Помощь не появлялась.
Путники с трудом разложили у лагеря большой костер, но поддерживать его уже не имели сил. С костром угасала и жизнь людей.
Ниндеманн и Норос лишь через двадцать дней добрались до поселка Булун, расположенного в ста шестидесяти милях от места высадки группы Де-Лонга.
И здесь они совершенно неожиданно для себя встретились с Мелвиллом и членами его группы, которые прибыли в Булун на пароходе «Лена».
Как рассказал Мелвилл, их, уже отчаявшихся, потерявших надежду на спасение, случайно увидели местные жители — отогрели, накормили и, когда силы окончательно вернулись к ним, отправили сюда, в Булун.
И вот этот-то эпизод, эта страница истории экспедиции и занимала мое внимание долгие годы: кто были те, кто спас Мелвилла, спасая тем самым для истории и память об этой экспедиции. Ведь именно спасенный Мелвилл нашел последнюю стоянку Де-Лонга и его группы, нашел дневник капитана, благодаря которому день за днем мы можем проследить путь полярников до трагической развязки.
Мелвилл, как только узнал о бедственном положении отряда Де-Лонга, сразу на собачьих упряжках направился к месту высадки полярников, нашел там судовые документы, спальные мешки и другое имущество, но последней их стоянки на пути движения к югу отыскать тогда не удалось: все было занесено снегом.
Ранней весной 1882 года поиски были возобновлены. Мелвилл организовал новую поисковую экспедицию для розыска погибших моряков. В нее вошли бывшие члены экипажа «Жаннетты» матрос Ниндеманн, кочегар Бартлетт, а также русский политический ссыльный С. Н. Лион.
23 марта по следам громадного кострища было найдено место гибели головного отряда Де-Лонга., Перед экспедицией развернулась страшная картина: под снегом лежали истощенные, скрючившиеся, застывшие трупы, а возле них валялись разные хозяйственные предметы, записки, дневник и карандаш Де-Лонга.
Похоронив своих товарищей, Мелвилл немедленно приступил к поискам отряда лейтенанта Чиппа, но безрезультатно.
Летом 1882 года, а затем зимой 1882/83 года розыски в районе дельты Лены были продолжены американским лейтенантом Харбером, но они также оказались тщетными. Видимо, во время шторма лодка Чиппа перевернулась, и все, кто находился в ней, погибли.
Так закончилась хорошо продуманная; и тщательно подготовленная полярная экспедиция к Северному полюсу. Чудовищные испытания, выпавшие на долю мореплавателей, героически боровшихся со льдами, штормом, голодом и холодом, — одна из самых трагических страниц в анналах полярной истории.
Научным результатом экспедиции было открытие трех островов — Жаннетты, Генриетты и Беннетта. На карте мира этот архипелаг назван островами Де-Лонга.
К поездке в колхоз «Арктика» и меня, и моих спутников уже все было готово, как началась пурга — пришлось «пурговать», сидеть взаперти и предаваться мечтам — по всей видимости, несбыточным. Со времени экспедиции Де-Лонга прошло свыше семидесяти лет, и надеяться встретиться со свидетелями спасения группы Мелвилла было бессмысленно.
...Каюр выкурил трубочку, и мы тронулись. Упряжка из семи собак неслась по заснеженной холмистой тундре. Низкое полярное солнце светило косо, диск его цеплялся за ближайшую сопку. В колхозе Я, кончив дела, попросил — на всякий случай — познакомить меня с самым старым местным жителем. Вернее, не самым, а с тем, кто дольше всех прожил здесь. Мне указали на приземистый, потонувший в ослепительных сугробах дом Василия Куличкина.
Василий Афанасьевич Куличкин и его жена приняли меня чрезвычайно радушно.
Я глядел на моложавого видом хозяина и понимал, что «мой» Де-Лонг» не здесь.
Тем временем Василий Афанасьевич рассказывал о своей жизни: «Всю жизнь занимался я охотой на зверей и перелетных птиц, сезонно и теперь еще выхожу на охоту, а любительски и рыбачу. До революции жили мы очень бедно, питались только мясом и рыбой, хлеба и сахара не видели. Одежду и обувь шили сами из шкур. Женился в сорок один год. У нас два сына и дочь. Живем с младшим сыном. Сейчас больше дома, выполняю «бабью роль», чувствую себя хорошо, еще на лету бью гуся и утку, но временами одолевает какая-то тяжесть, усталость. Мне уже пошел девяносто пятый год...»
Меня даже в жар бросило — во время эпопеи Де-Лонга ему было, выходит, около двадцати пяти! А вдруг...
— Скажите, Василий Афанасьевич, — спросил я, — а давно живете здесь?
— Да мой дед еще здесь дом имел. Про прадеда не скажу — не знаю. А отец — помню — в этом вот доме американцев откармливал.
...Так именно и сказал: американцев откармливал.
— Каких американцев? — я, как мне помнится сейчас, даже на крик сорвался.
— Да давно это было. Мы с отцом поплыли по морю на охоту. Ну, километрах в пятнадцати от дома вдруг увидели шесть человек, бродивших по острову... Винтовка у одного была. В те времена, бывало, годами не увидишь людей, и мы сразу побоялись к ним подойти. Потом отец осмелился, и мы пошли навстречу незнакомцам. А те схватили нас за" руки и не отпускали. Видим — помирают люди. Как их принесло сюда, откуда они — непонятно. Разговаривали они не по-нашему, по-русски — я помню — говорили только «хорошо». Шесть человек их в лодке было. Седьмой мертвый лежал. А в шлюпке их, кроме весел, ничего не было. Отец на корму их лодки сел, а я в наш челнок. Так доплыли мы до дома. Несколько дней кормили их — сначала понемногу, а затем отвезли их на мыс Быковский к Афанасию Бобровскому. А оттуда отправили их на «Лене» в Булун...
Сомнений больше не оставалось. Передо мной сидел один из спасателей группы Мелвилла, который даже не знал, что староста Быковского мыса Бобровский, к которому он привез членов экипажа, был награжден президентом Северо-Американских Соединенных Штатов золотой медалью «За мужество и человеколюбие», а правительством России — серебряной медалью «За спасение погибающих».
Б. Лыкошин
В фетровом доме банановых ос
Черно-желтый или черно-оранжевый, расписанный резким геометрическим узором, хитиновый мундир осы знаком всем. Как известно, такая окраска называется «предупреждающей». Молодой птице достаточно два-три раза по ошибке склюнуть осу, чтобы получить урок на всю жизнь. Потом птица избегает не только ос, но и сколько-нибудь на них похожих безжалых, беззащитных мух-осовидок, «обороняющихся» одной лишь расцветкой.
Примерно так же относятся к осам и другие животные. Обезьяны — те с одного раза запоминают ос, об этом можно прочитать и у Дарвина. А уж люди... Тем более неожиданным может показаться циркуляр департамента земледелия США, разъясняющий: истреблять ос позволительно только в тех случаях, когда эти четырехкрылые шестиногие представляют действительную помеху для жизни и работы человека.
По какой же причине взяли ос под охрану? В первую очередь потому, что осы в большинстве, сами питающиеся нектаром да медвяной росой, своих дочерей или молодых сестер выкармливают «мясным фаршем» из насекомых; одно, средних размеров осиное гнездо успевает уничтожить за лето куда больше насекомых-вредителей, чем, к примеру, пара скворцов, воспитавших выводок.
Но если о пользе скворечников знают и школьники, то о неоправданности уничтожения осиных гнезд и их обитателей часто не подозревают я взрослые.
А эмоции все против ос. До чего ж они и в самом деле докучливы — быстрые черно-желтые длинноусые создания, — когда на обеденном столе появляется мармелад или варенье, кисть винограда или ломоть дыни. Неизвестно, когда оса может «вспылить» и пустить в ход оружие — знаменитое осиное жало, воспетое в стихах в прозе.
...И жало острое имеется у них,
И колют им они, и скачут, и жужжат,
И точно искры жгут... —
это еще у Аристофана в комедии «Осы».
Сверхосы — шершни. И Соловьев в «Похождениях Ходжи Насреддина» без околичностей признает — «шершень — крылатый тигр». Лев Успенский даже с некоторым уважением, сохранившимся с детских лет, восклицает: «Не беззащитные букашечки, черт их побери!»
...Поехал знатный рыцарь к королю,
И вот, дорогой, целый рой шершней
Напал на лошадь. Так ее заел,
Что наземь рухнула и околела...
А рыцарь к королю пешком пришел...
— это в шиллеровском «Вильгельме Телле».
Многоэтажные гнезда в дуплах старых деревьев и в кронах, под кровлями и стрехами жилых и нежилых строений, а то и под землей — настоящие осограды — мегалополисы с тысячами обитателей.
Вы еще не успели приблизиться к осограду, а навстречу жужжащими пульками уже несутся в атаку стражи.
Доцент Московского университета Владимир Борисович Чернышев был еще начинающим натуралистом, когда ему потребовались для работы живые осы вульгарис. Он присмотрел ход в гнездо и отправился к нему ранним августовским утром. Это было сделано с расчетом: не станут же осы вылетать из подземелья во время заморозка.
