«Когда константинопольский патриарх Анфим, заподозренный в ереси, — пишет Диль, — был отлучен от церкви и приговорен Юстинианом к ссылке, он нашел убежище в самом дворце, в покоях Феодоры. Сначала все были несколько удивлены внезапным исчезновением патриарха; затем о нем забыли, сочтя его умершим. Велико же было всеобщее изумление, когда позднее, после смерти императрицы, нашли патриарха в отдаленной части гинекея: двенадцать лет провел он в этом скромном уединении, в то время как Юстиниан не имел об этом ни малейшего понятия». Нередко муж не знал и не догадывался о том, что делается на половине жены. В Константинополе ходили упорные слухи, что в покоях императрицы имеются тайные и страшные казематы, куда без суда и следствия бросают ее врагов. Говорили, что эти подвалы — «сущий Тартар», «где нельзя отличить день от ночи». Присущее императрице Феодоре умение прятать концы в воду внушало подданным особенный ужас: как бы не сказать чего лишнего. В то же время в обладании информацией она справедливо видела залог эффективной власти: «Множество соглядатаев сообщали ей о том, что говорилось и делалось на агоре и по домам». И если вдруг в этих сообщениях были новости о проступках тех людей, которые как-либо досадили Феодоре, она «раздувала дело как великое злодеяние». Назначала суд, выслушивала жалобы, а судьи, собранные ею, были готовы «сражаться друг с другом из-за того, кто более других окажется способен угодить василисе бесчеловечностью приговора». Имущество пострадавшего императрица немедленно отписывала в казну, а «его самого, подвергнув мукам, даже если он был древнего рода, она, не колеблясь, наказывала изгнанием или смертью. Но если кто-либо из тех, к кому она благоволила, оказывался уличенным в беззаконных убийствах или каком-либо ином тяжком преступлении, она, понося обвинителей и насмехаясь над их рвением, вынуждала их против воли хранить молчание о происшедшем».
Если судить по изложенному, то императрица предстает в истории страшным тираном, но отчего-то народ, который был весьма далек от дворцовых перипетий, почитал ее. Ведь эпизоды, перечисленные Прокопием Кесарийским, связаны в основном именно с ситуациями подле трона. А это, как известно, все из той же истории — область заповедная, потому что в каждой дворцовой интриге есть несколько участников, и у каждого свои интересы. Да и безоглядно верить одному источнику, который сам откровенно признается в своей настроенности, вряд ли справедливо. Например, эпизод с изгнанием Иоанна Каппадокийского вызывает вопросы непосредственно к самому Иоанну. Если он являлся для многих настолько проницательным и мудрым, то для чего пытался сеять раздор между теми, кого связывали такие сильные чувства? (Даже летописец замечает, что тот не щадил великой любви императора.) А такого рода затеи во все времена заканчивались провалом их инициатора. Ведь в действительности от эпохи правления Юстиниана и Феодоры остались куда более серьезные факты, нежели рассказы о том, кого и на ком она женила. Империя порфироносной четы достигла небывалого расцвета, кодекс законов, принятый императором, до сих пор считается классическим образцом права. А победные войны, которые велись во время его правления? Ведь Юстиниан не был солдатом, в отличие от дяди Юстина, но слыл блестящим стратегом, умеющим выбирать полководцев. Да, возможно, он пленился Феодорой и создал себе иллюзию. Тогда что же это была за иллюзия, если она не рассыпалась и не развеялась ни до ее кончины, ни после? А может быть, ответ на этот вопрос совсем прост: во все времена рождались искусницы, удел которых был веселить охотников до страсти. Один взгляд такой красавицы испепелял любовника дотла — богиня ярче солнца и слаще нектара поселялась в его воображении. А когда к красоте Природа добавляла еще и ум, то от любви не было спасения…
Вот в эти коварные сети, равно чудесные как для торговца, так и для императора, попался и Юстиниан, но, похоже, они для него были больше, чем чудо.
Маргарита Крылова , Михаил Тушинский
В издательстве «СЛОВО» выходит уникальный документальный арт-детектив, рассказывающий о том, как скромному голландскому художнику, возомнившему себя вторым Вермером, удалось провести самого Геринга, как было организовано одно из крупнейших музейных ограблений ХХ века и как распродавались ценнейшие полотна из российских собраний. Автор книги — Григорий Козлов, известный историк искусства, член редколлегии Art News в Нью-Йорке, ведущий цикла программ «Тайная история искусства» на Первом канале. Предлагаем читателю отрывок из книги «Покушение на искусство», посвященный истории уникального произведения средневекового искусства — Гентского алтаря.
В небольшом бельгийском городе Генте, в великолепном готическом соборе Святого Бавона, хранится самое великое произведение западноевропейской живописи — знаменитый Гентский алтарь, написанный Яном и Хубертом Ван Эйками в XV веке. Он опровергает мысль Оруэлла о том, что люди хорошо себе представляли Ад, но не знали, как показать Рай. Как и всякое чудо, алтарь окружен тайной. Энциклопедии честно признаются, что смысл его иконографической программы остается до конца неясным. Книги искусствоведов, которые ее пытаются толковать, походят то на предсказания Нострадамуса, то на детективы Конан Дойла. Почему Бог-Отец напоминает не католического, а православного Бога и обут в черные кожаные ботинки, которые больше бы подошли Сатане? Почему Ева держит в руках экзотический лимон, а не привычное яблоко? Почему в сцене Страшного Суда изображен только Рай и нет Ада? Возникла даже теория, что Гентский алтарь — зашифрованное послание тамплиеров о том, где спрятан Святой Грааль, ведь именно эта священная чаша написана в самом центре. Много веков за алтарем и охотились, как за чашей Грааля, но почти мистическим образом каждый раз он возвращался в свой родной собор.
В 1815 году, сразу после Ватерлоо, три центральные панели алтаря вернулись в Святой Бавон из музея Наполеона в Лувре, где они находились почти два десятка лет после захвата французской армией. Король Франции Людовик ХVIII поспешил вернуть их законному владельцу. Дело в том, что именно Гент приютил несчастного монарха, когда Наполеон на 100 дней вновь занял трон и выгнал его из Парижа. Благодарный Людовик решил начать реституцию награбленных Революцией и Наполеоном художественных сокровищ с Гентского алтаря.
Жертва глупости викария
Однако Гентский алтарь «погостил» дома чуть больше года: его части не успели даже смонтировать вместе. 18 декабря 1816 года викарий собора, воспользовавшись отсутствием епископа, продал 6 из 12 створок знаменитого складня. При этом он не удосужился даже узнать имя покупателя. Прагматичный викарий утверждал, что сделал это, чтобы превратить «ненужный хлам» в деньги, необходимые для ремонта пришедшего в ветхость собора.
На несколько лет две створки с ангелами и четыре створки с праведниками исчезли из виду. Только в 1821 году стали известны их приключения на антикварном рынке. Викарий надеялся выручить оптом за 6 панелей, да еще с изображением на каждой из сторон, всего 600 франков — по сотне за штуку. Однако пронырливый брюссельский старьевщик Ньювенхойс заплатил в десять раз больше, но при условии, что вывезет «гнилые доски» немедленно. Обрадованный Ле Сюре лопнул бы от злости, если бы узнал, что брюсселец тут же перепродал «старье» за 100 000 франков. Правда, своего покупателя Ньювенхойс считал таким же сумасшедшим, каким викарий считал его самого. Торговец лесом Эдвард Солли сумасшедшим не был. Британец, он во время Наполеоновских войн сумел обосноваться в Европе. Под носом у французов Солли контрабандой переправлял в Англию лес, необходимый для флота. Нажил миллионы и неожиданно для всех вложил их в картины. Этот лесоторговец-контрабандист одним из первых понял значение живописи Северного Возрождения и заработал на ней больше, чем на военных поставках.
Сначала он предложил купить 6 створок Гентского алтаря своим соотечественникам, англичанам. Но те не оценили счастливого случая. И в 1821 году уже за 400 000 франков Солли продал всех «Ангелов» и «Праведников» будущему кайзеру Германии, а тогда юному немецкому принцу Вильгельму Гогенцоллерну. Они украсили Берлинский музей, в котором прусские короли, позже ставшие германскими императорами, жаждали создать коллекцию, не уступавшую Лувру.
Как только кого-либо из европейских правителей обуревали имперские амбиции, главным бриллиантом в его короне становился или должен был стать «Алтарь Агнца».
Под защитой героического каноника
В начале Первой мировой войны у немцев появился шанс завладеть знаменитым складнем целиком. Осенью 1914 года их войска продвигались так стремительно, что остававшуюся в Генте половину алтаря не успели эвакуировать из города. Каноник Ван де Гейн с помощью верных прихожан на тележке старьевщика вывез ящики с 6 панелями, завалив их тряпьем. Даже епископ и бургомистр, которые на секретном совещании с каноником приняли решение укрыть творение Ван Эйков в Генте, не знали, где оно хранится, и честно клялись в этом на Библии. «Гентское чудо» было спрятано буквально под носом у немцев, в одном из соседних со Святым Бавоном домов, в двух шагах от комендатуры оккупантов.
