— Прости. Если бы знал — первым делом предложил бы это тебе в уплату.
Креол устало решил поверить.
Придворный маг
Креол шагал по площади. Лучшей и прекраснейшей среди площадей Вавилона, да еще и увенчанной двумя великолепными башнями магической Гильдии.
Раньше тут была только одна, но шесть лет назад стало две. Вторую выстроили три доблестных мужа, три великих мудреца, что сказали друг другу: вот, всем хорош наш Вавилон, да может стать еще лучше, ибо воистину мы маги! Пусть встанет здесь вторая башня — на радость великому императору и всем добрым людям, на горе Верховному магу Менгске, да раздуется он от злости подобно жабе!
Ее потом пришлось дополнительно укрепить, потому что в праведном рвении Креол, Хе-Кель и Шамшуддин совершенно забыли про фундамент. Но сносить, конечно, не стали, ибо никто в здравом уме не снесет такое произведение искусства. Император ужасно обрадовался, увидев, что у его Гильдии теперь две башни.
Минуло восемь дней со дня смерти Таппути-Белатекаллим. Всего четыре года она прослужила придворной магессой, и воспоминания о себе оставила у всех преотвратные. Великий Энмеркар приблизил ее к себе в надежде, что не знающая себе равных в алхимии кудесница продлит ему жизнь, умножит года.
Боги посмеялись, услышав такие мысли императора. Старуха Таппути не смогла этого сделать даже для самой себя. Спятившая от своих трансмутаций, почти дымящаяся от философского камня, она с каждым годом все больше напоминала нежить, разлагающуюся заживо каргу.
Когда она наконец улеглась в гробницу, все вздохнули с облегчением — и уже на седьмой день в Шахшанор явился глашатай, и огласил волю императора, и прорек, что отныне архимаг Креол занимает должность придворного мага Шумера, и посему надлежит ему прибыть в Вавилон.
О, Креол не заставил себя долго ждать. Всего сутки спустя он прилетел по воздуху. Небеса пылали, когда новый придворный маг несся на север, и пылал огнем в его руках новехонький жезл, отлитый из чистого золота. Креол выковал его полгода назад, заменив прежний, испытанный и верный, но куда менее вместительный.
Вначале архимаг заглянул в храмовый квартал, поднялся в башню Гильдии… сначала в одну, а затем в другую, в которой теперь заправляла Галивия. Та, в отличие от Менгске, была весьма рада, что внук ее старого друга поднялся до таких высот, и говорила с Креолом ласково, дала много добрых советов.
Принес Креол и жертвы богам. Мардуку, покровителю магов. Энки, что одаряет милостью царей. И даже Инанне — ну так, на всякий случай.
Пробыв архимагом всего год, он поднялся теперь еще на ступень, стал придворным магом. Тем человеком, над которым стоит только Верховный маг, да еще император. Такую удачу нельзя спугнуть, и нельзя, чтобы боги подумали, будто Креол им не благодарен.
Они, известно, заносчивы и любят ставить смертных на место.
Но быстро сделав все эти дела, Креол сразу отправился в дворцовый квартал. Туда, где живут богатейшие авилумы, носящие цянские шелка аристократы, величайшие из лугалей и самые знатные царедворцы. Туда, где возвышается Эанлугакур.
Так зовется дворец императора Энмеркара, да будет он жив, цел, здрав.
Здесь Креол не летел, но шествовал, полный достоинства. Он взирал на прекрасные, утопающие в зелени здания, восходил все выше и неспешно размышлял, что в мире смертных он вплотную приблизился к самой вершине. Менгске однажды непременно сдохнет, как собака, и его место займет Креол. Кто еще?
Императором, конечно, ему стать не суждено, но Креол и не смотрел в ту сторону. К чему власть над людьми и землями, если есть власть над магией? Она верней и надежней, наделяет истинным личным могуществом, да еще ее и невозможно лишить.
Вот император. Он просто человек. Задумай знать или даже чернь свергнуть его, сумей прийти к успеху — и где тот император, где избранник богов? Нет его, не стало, как не стало многих из его предшественников.
Мага, конечно, тоже можно убить. Это случается. Но он умрет, оставаясь магом.
Просто жалким и неудачливым, раз его кто-то убил.
Дворцовый квартал со всех сторон окружала стена, великий Имгур-Энлиль. В центре его была площадь — просторная, вымощенная цветной мозаикой из мрамора и других поделочных камней. Священная Дорога Процессий ее пересекала — она тянется через весь внутренний город. Слева и справа в стене возвышались врата — одни вели обратно в храмовый квартал, другие — во внешний город, к внешним стенам.
И третьи врата. Прямо в Эанлугакур. В сердце Вавилона и всего Шумера.
Креол попытался вспомнить, бывал ли он здесь хотя бы раз. Доводилось ли ему прежде вступать под эти каменные своды, проходить мимо расписных колонн, шагать по плитам, каждая из которых стоит целое состояние? Кажется, нет. Он видел императорский дворец снаружи, видел и сверху, когда летал над городом подобно птице, но изнутри… за шестьдесят четыре прожитых года Креол ни разу не заходил внутрь.
В юности его бы и не впустили. Врата сторожат боевые големы, которых так горазд строить Менгске. Есть и живые кустодии, важные и самодовольные, в золоченых шлемах и с зачарованными копьями. Покой императора хранят неусыпно, и нужно быть воистину бесстрашным, чтобы осмелиться пробраться в его гарем или сокровищницу.
Креол поднимался по ступеням неспешно. Он словно взвешивал себя при каждом шаге и каждый раз словно выносил вердикт: он человек весомый.
Сидящий у него на плече джинн молча с этим соглашался. Хубаксис раздувался от гордости, дико довольный, что они с хозяином перебираются в Вавилон, что будут жить теперь при императоре.
Их встречал Агарзанн, лугаль императорской стражи. Поседевший, ссутулившийся на этой службе, он все еще смотрел зорко и пристально. Это все еще был взгляд полководца, что выиграл для императора две войны, что разгромил аморейцев и вступил с победой в Дильмун.
— Мир тебе, абгаль, — коротко кивнул он. — Ты ли Креол, сын Креола, что с сего дня наш придворный маг?
— Мир и тебе, лугаль, — кивнул и Креол. — Я он самый и есть. Ты же, верно, Агарзанн, сын Гудии.
—
