в руки и давай их поднимать. Я же получила диплом техника-технолога, однако не знаю еще, как быть — учеба это одно, работа — другое. Может — это все не мое?
Мне не хотелось верить словам супруги, и я их пропустил. Сомнения ее были необоснованными. Не ей так говорить. Светлана была лучшей студенткой: окончила техникум на отлично — это стоит больших трудов.
Я же учился не валко не шатко. Техникум мне был не нужен. Его я посещал только из-за Светланы, ну и еще, потому что увлекся легкой атлетикой. Если бы не Олег Анатольевич Физурнов мне там и делать было бы нечего.
Я знал, что мои родители разговаривали со Светланой об институте, но мне не были известны подробности. Давление на нее оказывалось. Однако оно было несерьезным. Моя мать Любовь Ивановна, да и не только она, но и мой отец Николай Валентович были интеллигенты. Они не могли быть чересчур надоедливыми. Кроме того, у них еще не было времени — сколько мы жили вместе — месяц, даже меньше, чтобы чего-то от снохи требовать. А вот отец Светланы, Филипп Григорьевич, тот на дыбы становился, как конь. Он слушать не хотел возражения своей дочери — рвался в бой и готов был все сделать, чтобы пристроить ее в вуз.
— Ты, значит, выбрал себе дорогу, метишь в институт, — говорил он мне, брюзжа слюной, — а моя доченька, единственная кровинушка, по твоей милости, пусть будет не грамотной, так что ли? Я не выучился! Мне война не дала. Моя дочь выучиться. Она будет ученой и все тут!
Мне его трудно было слушать. Светлана, как могла отбивалась от отца. Я недоумевал, отчего он так рьяно не занимался Алексеем. Пусть он ему и не родной сын, но ведь рядом живет. С соседями иначе себя ведут — больше внимания уделяют. А тут, словно посторонний человек. Вот бы, где нужна была его прыть. Прояви он ее, и парень не работал бы сейчас на заводе в горячем цехе в мареве дыма, гари, а ходил бы где-нибудь в отделе в халатике, нажимал кнопки, что-то писал ручкой в блокноте. Так нет же, бросил его, а тут лезет, куда не нужно. Сами без него обойдемся, решим, что и как.
Отбить напор Филиппа Григорьевича я бы не сумел. Мне помог мой отец. Только благодаря нему мой тесть угомонился. Правда, моя мать дала ему слово присмотреть за его дочерью на заводе и все сделать, чтобы у молодой женщины желание продолжить в будущем учебу не исчезло, а наоборот, усилилось. На том и согласились.
Первый рабочий день утомил мою жену. Она познакомилась с новыми людьми, но не запомнила ни одного имени и фамилии.
— Андрей, голова у меня как в тумане. Я не помню даже лиц своих коллег. Как мне работать? Ума не приложу!
Это, конечно, было не так. Что-то в памяти у Светланы да осталось. Затем ей часто на помощь приходили коллеги. Она могла слышать, как они обращались друг к другу. Этого порой было достаточно. По прошествии недель, месяцев, лет, многие из работавших рядом людей ей стали хорошими знакомыми и даже друзьями.
Я волновался за Светлану, и часто не удержавшись, отправлялся ее встречать. Толкаясь у проходной, я ждал, когда она выйдет за забор завода. Время всегда тянулось медленно. Наконец наступал момент, и охранник распахивал ворота, вначале я видел первых самых прытких одиноко спешащих людей. Затем минут через пять-десять уже шел сплошной поток. Я беспокоился — моя зазноба порой не знала о том, что толкусь у проходной. Мы легко могли разминуться. Я часто надеялся на свое сердце. Оно меня ни разу не подводило — начинало усиленно стучать, и я кричал:
— Светлана, я здесь!
Однажды на мой зов тут же откликнулась какая-то озорная девушка — ее, наверное, тоже звали также, как и мою жену:
— Иду, иду, мой любимый!
Тут же брызнул смех, идущих рядом с нею подруг.
Меня трудно было вывести из себя. Я, шутя, погрозил им пальцем и, заметив в потоке людей жену, устремился к ней.
Мощный людской поток подхватил нас и понес к железнодорожной станции. Многие из работников завода ездили из близлежащих окрестностей и торопились на электричку. Минут пять мы шли по течению, не сопротивляясь, а затем свернули в сторону, ручейком долго петляли между домов, пока не остались одни, наедине друг с дружкой.
Настроение у Светланы было бодрым. Она втягивалась в рабочий ритм завода. Держа меня за руку, жена с упоением рассказывала о своем рабочем дне. У нее трудовая жизнь налаживалась.
— Андрей, знаешь…
— Знаю! — перебил я ее, — знаю, ты начинаешь ощущать себя нужной! Так?
— Так! — кивнула головой супруга.
— Это нужно как-то отметить! — сказал я. — Ты, сейчас, наверное, очень голодна — мы быстро идем домой, кушаем, а после по телефону обзваниваем друзей и вечером собираемся в Доме культуры. Хорошо?
— Хорошо! — ответила Светлана.
— Все, отказавшиеся с нами встретиться, будут признаны в работу не втянувшимися. Им будет сделано общественное порицание. Согласна? — спросил я и засмеялся. Супруга засмеялась тоже и дополнила мои слова:
— Мы их уволим…
Вечером, после небольшого отдыха, мы отправились в микрорайон к Татьяне Полнушке, затем на обратном пути зашли к Михаилу Крутову. Он долго упирался и дал добро пойти, только после того, когда я в телефонном разговоре упомянул подругу Светланы. Девушка запала ему в душу и парень, для того чтобы увидаться, использовал любую возможность.
Михаила приняли на завод бригадиром, однако прежде он должен был пройти «курс молодого бойца» — месяц-два побыть в рабочей робе.
— Я, уже почти все умею! — сказал он при встрече. — Мастер мне скоро доверит участок. Он меня сегодня похлопал по плечу и задрал большой палец вверх. Это у него высший знак качества. Вот так.
Шумной кампанией мы зашли к Валентине и Виктору Преснову. Им, как и нам не хотелось сидеть дома. Они тут же собрались, и мы гурьбой вывались на улицу.
— Нам полезно много гулять, — сказал Виктор.
— Это всем полезно, — тут же дополнила его Валентина. — Ты меня так оберегаешь, будто я должна завтра родить. А у меня ведь еще только начальная стадия. Я еще ничем не отличаюсь от своих подруг. Вот так.
Не знаю, куда бы зашел разговор, но влез Михаил:
— Да, вот мы и взрослые, — сказал он, — полноправные члены общества. Нам доверили серьезное дело.
Я посмотрел на ребят. Мне немного было завидно.
— Да, счастливые вы. Позади школа, кое у кого
