От залива Карпентария нас отделяло три с половиной градуса. Мы считали, что сможем пройти это расстояние самое большее за пятнадцать дней. В реке полно всевозможной рыбы, а леса, тянувшиеся справа и слева, где обитают опоссумы и кенгуру, сулили нам отличное жаркое. Нам не на что особенно жаловаться, хотя духота, которая еще больше усилилась с тех пор, как мы вступили в жаркий пояс, подчас мучительна.
Печальный момент расставания настал. Джо надо возвращаться к своим соплеменникам. Этот замечательный человек в глубокой печали. Он трогательно прощается с детьми своего умершего друга. Старый дикарь-европеец рыдает как ребенок. У Эдварда, Ричарда и их сестры глаза полны слез.
— Джо, дорогой Джо,— говорит сэр Рид, сжимая его руки,— мы еще свидимся, клянусь! Мне хочется помочь в вашей благородной миссии, которую вы взяли на себя. Дети меня понимают. Теперь они богаты благодаря вашей преданности их отцу. Они не забудут ни вас, ни ваше племя. Не пройдет и года, как мы пригоним к вам стада быков и овец, а также лошадей, доставим вам земледельческие орудия для обработки ваших земель. Руководимые и просвещаемые вами, при нашей помощи, аборигены, надеюсь, смогут в будущем побороть голод. Не прощайте, Джо, а до свидания!
Наконец мы пересекли Австралию с юга на север!
Крик радости вырвался из груди каждого при виде парохода, стоявшего на якоре в естественной бухточке меньше чем в четырех кабельтовых от берега. Герр Шэффер — человек слова.
Едва только наша группа показалась в виду судна, как с парохода спустили шлюпку. Сидящие в ней матросы приветствуют нас оглушительным «ура!». Высокий мужчина с грубым загорелым лицом и живыми глазами, типичный моряк, ловко спрыгивает на землю и представляется нам. Это капитан «Уильяма» — так называется пароход, который должен доставить нас к месту назначения. Капитан строго придерживался инструкций, переданных по телеграфу из Барроу-Крик в Порт-Деннисон, и, выбросив балласт, чтобы идти как можно быстрее, прибыл на место встречи, назначенной немцем, на четыре дня раньше срока.
Любезное предложение подняться на борт парохода, чтобы оговорить условия погрузки, немедленно принято, и сэр Рид, майор, Эдвард, Мак Кроули, Робартс и я, короче говоря, генеральный штаб экспедиции, вскоре поднимаемся на палубу «Уильяма». Капитан принимает нас с исключительным вниманием и быстро заключает сделку со скваттером, который платит, не торгуясь.
После превосходного завтрака с отличным вином, который мы поглотили с величайшим аппетитом, осматриваем пароход сверху донизу. На нем царят безупречный порядок и идеальная чистота. Капитан демонстрирует нам все до мелочей, и наш визит заканчивается осмотром пушки, заряжаемой с казенной части, присутствие которой на борту успокаивает нас, поскольку возможна встреча с пиратами.
Итак, все отлично, и мы возвращаемся на берег, восхищенные увиденным. В последнюю ночь, которую мы проводим на берегу, никто не смыкает глаз.
На следующее утро шлюпка с парохода вновь пристает к берегу, и начинаются организованная перевозка и погрузка сокровища на борт «Уильяма». Герр Шэффер находится на пароходе, наблюдая за прибытием тючков, и поскольку команда судна достаточно многочисленная — двадцать человек, не считая тех, кто работает в машинном отделении,— операция происходит с невероятной быстротой. Шести ездок шлюпки достаточно, чтобы перевезти три тысячи и несколько сот килограммов золота. Матросам по окончании работы обещан двойной рацион, и эта перспектива стимулирует морских волков. Наша бедная лодка, освобожденная от своего ценного груза, танцует на волнах у самого берега. Затем мы вытаскиваем ее на песок со всей оснасткой и переворачиваем килем кверху, чтобы она не пострадала от дождя. Эта филантропическая идея скваттера, который надеется, что в случае необходимости ею смогут воспользоваться потерпевшие кораблекрушение или исследователи. Остается только перевезти на пароход участников экспедиции. На борту судна все готово. Пар со свистом вырывается из предохранительных клапанов. Пора перевозить на борт семнадцать членов экспедиции, ибо — увы! — кости троих выбеливает тропическое солнце. Мы прощаемся с берегом залива Карпентария.
Но нет! Это — немыслимо! Тут можно сойти с ума! Шлюпка с парохода прижимается к его борту, а шесть матросов, находящихся в ней, в мгновение ока поднимаются на борт. Звучит свисток. Якорные цепи сбрасываются через клюзы в море. Вздымая пену, закрутился корабельный винт, и судно удаляется от берега со скоростью морской птицы. А мы... мы остаемся на берегу, бессильные что-либо предпринять.
Раздаются возгласы ярости и отчаяния. Все выхватывают оружие и стреляют по бандитам, которые не только украли наше золото, но и вероломно оставили нас без малейших запасов провизии на этом негостеприимном берегу. Бесполезные выстрелы! Никого из негодяев нет на палубе, от которой со свистом отскакивают наши пули. И последняя наглая бравада: английский флаг, который реял над кормой, скользит вниз по фалу, а вместо него на гафель бизань-мачты поднимается кусок черной материи. Это — пиратский флаг!
А где Шэффер?
Он остался на пароходе, мерзавец!
Хотя пиратам и не было нужды опасаться нас, они тем не менее еще больше увеличили скорость; пароход удаляется. Для нас все кончено.
И тогда к сэру Риду, хладнокровно обдумывающему последствия постигшего нас бедствия, подходит один из путников, смертельно бледный, спотыкающийся, как пьяный, с блуждающим взором. Это — ганноверец.
— Убейте меня! — бормочет он прерывающимся голосом.— Я жалкий человек, не достойный сожаления. Убейте меня из милости, иначе я сам покончу с собой.
Он уже приставил револьвер ко лбу, но майор выбивает оружие из его рук.
— Герман, вы предали своего благодетеля, вы помогли разорить наших детей! Вы подвергли опасности самое наше существование! Но я вас прощаю. Пусть угрызения совести будут для вас самым тяжким наказанием.
— Но вы еще не все знаете. Шэффер — сообщник и самый преданный друг главаря пиратов — уже давно придумал эту аферу. Помните, когда его не было и он якобы охотился на казуаров? Он тогда загнал лошадь, потому что помчался в отделение телеграфа предупредить своего сообщника и обсудить с ним, как вас ограбить. Я знал об этом, но трусливо молчал.
Я сразу вспомнил, как у меня зародилось подозрение при виде взмыленной лошади Шэффера и что я хотел размозжить голову негодяю.
— Теперь же,— продолжал ганноверец,— когда вы послали его в Барроу-Крик, он и сообщил пирату, что экспедиция завершается и чтобы тот спешно выходил в море. Но поскольку он боялся разоблачения со стороны товарищей, он не остановился перед убийством.
У нас вырвался крик ужаса и негодования.
— Да, господа,— продолжал несчастный вне себя от горя,— именно он подло перерезал горло трем своим спутникам во время сна, а меня пощадил только потому, что я ему был нужен в качестве свидетеля. Никаких аборигенов мы не встречали, а рану, которая у меня на лбу, я нанес себе сам, чтобы придать больше правдоподобия нашей лжи... Вы, которого я предал, теперь видите, что я не заслуживаю никакого прощения!..
Продолжение следует
