бывшему мужу и попросила его вмешаться в мой развод?
— Всё не так ужасно, как звучит! Я просто спросила, как он развелся с Ладой.
— И часто ты звонишь своему мужу?
— Мирон, вот только не надо включать ревнивца! Я написала ему в мессенджере. Пожалуйста, Мирон, не смотри на меня так. Ты не можешь всерьез злиться на то, что я пытаюсь разрешить проблему.
— Черт, — он опускается на колени и кладет голову на мои, упираясь лбом в живот, обхватывает мои отекшие щиколотки, сидит в такой позе какое-то время и потом вдруг начинает дергаться, плечи подрагивают, из горла вырывается хриплый звук.
— Мирон, ты плачешь?! — хватаю его за уши и подтягиваю наверх голову, чтобы смотреть прямо в глаза.
А он ржет. Просто вовсю хохочет.
— Нина, безумная ты моя амазонка! Воинственный ты мой колобок! Я так понимаю, если я не разведусь в скором времени, ты возьмешь пистолет и пойдешь разбираться к моей жене, как гангстер.
— Ты не злишься? — решаю уточнить, не веря в свое спасение.
— Я зол. Я безумно зол. Но я сама виноват, что ты готова на такие кардинальные меры. Не будь ты беременна, я бы собрал вещи и хлопнул дверью.
— Из-за того, что наступила на твою мужественность? — выгибаю бровь, не переставая гладить его шелковистые волосы. Ух, как же я обожаю этого мужчину. Затискала бы всего.
— Да ты на ней просто потопталась!
Хватаю его за нос и тяну на себя.
— Эй, хватит, Нин. Я ж не зря приехал раньше. В командировку я ездил не зря.
— Ты привез оттуда нового крутого адвоката?
— Лучше.
— Ты нашел страну, где двоеженство законно, и мы туда переезжаем?
— Ха! Очень смешно! Нет, — становится он серьезным, — я выяснил кое-что о своем «любимом» тесте, и ради того, чтобы я это не обнародовал в СМИ, он выдаст мне разрешение на развод на блюдечке с голубой каемочкой.
— Ура-а-а! — что есть силы кричу, стискивая Мирона в объятиях.
И вдруг по моим ногам стекает жидкость.
— Черт, кажется, я рожаю…
Глава 31. Они — мое счастье
Мирон
— Точно рожаешь или, кажется, рожаешь? — волосы на голове шевелятся как живые, когда озадаченно задаю этот наиглупейший вопрос.
Незамедлительно следует убийственный взгляд моей амазонки и соответствующий ответ:
— Нет, понарошку, блин! Тренируюсь! Бирюков, тряпку неси, — стонет Нина, держась за свой огромный живот и пытаясь подняться.
— Тряпку? Зачем тряпку? Живот подвязать? — суетливо подхватываю ее под руки и придерживаю за талию.
— Да какой живот? Ох, — то ли плачет, то ли смеется она, — надо пол вытереть.
— Пол? — хлопаю себя по лбу. — Нина, успокойся. Забей на пол. Поехали в больницу. Я вытру потом сам. Сейчас главное — ребенок.
— Да, давай сумку возьмем, — оседает в моих руках, наверняка переволновавшись. Тащу свою красоту в коридор, усаживаю на кресло, стоящее там возле входной двери, и торопливо оббегаю квартиру в поисках сумки и других нужных вещей, чьи наименования выкрикивает Нина со своего места.
— Но ты точно рожаешь? Сколько у нас времени? — интересуюсь, помогая ей одеться и обуться, уже вооружившись сумкой, ключами от машины и телефоном.
— Я не знаю, — психует она, но злится не на меня, что радует.
Меня перетряхивает, волнение накатывает волнами, чувствую себя не в своей тарелке и не знаю, что делать и говорить. Как бы мы ни готовились, роды тем не менее наступили внезапно, и это чувство их неизбежности жутко нервирует.
Быстро едем в больницу, где нас принимают под белы руки. Оформляют документы, Нину тут же переодевают в свободную сорочку, загоняют на гинекологическое кресло куда-то в закуток приемного кабинета, и оттуда врач громко оповещает о раскрытии на четыре сантиметра, что бы это ни значило.
— Рожает ваша жена, — давит на больную мозоль ничего не подозревающая врач, и я беру в руки телефон и защитный костюм с бахилами, маской и шапочкой, чтобы нарядиться в него и сопровождать свою любимую женщину в родовую.
У нас с тестем начинает весьма занятная переписка, в которой есть намеки, угрозы, фотографии документов и различные цифры и даты, итогом которой служит его очень неохотное согласие на мои условия.
Всё! Скоро я стану свободным человеком! И женюсь на матери своего ребенка.
— Пойдемте, — поторапливает врач, сопровождая нас до лифта, а потом оставляя в родовой в надежных руках акушерок.
Боюсь за Нину, за малыша, которого видел на УЗИ и уже полюбил, боюсь напортачить и подвезти их. Но в то же время затапливает новое чувство: скоро я вижу своего ребенка. Но до этого нужно еще дожить, а от угроз Нины начинают вянуть уши.
Понимаю, что ей больно, крепко держу за руку, глажу по голову, стараясь поддержать как могу. Всё пытаюсь найти и подобрать момент, когда я смогу вклиниться со своими хорошими новостями. Но ситуация крайне не располагает. Действия врачей расторопные, уверенные и профессиональные, и меня целиком захватывает, собственно, процесс родов, когда всё остальное отходит на второй план.
Измученное, потное лицо Нины морщится, она корчится от боли, время утекает сквозь пальцы, мы не замечаем его, но я ни на секунду не выпускаю ее руку из своей.
— Больше никогда… Никогда не подпущу тебя к себе! — обещает она грозно, и я подмечаю, как акушерка усмехается. Наверняка слышит подобные угрозы постоянно.
— Нинуль, потерпи, моя хорошая, — уговариваю ее, гладя по волосам и любуясь любимыми чертами. Можно ли полюбить свою женщину еще больше? Так, что она станет центром твоего мира. Однозначно да. Я понимаю эту в ту минуту, когда наши взгляды встречаются и я вижу в ее сотни эмоций. Она волнуется, злится, боится и негодует, но одновременно
