он падает на подушку рядом со мной, у него начинает трезвонить телефон.
Я уже почти привыкла, что всегда, везде, где бы мы ни были, и чем бы ни занимались, ему могут позвонить, и он ответит. Он вскакивает, а я продолжаю лежать, стеклянным взглядом уставившись в потолок. Сердце гремит, как ненормальное.
Мне хочется чего-нибудь, что поможет поднять настроение. Какой-нибудь поддержки. Поэтому сама звоню Алине:
— Как там ваш шопинг?
— Прекрасно, Вознесенская, — фыркает она, — вещей не купили, потому что выяснилось, что ни у кого нет денег. Зато обожрались мороженым.
Я слышу в трубке их дружный смех и завидую. Мне тоже хочется смеяться:
— Эй! Без меня и мороженое? Это нечестно, — улыбаюсь сквозь горечь.
— Сама виновата. Променяла нас на скрипуна своего ненаглядного. Так что не видать тебе мороженого.
— Ничего. Я вечером оторвусь, — мстительно обещаю подруге.
— Надеюсь, — она снова хохочет. — Ладно, Лерчик, нам пора. Маршрутка едет.
Она скидывает звонок. Я со вздохом откладываю телефон и снова падаю на подушки. У меня есть немного времени. Минут пятнадцать. Потом подъем и на выход.
Все строго по расписанию.
— Куда ты опять собралась? — Демид появляется на пороге комнаты. Он уже в костюме и сам завязывает себе галстук.
Я бы помогла, да не умею. Мысленно делаю пометку: научиться вязать самые красивые узлы. Чтобы как в кино, когда роскошная женщина провожает на работу шикарного мужчину. Завязывает галстук, проводит руками по плечам…
— Мы с девочками хотим сегодня в клуб сгонять, — зарываюсь пальцами в свои рыжие кудри. Хватит киснуть. Больше шухера, больше движения! Я девочка огонь.
Бодро вскакиваю на ноги и начинаю собираться. Демид тем временем смотрит на меня не отрываясь, а потом отстраненно произносит:
— Я против.
* * *
Его тон царапает, но я еще не отошла от оргазма и не хочу ссориться:
— У-у-у, большой серьезный папочка решил включить ворчуна, — подмазываюсь к нему, но бесполезно.
Взгляд все такой же прямой, пробивающий насквозь. Я ненавижу, когда он так смотрит. Каждый раз хочется спрятаться и отступить, будто в чем-то виновата:
— Что?
— Лер, какой клуб. Тебе мало было в прошлый раз?
Он будет припоминать мне наше знакомство до конца моих дней.
— Ты опять об этом? Просто какой-то урод мне попался…
— Это не тебе урод попался, а ты уроду, — жестко обрубает он.
— Такого больше не повторится…
— Да ты что? Ветер в твоей буйной голове присмирел? Остепенился? Нет! Все такой же. Нарвалась на одного, нарвешься и на другого, потому что сама провоцируешь.
— Никого я не провоцирую.
— Все, Лер. Не обсуждается.
— В смысле? — удивленно смотрю на него. — В смысле ты не идешь, — бомбит он.
У меня внутри все закипает. Разгон до сотни за полсекунды.
— Что значит не иду? Еще как иду!
— Нет.
— Демид!
— Нет!
— Ты не имеешь права мне запрещать!
Шагает ко мне, нависая мрачной тенью.
— И не смотри на меня так! Я пойду. Я хочу танцевать и веселиться с девочками.
— А я потом опять буду тебя вытаскивать из задницы?
— Не надо ниоткуда меня вытаскивать. Хорошо все будет.
— Будет. Потому что этот вечер ты проведешь дома.
— Демид! — у меня слов не хватает.
— Лера, все. Если ты со мной, то будь добра адекватно реагируй на мои требования.
— По-твоему адекватно сажать меня на цепь? Привязывать, как козу к батарее?
— Пока ты со мной, ты не будешь шляться где ни попадя. Не чем заняться вечером — почитай. Посмотри сериал.
— Ты мне еще повязать предложи.
— Если тебе так хочется, то можешь вязать, — он непробиваемый. Отсекает любые мои эмоции, давил ледяной энергетикой, — можешь, записать на курсы по саморазвитию или заняться живописью.
— Какая живопись, — цежу сквозь зубы, — я нормально отдыхать хочу!
— Сильно устаешь? — вскидывает брови.
— Достаточно. И вообще, у меня каникулы!
— Делами займись, матери помоги.
Охренеть. Просто охренеть. Самое жуткое, что он ни черта не шутит. Он реально хочет, чтоб я торчала дома.
— Демид, я пойду. Нравится тебе это или нет.
Еще один шаг и я оказываюсь зажата у стены.
— Лера, — берет меня за подбородок. Сжимает жесткими пальцами так, что не отвернуться, — давай ты не будешь меня бесить. У меня сегодня вечером важная встреча, и я не хочу дергаться из-за того куда тебя опять понесло, и в какую жопу ты снова пытаешься влезть. Если так хочешь куда-то выйти — хорошо. Я предлагаю в субботу. У меня будет свободный день, и я весь в твоем распоряжении.
— Но…
— Тебя что-то не устраивает? — склоняется ниже. Чувствую его дыхание на своих губах, — если ты со мной, будь добра живи по моим правилам. Если нет, то наше общение очень быстро завершится. Я не мальчик, перед которым можно дуть губы и капризно топать ножкой. Есть требования и правила. И ты их или соблюдаешь, или… нет. Выбор за тобой.
Мне хочется его послать. Вот честно. От души. Потому что это охреневший в край альфа-самец, не понимающий, что у других может быть свое мнение, не совпадающее с его. Даже не просто не понимающий, а отсекающий эту мысль, как особо бесполезную.
Он не думает о том, что у меня может быть своя жизнь, за пределами тех скудных часов, что мы проводим вместе. Он этого не понимает. И не принимает.
Да, я хочу его послать.
И нет, я этого не делаю.
Потому что пугаюсь. До дрожи, до горьких спазмов в горле. Я пугаюсь того, что он действительно поставит точку. Пугаюсь, потому что осознаю, что встряла. По самую макушку. Это не Барханов, это зыбучие пески какие-то. Они затягивают все сильнее, и боюсь в конце просто задушат. А я даже не могу противиться. Потому что влюбилась.
Как дурочка. До розовых щенят
