Чувствуя вину за то, что не спешит предаться скорби по своим товарищам, Эллиот обратил все свое внимание на мартышку; восторг сделанного открытия заслонял собой горе. Он был заинтригован и вместе с тем озадачен. Движения мартышки были проворными, как у кошки, однако на команды модуля она реагировала мучительно медленно. «И тем не менее она дает правильные ответы. — Эллиот разглядывал тощее, гибкое тельце животного. — Если ее мозг расположен там же, где у земных животных, то он вряд ли слишком большой. Действительно ли это крошечное создание может быть разумным?»
Время от времени мартышка поглядывала через плечо куда-то назад. Эллиот проследил один из таких взглядов и обнаружил, что она смотрит на дерево! С испугом он понял, что похожие на глаза утолщения теперь направлены в его сторону. «А вдруг это и на самом деле глаза?» Перед его внутренним взором всплыл непрошеный образ Марка с Борисом, но Эллиот отогнал его, освобождая место для окончательно дикой идеи. «Вероятно ли такое? Может ли быть, что разумно на самом деле дерево, а не мартышка?» Он окинул взглядом путаницу корней, соединявших другие деревья с находившимся перед ним монстром. «Похоже на нейроны. Это бы объяснило задержку в отклике». Он взглянул на мартышку и снова перевел взгляд на дерево. «Нет, невозможно, это не может быть дерево! Как бы оно сообщалось с мартышкой? Ультразвук? Феромоны?» Он сомневался, что запахи способны служить основанием для развития языка. Хотя на самом деле это ведь не обязательно должен быть развитый язык. Он подумал о собаке, которая была у него в детстве. Все, что требуется дереву, — это способ передавать команды. Эллиот решил, что это не имеет практического значения. Он нашел разумную жизнь: это либо дерево, либо мартышка. Или, возможно, они образуют единый интеллект. Он должен приложить все усилия, чтобы наладить с ним связь.
Внезапно на Эллиота навалилась усталость. Он обнаружил, что трясутся руки: сказывались подавленные эмоции, вызванные печальной участью его товарищей. Придется отложить общение с аборигенами до тех пор, пока он немного поспит.
Эллиот переключил модуль на полный автоматический режим. Затем, несмотря на измождение, отправил на Землю видеоотчет, включавший импровизированную хвалебную речь в адрес погибших товарищей. Конечно, никакой спешки не было — его репортажу в любом случае еще шесть лет добираться до точки назначения, — но эта тонкая ниточка линии связи была теперь единственным, что соединяло его с человечеством. Впрочем, его беспокоило, что на Земле могли без особой приязни отнестись к сообщению о том, как двое земных астронавтов пошли в пищу доминирующей форме жизни Незабудки. Эллиот чувствовал себя виноватым — не только из-за неотвязной мысли, что каким-то образом мог предотвратить смерть своих товарищей по кораблю, но также и потому, что, когда наконец-то прибудет спасательное судно, его отчет может сподвигнуть земных командиров на мщение.
«Впрочем, возможно, небольшая месть тут и будет оправдана», — с этой мыслью Эллиот дал отбой и без сил рухнул в свой спальный гамак.
* * *
Он проснулся через полтора часа, охваченный приступом ужаса. И вновь ему пришлось вытеснить образы смерти своих коллег на задний план, заменив их тупым сожалением о том, что он так вздорно и мелочно вел себя на протяжении путешествия.
Заставив себя сосредоточиться на текущей работе, Эллиот снова переключил УМО на интерактивный режим. Поглядев на монитор, он с радостью увидел, что мартышка по-прежнему там.
— Погоди-ка! — Вдруг Эллиот окончательно проснулся.
Это другая мартышка!
Сомнений больше не было. Разумом обладало дерево, и в его распоряжении имелось множество мартышек!
Он вновь уставился на дерево — эти глаза на стебельках выглядели вполне осмысленно. «Я не могу по-прежнему называть его просто деревом. Нужно придумать ему имя».
— Эй ты, Растение! — попробовал он сказать вслух, но тут же покачал головой. Нет, не то. Парень? Стебель? Древесина? Лесник? Вуди?[27] Он вздохнул.
— О! Может быть, Элвуд? — Эллиот кивнул. — Превосходно. Эй, Элвуд, привет!
Он подогнал робокар почти к самому стволу Элвуда. Дежурная мартышка следовала за ним и расположилась перед модулем УМО сразу же, как только робокар остановился.
Эллиот перевел взгляд с изящной мордочки мартышки на подавляющую громаду Элвуда.
Внезапно до него дошла сюрреалистичность происходящего: вот он посылает команды роботу, робот передает его послание мартышке, а та как-то сообщается с Элвудом.
— Мартышка так же замещает Элвуда, как робот замещает меня, — тихо проговорил он, кивая.
«Я разговариваю сам с собой. Плохо дело».
* * *
Прошло около месяца. Количество припасов неуклонно сокращалось, однако Эллиот, почти постоянно голодный из-за урезанных пайков, по-прежнему не мог заставить себя покинуть планету. У них с Элвудом установилось нечто вроде связи, по крайней мере так думал он. И хотя Элвуд отвечал со сводящей с ума медлительностью, но усваивал новое с исключительной быстротой. Модуль УМО пока не мог оценить степень его разумности, поскольку дерево не торопилось ее проявлять.
УМО уже покончил с арифметикой и, используя изображение ночного неба, как оно было видно с Незабудки, вовсю углубился в астрономию. Эллиот, обученный дополнять заготовленные заранее программы модуля живым взаимодействием, проводил много времени, давая дереву персональные наставления.
Однако, несмотря на все это, надвигающаяся угроза голода неотвратимо брала верх.
В день, когда он съел последний на корабле кусочек пищи, сразу же после захода местного солнца, Эллиот перевел модуль УМО в автоматический режим, чтобы тот мог давать уроки без его посредничества. Работавший на солнечных батареях модуль благодаря дешевой памяти и огромному количеству педагогов-психологов, принявших участие в его программировании, был загружен учебным материалом на столетие вперед — и это, не считая огромного архива кинофильмов, освещавших земную цивилизацию. Они с Борисом и Марком на пути сюда просмотрели множество этих лент… Уделив недолгое время воспоминаниям о своих коллегах — бывших коллегах, Эллиот принялся готовиться к собственному путешествию, надеясь, что ему не суждено вскорости присоединиться к ним. Он вздыхал, пытаясь утешить себя мыслью, что большинство людей, когда-либо живших на Земле, сейчас уже мертвы. Эллиот настроил управление кораблем на автоматическое возвращение в Солнечную систему и выход на парковочную орбиту вокруг Луны. Перехитрив систему жизнеобеспечения корабля, он организовал очень медленную утечку воздуха, и затем подготовил себе жидкий пропуск в бессознательное состояние. Он поставил полученный коктейль на пульт, пристегнулся к креслу и наконец попрощался со своим другом… поскольку теперь Эллиот считал Элвуда своим добрым другом — да что там, единственно возможным другом! «Да, несмотря на то что он съел моих товарищей!» Глядя на дерево в передний монитор, Эллиот жалел, что они так и не зашли дальше арифметики и ньютоновской механики и ему не выпало возможности по-настоящему побеседовать с Элвудом. Удивительно, но он никогда не воспринимал как друзей Марка или Бориса; да и вообще, он должен был признать, что никогда особенно не ладил с другими людьми. «Вот с деревьями — совсем другое дело»…
Он набросал записку, в которой обрисовал все, что произошло — пропустив, однако, ситуацию с деревом, Марком и Борисом. Он писал и писал, рассказывая о том, как любит исследования и ненавидит мясо, как надеется на то, что его оживят, о своих соображениях насчет того, как лучше всего защищаться против ферзевого гамбита. Затем, осознав, что просто оттягивает то, что необходимо сделать, Эллиот остановился посередине фразы.
Его губы растянулись в жесткой улыбке. Довольно промедлений. Он прикрепил записку клейкой лентой себе на грудь и сделал большой глоток.
* * *
— God dag, min venn[28], - раздался голос над его головой. — Как вы себя чувствуете?
— Что?
Глаза Эллиота распахнулись. В них ударил резкий свет, и он скривился от боли.
— Где я? — спросил он и снова сморщился, на этот раз от ощущения банальности собственных слов.
Сверху на него глядело бородатое лицо. Немного подальше виднелось еще одно, гораздо более симпатичное.
— Вы попали на борт норвежского исследовательского судна «Слейпнир», — поведала борода.
— Точнее, вас втиснули на борт, — с серебристым смешком добавила женщина.
— Норвежского, — тупо повторил Эллиот, пытаясь выяснить, куда подевалась его способность соображать.
Бородач рассмеялся.
— Мы, норвежцы, почти тысячу лет не исследовали новые земли. Пора бы уже начинать, как вы думаете? — Он выпрямился. — Я Пер Нильсон, капитан корабля. — Он сделал широкий жест. — А это моя команда и по совместительству жена Астрид.
