В канун Октябрьской революции в здании казарм Павловского полка помещался один из полевых штабов восстания. 24 октября павловцы очистили от юнкеров Троицкий (ныне Кировский) мост и вместе с солдатами из охраны Петропавловской крепости удерживали его. А на следующий день они заняли часть улиц между Марсовым полем и Дворцовой 9 площадью, штурмовали Зимний дворец.
После победы Великой Октябрьской социалистической революции на Марсовом поле проходили праздничные демонстрации трудящихся города на Неве.
В день Первого мая 1920 года по призыву партии большевиков был организован Всероссийский субботник. В Петрограде местом его проведения стали Марсово поле. Субботник начался праздничным артиллерийским салютом со стен Петропавловской крепости. Под звуки духовых оркестров более 16 тысяч человек взялись за лопаты, ломы, кирки, носилки. Территория неблагоустроенного захламленного пустыря была разбита на 8 участков, отведенных каждому из существовавших в то время административных районов. Убирали мусор, разбивали газоны, рыли лунки для посадок и заполняли их черноземом. К 18 часам было посажено более 60 тысяч деревьев и кустарников.
Проект планировки и озеленения Марсова поля разработал один из виднейших советских архитекторов
И. А. Фомин, возглавлявший комиссию градостроительства при Петроградском совете коммунального хозяйства.
В партерном саду, занимающем 10,6 гектара, нет высоких деревьев. Тенистые аллеи из стриженых лип ограничивают площадь с трех сторон, а в центре ее находится памятник Борцам революции. Он виден отовсюду.
Ансамбль Марсова поля, без которого трудно представить сегодня город на Неве, не сразу приобрел свой нынешний облик. Для его сооружения Обществом архитекторов-художников Петрограда был объявлен открытый конкурс, в жюри которого входили Александр Блок, Максим Горький, Анатолий Васильевич Луначарский. Победу одержал проект под девизом «Готовые камни». Автор его, еще совсем молодой тогда, а позже известный советский архитектор Л. В. Руднев предлагал соорудить памятник из сохранившихся гранитных блоков снесенного в 1914 году старинного склада.
Открытие памятника состоялось 7 ноября 1919 года. Стены его были сложены из грубо тесанных гранитных блоков. Каждая стена прерывается в центре одиннадцатиметровым проходом на внутреннюю площадку.
8 проходах, на торцах стен высечены строки стихотворения, написанного наркомом просвещения А. В. Луначарским.
Но пришло лето 1941 года. С первых дней войны на Марсовом поле строились траншеи и земляные щели для укрытия прохожих от осколков авиабомб и артиллерийских снарядов во время вражеских налетов. На территории партерного сквера разместились батареи и блиндажи орудийных расчетов ПВО. Летом 1942 года перенесшие жестокую блокадную зиму ленинградцы превратили в огороды каждый клочок земли. На Марсовом поле, как в Летнем и Михайловском садах, появились картофельные и овощные грядки. Но даже в самые лютые морозы не было срублено на топливо ни одного деревца или кустика. От вражеских бомб и снарядов пострадали Инженерный замок, Русский музей, здание Ленэнерго (Павловские казармы), Мраморный дворец и Летний сад. Один из снарядов повредил восточную сторону гранитного надгробия памятника Борцам революции.
6 ноября 1957 года в центре мемориала на Марсовом поле был торжественно зажжен самый первый в нашей стране Вечный огонь.
9 мая 1960 года в ознаменование 15-летия Победы факел, зажженный от негасимого пламени Марсова поля, был пронесен по улицам города-героя к Пискаревскому мемориальному кладбищу. А в 1967 году от огня Марсова поля вспыхнул факел и на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены в Москве.
Зажженный у монумента Борцам революции в память о тех, кто отдал жизнь за Советскую Родину, он теперь горит вечным огнем в городах-героях нашей страны.
Людмила Процай
Фото из Государственного архива кинофотофонодокументов г. Ленинграда
Голос, взывающий к правде
Над Нью-Йорком летели белые облака. Летели низко, обгоняя друг друга, едва не задевая верхушки небоскребов. В окно, выходящее на 54-ю улицу, не было видно ни неба, ни уличного оживления. Их заслоняла серая громада соседнего здания.
Казалось бы, привычная обстановка, но работа в тот полдень шла вяло. Я то откладывал бумаги, то ходил по комнате, то опрометью бросался к телефону по первому звонку. Из Канзас-Сити, где разместился комитет поддержки Леонарда Пелтиера, должен был позвонить Джон Стар и сообщить о судьбе борца за права американских индейцев.
Что скажут в госпитале? Неужели зрение Пелтиера будет ухудшаться?
Телефон зазвенел под вечер, когда я, честно говоря, уже утратил всякую надежду. Джон Стар тяжело дышал и запинался.
— Мы только что из Ливенуорта,— выдавил он.— Думал, что не успею тебя застать. Неприятные новости.
— Что-то произошло?
— В том-то и дело, что ничего. Никакого лечения Пелтиеру предоставлено не было.
— Что же делали с ним в госпитале почти две недели?
— Обследовали! — В голосе Джона слышался горький сарказм.
Ранним утром 25 ноября 1986 года тюремный фургон отвез Леонарда Пелтиера из ливенуортской тюрьмы в спрингфилдский госпиталь, где он был помещен в одиночную палату. Врач был скор на выводы: «Чепуха. Это у вас от простуды. Скоро все пройдет». Но шли дни, а левый глаз по-прежнему видел плохо. Когда стало очевидно, что дело не в простуде, Леонарда подвергли более тщательному обследованию. На этот раз мнение врачей было куда менее утешительным: произошло кровоизлияние, следствием которого стала закупорка кровеносных сосудов в области левого глаза.
— Мы только что беседовали с ним,— продолжал Джон Стар.— Он спокоен, но настроение у него явно неважное.
Врачи говорят, что зрение может ухудшиться.
— Но все-таки, может быть, есть способ хоть как-то ему помочь?
— Сейчас этим и занимаемся. Беседуем с врачами, ищем специалистов. Не верится, что у нас в Америке, где медицина творит чудеса, человек может ослепнуть из-за небольшого кровоизлияния.
— Успеха вам,— пожелал я.— Джон, звони. Мы все очень ждем.
— Конечно,— раздалось в трубке.— До сих пор не укладывается в голове, что мы, индейцы, можем потерять не только политического лидера, но и художника, подлинного народного художника...
— Джон, ты сказал — художника?
— А ты не знаешь? Пелтиер прекрасно рисует. Если у нас в комитете остались репродукции его работ, я тебе вышлю.
Джон сдержал слово.
Футляр бандероли был сделан из твердого непромокаемого картона и оклеен на стыках липкой лентой. Вскрываю посылку с предельной осторожностью, надрезая бритвой клейкую ленту, разворачиваю свернутые в трубочку листы. Портреты, пейзажи, орнаменты — целая гамма образов и красок.
Столько лет писал о человеке, а до сих пор, оказывается, не знал, что он рисует.
Еще в прошлом веке, нападая на индейские стоянки, войска федерального правительства США вместе с жилищами уничтожали и произведения индейского искусства. Уничтожая культуру, колонизаторы пытались вытравить у коренных американцев национальное самосознание.
Но национальный дух жил, поднявшись из пепла.
...Портрет индейского певца Канги Дута. Умный, проникновенный и слегка лукавый взгляд мудреца и воспитателя. Какой индейский праздник или ритуал обходился без него, философа, знатока людей и жизни! Возможно, когда-то песни и сказания в исполнении певца и зажгли в душе молодого Леонарда первые искорки протеста.
Индейский воин на вздыбившемся коне. Более ста лет назад предки Леонарда на таких вот скакунах шли в бой с правительственными войсками, защищая земли индейцев.
Вашингтон проявил себя как агрессор цивилизованный: соплеменникам Пелтиера индейцам сиу и оглала предложили поначалу продать свои земли, на которых было найдено золото.
— Земля, носящая на себе людей, не может быть продана,— ответил на это вождь Тасанке Уитке по прозвищу Бешеная лошадь.
Тогда словесные уговоры сменились грохотом пушек. 7 февраля 1876 года военное министерство США отдало распоряжение генералу Шеридану начать боевые действия против «враждебно настроенных сиу».
Индейские воины на лихих скакунах гибли под пулями и картечью сотнями. Но снова шли и шли в бой, пытаясь отстоять свои земли. Он, этот бронзовокожий всадник с обнаженным торсом, устремленный вперед в порыве к свободе, остался в памяти народа. И вот воскрес в огненном ореоле на полотне индейского художника...
Картин было много.