В ужасе она боролась изо всех сил, пытаясь вырваться, и двое дюжих испанцев с трудом втащили ее на корабль и бросили перед адмиралом. Без сил застыла она у его ног.
Колон подозвал к себе одного из лукаянцев и попросил объяснить девушке, что они пришли с миром и никому не желают зла.
Немного успокоившись присутствием человека ее племени, убедившись, что и другие индейцы, похоже, ладят с этими бледнолицыми, бородатыми незнакомцами, она решилась глянуть на высокого, разодетого мужчину, что стоял перед ней. Колон ободряюще улыбнулся, что-то ласково сказал, хотя она не поняла ни слова. Постепенно страх покинул ее, она села, огляделась. Теперь ее не пугали даже стоящие вокруг улыбающиеся, заросшие черным волосом мужчины. Ее уговорили пройти с Колоном и лукаянцем-переводчиком в адмиральскую каюту. Там Колон угостил ее хлебом и медом. Пока девушка ела, ее большие темные глаза изумленно оглядывали каюту. Лукаянец, сидя на сундучке, заверил ее, что адмирал позволит ей незамедлительно вернуться на берег.
Она же, похоже, уже никуда не торопилась и, утолив голод, встала и с детским любопытством прошлась по каюте, прикасаясь рукой ко всему, что видела.
При расставании Колон еще более порадовал ее, подарив стеклянные бусы и колокольчики. В шлюпку она спускалась, смеясь. Вместе с ней испанцы высадили на берег двух лукаянцев-переводчиков. Они должны были подтвердить слова девушки, что пришельцы ничем не грозят обитателям Гаити. И действительно, после ее рассказа об увиденных на корабле чудесах и радушном приеме, индейцы тысячами высыпали на берег, приветствуя божественных существ, явившихся к ним с неба.
Они повели Колона и отряд испанцев в глубь острова, в большую деревню, состоящую из тысячи домов, и устроили в его честь пир, угостив рыбой, лепешками из маниоки, удивительными тропическими фруктами.
На Гаити испанцы провели полмесяца. Путешествовали по острову и везде встречали их с благоговейным почтением. Да и к кораблям часто подплывали челны индейцев, маленькие и большие, выдолбленные из огромных стволов красного дерева. Индейцы щедро делились с испанцами не только едой и фруктами, но и золотом. Украшения из золота встречались в изобилии, то есть на острове его хватало. Гаитянцы отдавали золото даром, ничто не прося взамен, и бывали безмерно счастливы, получая бусы или колокольчики.
Среди тех, кто желал засвидетельствовать свое почтение всесильным пришельцам, были и касики. Один из них, прибывший в носилках, которые несли четверо мужчин, отобедал с адмиралом в каюте последнего на «Санта-Марии». Прощаясь, он подарил адмиралу пояс и две золотые пластинки.
Побывало на флагманском корабле и посольство более могущественного касика, Гаканагари, принеся с собой плетеный пояс удивительной красоты и большую деревянную маску с глазами, носом и языком, отлитыми из золота. Подарил он также Колону золотые самородки и двух ручных попугаев. Касик этот правил большим городом на северо-западе Гаити, в котором испанцы еще не успели побывать. Там не только строили дома и вырезали из дерева статуи. Жители его уже имели понятие об одежде, и хотя большинство ходили обнаженными, многие, включая касика, носили набедренные повязки.
Видя проявляемый испанцами интерес к золоту, гаитянцы рассказали им, что более всего желтого металла в восточной части, острова, которую они называли Сибао. Они говорили, что тамошние касики отливают из золота целые статуи.
Анализируя слова гаитянцев, Колон пришел к выводу, что Сибао — исковерканное Сипангу, то есть в восточной части острова и находятся сокровища, о которых писал Марко Поло. И накануне Нового года Колон приказал поднять якорь и взять курс на восток. Но добраться до Сибао им не удалось, ибо случившееся в ту ночь несчастье положило конец новым открытиям.
«Санта-Мария» лежала в дрейфе в лиге от берега. Ночь выдалась спокойной, море было гладким, как шелк, и не только вахтенные, но и рулевой потеряли бдительность. Ослушавшись приказа Колона, все они завалились спать, оставив у румпеля юнгу.
Недвижимость моря оказалась обманчивой. Подводное течение понесло «Санта-Марию» к берегу, а юнга не обратил внимания на усиливающийся шум прибоя. Внезапно дно каравеллы заскрежетало по песку, а накатывающие волны начали заваливать ее на бок.
Проснувшись, адмирал выскочил из каюты и, возможно, еще сумел бы спасти судно, если б команда в точности выполнила его указания.
Он велел вахтенным сесть в шлюпку, захватив с собой якорь, закрепленный на корме, и с его помощью стащить каравеллу с мели. Вахтенными командовал Коса, но, стремясь сделать как лучше, вместо того, чтобы выполнить приказ Колона, он поплыл к «Нинье», находящейся в миле от «Санта-Марии», чтобы привлечь на помощь ее команду. Промедление оказалось роковым. Когда подоспела «Нинья», помощь «Санта-Марии» уже не требовалась. Течение загнало каравеллу еще ближе к берегу, развернуло, и волны прибоя быстро сделали свое дело. Корпусные швы начали расходиться, вода смыла планширь левого борта и хлынула в трюм.
Маленькая каравелла, на которой Колон пересек Атлантический океан, погибла. Осталось только спасти кое-какое снаряжение, припасы, вино, чем они и занялись на Рождество Христово. Гаитянцы на своих челнах помогали им разгружать «Санта-Марию», предоставив в их распоряжение хижины на берегу.
Когда же разгрузка закончилась, испанцы задумались о своем будущем, о последствиях кораблекрушения. И быстро поняли, что на крошечной «Нинье» всем им в Испанию не вернуться. Поэтому они решили построить форт для тех, кто останется на Эспаньоле до следующей экспедиции.
Строили они капитально, используя обшивку корпуса погибшего корабля. На стенах установили бомбардиры, также снятые с «Санта-Марии». Последнее, однако, казалось совершенно бессмысленным. В мире и покое Эспаньолы даже сама мысль о войне представлялась кощунственной.
Гаитянцы во всем помогали, а Гаканагари постоянно выказывал свое доброе отношение к Колону, посылая ему в подарок золотые пластины и украшения и деревянные маски с золотыми ушами, глазами, носом.
Каждый день адмирал получал все новые золотые подношения, то ли пластины, то ли песок, свидетельствующие о богатстве острова. Теперь Колон уже не жаждал найти источник золота. Он знал, что его тут много, и успокаивал себя тем, что поиски месторождения можно отложить до лучших времен. Тревожило его лишь отсутствие Мартина Алонсо, мысль о том, что этот предатель мог уже отправиться в обратный путь, чтобы опередить Колона и присвоить себе лавры открывателя Индии.
Впрочем, была у Колона еще одна и, пожалуй, более серьезная причина для волнений. Возвращаться в Испанию предстояло на «Нинье», самой маленькой из каравелл, отплывших из Палоса. Колон хорошо представлял себе опасность такого плавания. Если он сгинет в океане вместе с бортовым журналом, картами, подробным дневником, если и Мартина Алонсо, так же плывущего в одиночку, постигнет аналогичная участь, в Испании никто не узнает о его открытии. Наоборот, будет заявлено, что экспедиция погибла, не преодолев пределов обитаемого мира. И его имя вместо того, чтобы войти в историю, станет синонимом мечтателя, шарлатана. И люди, которых он оставлял на Эспаньоле, первые колонисты Нового Света, станут и последними. Они доживут свои дни на этой прекрасной земле и отойдут в небытие.
Другие участники экспедиции об этом и не задумывались, и не было недостатка в тех, кто хотел бы остаться на острове, продолжить разведку его богатств, а может, и поработать на найденных золотых копях.
С большой неохотой расставаясь с Васко Арандой, адмирал, однако, назначил его командиром сорока человек, остающихся в Ла Навидад, как он назвал форт, построенный после кораблекрушения. Заместителем Аранды стал Хименес, с ними же остался и Эсковедо, королевский нотариус. На него возложили обязанность вести учет поступающего золота. Не обделил адмирал маленькую колонию и мастерами, оставив плотника, бондаря, кузнеца, портного, оружейника, а также хирурга, плывшего на «Нинье».
В первые дни января подготовка к отплытию завершилась, и в пятницу, 4-го числа, Колон поднял якорь и пошел на восток, держа курс на мыс, названный им Монте-Кристи. Сильный встречный ветер, однако, поубавил их скорость, и они не успели удалиться от берега Эспаньолы, когда 6 января увидели пропавшую «Пинту».
Неожиданное возвращение беглянки удивило Колона и одновременно успокоило. Во-первых, он уже мог не опасаться, что Мартин Алонсо опередит его с возвращением в Испанию. А во-вторых, наличие второго корабля значительно повышало шансы на благополучное возвращение. Тем не менее адмирал не скрывал негодования по поводу действий капитана «Пинты» и решил выразить ему свое неудовольствие.
«Пинта», идущая под всеми парусами, быстро приближалась к ним, и Колон, желая услышать объяснения Алонсо, приказал развернуть «Нинью», и вслед за «Пинтой» они бросили якорь в безопасной бухте, неподалеку от оконечности Монте-Кристи.
