грязное лицо руками в попытке очистить глаза от мусора и шипит от боли. Кактус шмякается на пол, а острые обломки шипов торчат из щеки, как у дикобраза.
На меня накатывает какой то ступор. Топчусь на месте, не зная, то ли бежать, то ли поискать ещё какое-нибудь импровизированное оружие. Тем временем недоочкарик наконец восстанавливает зрение и впивается в меня бешеным взглядом покрасневших глаз.
— Ты меня достала, овца тупорылая! Чё ты везде суешься! А ну, иди сюда…!
Он делает агрессивный рывок в мою сторону, но я уже со всех ног мчусь по коридору прочь… и дальше, вниз по лестнице… к распахнутой входной двери, за которой плещется страшная тихая полночь.
Мечущийся по сторонам взгляд улавливает какие-то отдельные детали происходящей в доме трагедии: неподвижное тело домработницы, лежащей на полу возле дверного коврика… трубка домофона, валяющаяся неподалеку от ее руки… И несколько темных пятен на светлой плитке за порогом. Они отливают тревожно-красным цветом под тусклым лучом фонаря над крыльцом.
По ступенькам крыльца я даже не бегу, а фактически скатываюсь, не чуя под собой ног. В ушах гремят тяжёлые шаги моего преследователя.
Бух!
Со всего размаху врезаюсь в чьё-то тело, медленно бредущее в темноте. Слышу полустон-полукряхтение, а затем мужской голос как-то странно, будто заплетающимся со сна или спьяну языком произносит:
— Ека…те… рина… Николаев… на… вы в поряд… ке..?
Кажется, это один из ночных охранников. Я с силой хватаю его за руку, чтобы взмолиться о помощи… и с ужасом чувствую, как от моего толчка он заваливается в сторону. Как будто не может удержаться на ногах. И, словно в кошмарном сне, с треском падает в куст декоративного можжевельника.
Что происходит?! Почему хваленая охрана Короленко ведёт себя так, будто весь вечер бухала в будке и очнулась только сейчас?
Но гадать об этом некогда. Бегу дальше к воротам, а там меня поджидает ещё одно испытание для нервов. Со стороны ограды из темноты навстречу еле-еле хромает старый эрдельтерьер. При каждом движении он жалобно поскуливает и припадает на заднюю лапу.
— Потерпи, милый, потерпи… — шепчу я, задыхаясь от бега. — Артём-Артём, ну где же ты..?
Я успеваю выскочить за ворота и сразу же спотыкаюсь о какую-то твердую толстую палку. Нога подворачивается, а меня по инерции несёт вперёд, по дуговой траектории падения.
— Ой-й… блин… — сквозь стиснутые зубы у меня вырывается сдавленное шипение. Кожу на ободранных коленках саднит от боли.
Тяжёлые шаги за моей спиной замедляют ход.
— Попалась, — удовлетворённо выдыхает преследователь.
Я тупо смотрю на него снизу вверх. В груди колет от тяжёлого дыхания. Левая нога дико ноет и пульсирует. Кажется, повреждена щиколотка… И у меня просто нет энергии просить о пощаде или обрушиваться с холостыми угрозами о том, что здесь скоро будет мой босс со своими людьми.
«Очкарик» без очков наклоняется и подбирает с земли ту самую роковую палку, о которую я споткнулась. Только это никакая не палка. Это костыль… точнее, один из костылей, что валяются в отдалении перед воротами… вместе с цветастым платком а-ля советская бабушка и рыхлой грудой какой-то вязаной одежды, вроде шали с бахромой.
— Ну всё, овечка моя, игры закончились! — заявляет он. И сразу же без предупреждения резко замахивается костылем над моей головой.
Я успеваю только крепко зажмуриться и сжаться в позе эмбриона на земле в ожидании неминуемого удара.
Но его нет.
Точнее, звук удара-то я слышу, но лично со мной ничего при этом не происходит. Зато отлично слышны какое-то пыхтение и возня…
Открывать глаза дико страшно. Я заставляю себя разжать веки через силу и сразу же отползаю со своей растянутой щиколоткой подальше, потому что мой враг сцепился с кем-то и катается по земле.
Я на них не смотрю. Спешу прямо так, на четвереньках, в сторону ворот, пока не утыкаюсь в шерсть вышедшего навстречу Люси. Так и сидим вдвоем — хромая собака и хромая девушка. Ждём.
Потасовка распадается в считанные секунды при первых же звуках лихо мчащихся к нам машин. Одна темная фигура изворачивается и пинком в живот отбрасывает вторую, после чего с реактивной скоростью растворяется во тьме между соседними домами.
— Екатерина Николаевна… — виновато говорит второй ночной охранник, чуть отдышавшись и поднимаясь на ноги. — Я прошу прощения. Шустрый, зараза! И хитрый. У него какая-то подготовка лютая, военная. Даже нас с напарником провел. Прикинулся бабушкой на костылях и симулировал сердечный приступ. Мы вышли к нему, а там и… — он качает головой и тяжко вздыхает: — Уволят нас к черту… и правильно сделают.
Визг тормозов оглушает меня спустя пару секунд.
Царевичев выскакивает из внедорожника, даже не заглушив мотор, и опускается рядом со мной на колени, лихорадочно ощупывая руки, плечи, лицо…
— Жива! — говорит он и запинается, вглядываясь в глаза. — А… дети?
Я пытаюсь слабо улыбнуться, но получается так себе. У меня губы трясутся от перенапряжения.
— Дети в порядке. Артём…
— Что, маленькая?
— Ты должен выдавать мне молоко.
— Молоко… — непонимающе повторяет он. — Зачем?
— За вредность, — поясняю я дрожащим голосом. — Я не знала, что работа няни такая вредная для здоровья.
Царевичев пристально смотрит на меня. В глазах — буря чувств и молчаливая серьезность без намека на то послестрессовое веселье, которое охватывает людей в такие минуты, как сейчас.
Так и знала, что фиговый из меня шутник.
Глава 29. Вечеринка во «Дворце»
Иногда в зеркала лучше не смотреться. Особенно после того, как тебя привезли из травмпункта с перемотанной бинтами головой и свежим фингалом.
Печальное доказательство тому — домработница Люся.
— Катерина! — в который уже раз жалуется она, таращась на свое отражение с подбитым глазом. — Как же я теперь на улицу-то в таком виде пойду? Мне ж доктора голову, как мумии, замотали! А лицо-то… как у панды морда, ужас какой.
— А вы дома посидите, у вас же больничный, — советую я. — Всё, что надо, нам охрана подвезёт. Продукты, лекарства…
После ночного происшествия особняк Царевичева буквально перешёл в осадное положение.
Дежурную охрану удвоили на обеих сменах. Как владелец охранного агентства, Короленко лично проинструктировал каждого об ужесточенной технике безопасности. Теперь, согласно инструкции, на посту должны оставаться минимум двое охранников всегда, а другие двое — у них на подхвате. На тот случай, если мимо проковыляет на костылях ещё какая-нибудь «безобидная» старушка, демонстрируя приступ инфаркта или инсульта.
Увольнять охранников из агентства, как те опасались, Короленко не стал. Возможно, из-за того, что один меня всё-таки действительно спас в самый критический момент, а
