась 28 фунтам, пойманная, же молодым эльмоло рыбина на глаз весила не менее 100! Это оказался великолепный экземпляр нильского окуня, переливавшийся, казалось, всеми цветами побежалости.
